К нам резко повернулся человек, полы шинель встрепенулись. Под ней была форма, затянутая ремнями, на поясе висел какой-то монструозный пистолет. "Под винтовочный патрон, он что ли?" - подумал я. Подняв глаза я увидел бледное, правильное лицо, которое портили только глаза. Зрачки во всю радужку, хотя здесь светло.

∙ Степан, Степан Викентьич, а вы?

∙ Просто Вик.

∙ Ну тогда просто Степан, будем знакомы. Значит, это вас нам прислали?

∙ Да.

∙ И как, есть опыт? Что-то вы молоды. Убивать, людей убивать приходилось?

∙ Слишком часто и много. Год войны, до этого пятнадцать мелких операций. Опыт, на мой взгляд, даже излишний.

∙ Нет, молодой человек! Лишнего опыта не бывает! - он посмотрел на меня, ожидая, что я начну с ним спорит.

∙ Не буду спорить.

∙ Что ж вы так! А я бы поспорил! Вот соскучился по спорам. В последнее время приходится командовать, решать проблемы, нет времени поговорить, поспорить, подискутировать, как раньше. Вот, не думал, что буду жалеть о тех временах, ан нет, были свои плюсы. Ладно, Леня, иди, охраняйте стенку, она еще нам может пригодится. Если что нужно будет, я вызову.

Леня козырнул, развернулся по-уставному и удалился.

∙ Ну что, поговорим серьезно! - сказал этот человек внимательно и цепко осматривая мое лицо. При этом его зрачки вдруг стали уменьшаться и превратились в нормальные! Глаза его оказались коричневые. Нет, это не наркотики, как я подумал. Это что-то другое.

∙ Я готов. - ответил я. А что мне оставалось ему говорить?

∙ Вы знаете, что ваша миссия очень опасна?

∙ Да. - мой собеседник поморщился. - Вы гражданский?

∙ Нет, более 10 лет как кадровый военный. Служу с семи лет.

∙ Мать! Да что у вас за система там! Детей - на войну, что ли? Это получается, империя, с которой мы боролись - просто песочница?

∙ Простите, я не вполне вас понимаю. Моя семья - военные, несколько десятков поколений. С трех лет начинают обучение в семье, с семи - в корпусе. Боевые операции только с десяти лет. В последней стажировке не повезло, попал на серьезную войну.

∙ И что у вас серьезная война?

∙ Планету атаковала Темная империя. Орбитальная бомбардировка, высадка десанта. Год партизанской войны. От населения планеты выжило около 10%, из армии - трудно сказать. Менее одной десятой процента.

Мой собеседник замолчал. Надолго. Я хорошо ощущал его чувства, он был в смятении. С одной стороны, он очень многое пережил за свою жизнь, много тяжелого, страдал, принимал тяжелые решения, особенно в последнее время. Но делал все это ради будущего. Ради людей. И презирал те блага, которые стали ему перепадать после их победы. Победы над чем-то очень мрачным и темным, но в то же время, в душе у него жили и светлые воспоминания о том, что они победили. Удивительная каша у него, даже не в голове, а в душе. Он каждую минуту и уверен в своей правоте и сомневается в этом. И только на острие действия, на острие атаки, ему удается эту раздвоенность преодолеть. Или, "балтийский чаек". Так долго жить нельзя. Недолго ему так. Какая-то у них тут полная неразбериха. И в головах и в душах.

∙ Вот, значит, кого ко мне послали. Решили, что здесь у нас только волчонок-Маугли сможет выжить. То есть, ты совсем конченный боец? Автомат? Чувства все сжег в окопах, под бомбежками и пулеметами?

∙ Я не очень понимаю, что вы имеете в виду. - нет, ну рисовался я немного, а то меня сильно достает, что все меня считают молокососом! - я нормальный, вполне готов к выполнению вашего поручения. Серьезно, вам не стоит волноваться, я сделаю все что смогу.

∙ Пройдешь через пять границ и шесть государств, убивая направо и налево?

∙ Нет, э... Степан. Я планирую пройти этот маршрут, желательно не убивая никого. Оглушая, усыпляя, ограничивая подвижность. Я не маньяк, я не люблю убивать и делаю это когда необходимо. Знаете, Степан, мне пришлось стоять в ручье крови по щиколотку. Это сильно меняет. И очень не нравится мне.

∙ Да, наверное. В общем, так ты, наверное, хочешь перекусить? Извини, а ты вообще ешь? В смысле принимаешь пищу? - вот блин, я этого не хотел! Слегка хотел сбить с него спесь!

∙ Да, конечно, с удовольствием!

∙ Ладно, я сейчас отведу тебя в столовую, поешь, приготовят автомобиль и поедем на вокзал. Отправление поезда уже скоро!

Мы прошли в столовую, видимо, для офицеров: столики, официантки, уют какой-никакой. Заказал себе первое попавшееся и начал оглядываться. Большинство в форме, форме разной, даже, кажется, разных армий. Некоторые в кожаных куртках. Я в своей гражданской одежде смотрелся здесь немного странно. Но это не мои проблемы.

Мне подали что-то мясное, с кашей. Все было вполне съедобно, и я с радостью это уплетал, понимая, что в поезде мне лучше питаться сухпаем. Вдруг перед моим столиком образовался некий человек, во френче, галифе и кавалерийских сапогах, с саблей чубом и глазами на выкате. Вот, всегда, во все времена, кавалеристы - это проблемы. Я не знаю, их специально такими рожают, без башни? Или кавалеристов в день призыва конь копытом бьет в голову, чтобы мозги совсем отбить!

Я поднял на подошедшего глаза и улыбнулся. Тот, слегка помялся - неожиданность и спросил вполне вежливо:

∙ Это, браток, тебя от Наркоминдел к фашистам посылают? - завис немного, переводя его слова на понятный язык, после чего, сказал:

∙ Давай, садись, может угостить чем?

∙ Да не, я уже нажрался, а пить - не время, на пост заступать, так ты из ихних, скажи?

∙ Ну да, если я правильно тебя понял.

∙ Ты браток, там всего остерегайся. Знакомец мой, сам из бывших, но лихой, пытался маршрутом пройти. Не смог, завалили его. Держись там, нам этот договор с фашистами очень нужен, постарайся, сделай его. Мои все за тебя молиться будут, хоть и говорят сейчас, что это не дело, Отцу небесному молиться, вроде как научное мировоззрение отвергает это. Но мы ж, темные, нам что анархизм, что социал-максимализм - одна байда. Так говорю, народ? - оказалось, наш разговор слушает весь зал. Все грянули одобрительно!

∙ Ну раз так, говорю вам - сделаю все, доставлю пакет фашистам, все будет ладно. Мое слово твердое!

∙ Э, браток, такие слова не все могут базарить, это древний клич!

∙ В моей семье этот клич - издавна. Право есть, и не подводил никогда!

∙ Братцы! - вперед вышел один из бойцов в кожанке, - Вы меня знаете! Мой глаз не обманывает, этот справится, отнесет нашу маляву фашистам! А если договоримся с ними, можно будет и всю Европу ломать!

Тут к нам зашел Степан Викентьевич и прекратил внеплановый митинг.

∙ Товарищи! Я сейчас везу нашего товарища Вика на вокзал. Он точно прорвется. Он не только политически подкован, он боец которого поискать! Он учился в тайных скитах, он побывал на Востоке. Его благословил Патриарх, да, материалистическая диалектика не признает религии, но мы-то знаем, что так лучше будет. В общем, знайте - теперь мы точно добьемся своего!

Мы быстро вышли на улицу, где мой провожатый спросил, - И что мы тут делаем?

∙ Я - ничего. Ко мне подошел кавалерист, с усами, и начал! Я даже не знаю, о чем разговор был!

∙ Ладно, не нужно было тебя оставлять одного. Едем на вокзал.

Мы загрузились в автомобиль, и отправились на вокзал.

Сначала мы выехали из ворот крепости, где стоял серьезный пост, пулемет в гнезде из мешков с песком. Проехав обширную площадь, двинулись по довольно тесным улочкам, мощенным булыжником. Машину изрядно трясло.

Город, по которому мы ехали вызывал странные чувства. На бульварах виднелись пеньки от срубленных деревьев. Многие дома выглядели заброшенными или неухоженными. Улицы не убирали.

∙ Степан Викентьевич, а что случилось с городом? Есть ощущение, что он знал лучшие времена.

∙ Знал. Но случилась сначала война. Потом революция. Даже две. Потом снова война против тех, которым наш приход к власти не понравился. Интервенция. Много неприятных вещей. И, к сожалению, быстро привести в порядок город от их последствия мы не можем. Плюс грызня в Совете. Эсеры разделились на дюжину разных течений. Большевиков, самую организованную силу в совете сожрали. Теперь воюем друг с другом. И чем это кончится - не знаю. Пока воевали с врагами - могли договориться. Теперь никто даже не хочет сюда лезть, знают, что объединимся, и надаем на орехи. Теперь сами не знаем, что здесь строить. Вот такие мы странные люди.