— Легче? — участливо спросила она, когда истерика закончилась. Девушка дёрнула головой в знак согласия. — А теперь подумай сама. Ты готова сражаться за него? — Истовый кивок. — Умереть ради своих чувств? — То же самое. — А жить ты ради него готова?

Ответом ей был чуть растерянный взгляд откуда-то из-под её же локтя. Жрица усмехнулась.

— Погибнуть ради своей любви может любой кретин. Или любая дура. Жить, делать что-то негероическое, готовить еду, стоять с ним спина к спине, терпеть его армейский язык, ждать его каждый день с боевого выхода… к этому — готова?

Вновь пауза. Опытная руководительница аналитиков Агентства знала, каким ушатом воды оказываются подобные её слова для юных оперативниц, особенно если подкрепить свою речь слабеньким воздействием, называемым в быту «жена Прометея». Но в этот раз синие глаза её собеседницы внезапно стали подобны бескрайнему океану.

«Такие же спокойные и такие же уверенные в своей мощи. Это действительно…»

— Да, — оборвал мысли наставницы голос её ученицы. — Да, готова. Если только… я же не знаю, что мне делать, Жрица. Я… как… он же не заговорит со мной…

— Заговорит, — тон главы отдела не предполагал иного исхода. Для принятия подобных условий игры ей было необходимо куда меньше минуты. — И я научу тебя, как это лучше всего сделать именно в наших условиях. Итак. Во-первых, стоит выбрать момент, когда ему будет грозить хоть минимальная опасность — так он будет лучше тебя слушать. Мужчины вообще на многое из личного обращают внимание, только когда впереди настоящий бой…

Жрица проводила взглядом свою подопечную и всерьёз задумалась, не связаться ли ей с Воином, куда лучше разбиравшимся в подобных проблемах. Однако телефонный номер, высветившийся на её мобильном, заставил женщину на время забыть о личных планах ученицы.

— Слушаю, Александр Евгениевич?

— Полагаю, пришло время первого хода в гамбите.

Глава Первого отдела отключила связь, провела руками по волосам и направилась к лифту. Ей предстоял не самый простой разговор.

Как уже упоминалось, для большинства сотрудников, от младших оперов до глав отделов, здание Агентства было не просто местом работы. Рано или поздно оно становилось для них настоящим домом. Личные кабинеты, комнаты и казарменные койки постепенно обживались, приобретали уникальный стиль, отражающий черты характера их обитателей. Ряды «Альтаира» пополняли те, кому нечего было терять в жизни, таково было одно из основных правил этой организации. Лишённые семьи, настоящего и будущего, но обладающие тем или иным даром, сотрудники находили своё место в обойме Агентства и либо погибали со временем, либо окончательно становились его частью.

«Часть команды. Пошловато звучит это западное призвание в наших стенах».

Шолто провёл ладонью по столешнице. Свой кабинет он получил относительно недавно — полгода назад, и помещение ещё не успело стать воплощением его личности. Впрочем, темноволосый старший оперативник и не стремился к этому.

«Рановато».

«Общага» — комнаты для сотрудников Третьего отдела, в котором начинал Георгий, оказались довольно шумным и беспокойным местом. Так Шолто считал, пока не оказался в казармах «Двойки». Для него, считавшего себя аристократом во многих отношениях, человека, следящего за своей неординарной внешностью, жить в общем помещении было попросту невыносимо.

«Тройка» была сборищем индивидуальностей, им надлежало быть готовыми к полностью «сольной» операции, быть всеми и никем разом, а потому и условия жизни у них были более… интимные. Шолто выделялся на фоне младших оперативников, как герцог в толпе крестьян. Это его и сгубило. Природные возможности «боевика» — скорость и меткость, — помноженные на властный характер, плюс нежелание сливаться с толпой определили его судьбу. Несколько ссор с соседями по Общаге и пара проваленных задач на обучении (откровенно говоря, он попросту не собирался их выполнять) привлекли к нему внимание. Личная беседа с главой отдела, в которой Шолто не скрывая сказал, что готов на что угодно, лишь бы не оставаться «проклятой серой массой», поставила на его карьере в «Тройке» жирную точку.

— У вас слишком яркая внешность, Георгий, — произнёс тогда Палач. — И вы не стремитесь к тому, чтобы с ней что-то делать. Нет, у нас есть подобные специалисты, способные выполнять задачи, оставаясь, так сказать, «на ярком свету». Но перед этим они полностью прошли обучение и, чего уж греха таить, — отработали в наших рядах несколько лет, а то и десятилетий. Ваши же… склонности и амбиции скорее подходят для службы под началом моего коллеги. И если вы желаете остаться в наших рядах…

Шолто желал. Ещё как желал, поскольку слишком рано понял: к силе, подобной Агентству, стоит держаться как можно ближе. Вот только «коллегой» Палача был Воин.

«Воин…»

Нет, Шолто не роптал. Памятуя, к чему привела его брезгливость в прошлый раз, он стиснул зубы и стоически терпел всё, чем встретила его «Двойка». Коллективные задания, тупицы-напарники, общие комнаты Казарм, регулярные пьянки… Шолто был выше этого. Он будто парил над тем бардаком, который называли отделом силового вмешательства, и при этом прикладывал все возможные и невозможные силы, чтобы его выделили. И на этот раз в положительную сторону. Незаурядные лидерские качества, которые Шолто давно взращивал в себе, наконец-то послужили ему. Он быстро стал сначала командиром тренировочной, а затем и настоящей группы оперативников.

Отчёты о старых операциях, в которые Шолто на какое-то время погрузился по самые уши, свидетельствовали об одном: во главе Агентства сидят умные и хитрые мерзавцы, готовые жертвовать пешками во имя достижения необходимой цели. Георгий всем сердцем понимал их, подобная позиция была ему более чем близка. А потому научился грамотно рисковать, направляя своих подчинённых в опасные места и ситуации и выжимая из сложившихся обстоятельств абсолютный максимум. Только благодаря этому полгода назад он получил-таки заслуженное место старшего оперативника и личный кабинет. Тот самый, в котором сейчас он сидел и прорабатывал линию Чтеца, отданную ему для расследования. Впрочем, в тот момент мысли Шолто были далеки от рыжего нелюдя. Он думал о своём кураторе.

Шолто привычно поморщился при мысли о демоне, стоявшем во главе Второго отдела. Воин был шумным, непоследовательным, склочным и нахальным типом. Выдающиеся боевые способности и внутренняя сила лишь отчасти компенсировали его недостатки. Да, он многому обучил молодого оперативника, но всё же Георгию чаще хотелось придушить своего непосредственного начальника, чем признаться в благодарности. Тем не менее в последнее время его всё чаще посещала идея возможного союза с непоседливым демоном.

«Воин… Я начинаю понимать его. Сейчас, спустя полгода на позиции старшего опера. Выше своей должности ему уже не подняться: глава Агентства из него никакой. Он достиг максимума. Что нужно мужчинам, у которых есть деньги и власть? Больше денег и больше власти. Средств у Альтаира столько, что Рокфеллеры удавятся от зависти. Остаются власть и возможности. Воин — инкуб, ему почти три сотни лет, и я ни за что не поверю, что душа демона… кстати, а есть ли она у него? Ладно, положим, натура демона — спит спокойно, зная, что он может достигнуть большего. Нет, рано или поздно мы найдём общий язык. Воин — не лидер, он сильный и опытный боец, умеющий расположить к себе тех, кто не любит думать глубже. А ещё он по-мужицки хитёр, хваток и умел. Отсюда вывод: рано или поздно он надеется вырастить нового главу Агентства. Из своих рядов. И я, чёрт возьми, дам ему такую возможность. Я осторожен, умён и способен. Но пока что… пока что в Агентстве происходит нечто серьёзное, и мне придётся сидеть тихо до окончания этих кризисов и ждать, пока не представится случай вырваться вперёд по-настоящему. Вот тогда мы и поговорим с Воином. А пока надо заняться-таки этой историей с Чтецом».

Георгий взял стопку отчётов и углубился в чтение. По мере того как стопка истончалась, на лице старшего оперативника читалось всё большее раздражение.

«Который день поисков, а на Чтеца нет ни малейшей зацепки. Хизов оказался пустышкой, он ничего не помнит, а теперь его ещё и не допросить по-человечески: проект засекречен. Чёртов мент Радченко вообще не встречался с рыжим. Добры молодцы в больнице были настолько пьяны, что путаются в показаниях о времени суток и дне недели. Мне нужно нечто по-настоящему серьёзное. Информация из первоисточника».