— Племяш это мой, Афоня, из самой Москвы. Посмотри какой тощий, прислали подкормиться, да поздороветь, у них там ни молока настоящего, ни мяса. — бабка Нюра выжидательно посмотрела на соседку.

— Да, да, — засуетилась та, мы как раз кабанчика собираемся забивать, так я угощу, а пока может быть курочку прирезать?

— Прирежь, милая, прирежь. Сынок–то здоров ли? Поправился?

У языкатой Жени пересохло во рту и по спине как будто провели ледяной ладонью.

— Здоров, баб Нюр, спасибо. Я побегу, курочку прирежу.

— Беги, хорошую, молоденькую выбери.

— Бегу, бегу. — Женя попятилась и стараясь не встречаться с бабкой взглядом, поспешила домой. Когда ворожея на что–то намекала, это надо было сделать немедленно, потому что ее намеки на самом деле были приказами.

— Афонюшка, ты не устал?

— Нет, баб Нюр, все хорошо.

— А ты никуда не торопишься?

— Куда мне торопиться, я академ взял. Целый год могу тут дрова колоть. — Юноша посмотрел на старую бабку абсолютно счастливыми и пустыми глазами.

— Ну вот и славно.

Все Аннушкины бумажки она спалила еще вчера. Его документы были надежно спрятаны, а самого Афанасия она напоила особым чаем. Он был очень похож на того юношу, с которым ее когда–то развела судьба. И этот второй шанс она не собиралась упускать. Тем более, что был у нее Эликсир Жизни, а с ним она была все всемогуща. Почти. Не хватало одной мелочи. Любви. Аннушка! Как ласково он ее называл! Также он будет называть и ее, дайте только срок!