— Что я делаю? — я осмотрела инструменты и бросила их все в закипающую воду.

Внезапно слабое мычание Кона заполнило комнату. Это звучало как первые несколько тактов «One» от U2.

Я воспользовалась другой вилкой, чтобы вытащить все из горячей воды и переложила простерилизованные приборы на тарелку.

Конрад невнятно произнес несколько слов, остановился, глубоко вздохнул, вздрогнул и продолжил.

По крайней мере, он был в сознании.

После мытья рук с мылом для посуды, пока они не почувствовались первозданно чистыми, я опустилась на пол перед ним со всеми своими инструментами, полотенцами и антисептиками:

— Сейчас будет очень больно.

Он продолжал петь заунывным, фальшивым голосом, и я не знала, слышал ли он меня. Я намочила кухонное полотенце спиртом и прижала его к ране. Все его тело напряглось, как тетива. Низкое рычание вырвалось из его горла, и его большие руки сжали подлокотники кресла, пока они предупреждающе не скрипнули, но он не разжал кулаки.

— Прости меня, — я убрала пропитанное кровью полотенце и снова осмотрела рану.

Он расслабился, когда я вглядывалась в разорванную плоть его ноги.

Слабый блеск металла привлек мое внимание:

— По-моему, я вижу пулю.

— Мы одно целое… — он запел громче слова из песни, и они зазвучали ещё грубее, чем до этого.

Схватив пинцет дрожащими руками, я взялась за лодыжку Конрада левой рукой и сильнее наклонила ногу к свету. Пуля совершенно точно застряла в мышце его икры. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, когда надавила пинцетом на рану.

Он снова напрягся, но продолжал петь сквозь стиснутые зубы. Пинцет царапнул по металлу, и Кон прервал песню ревом.

— Боже, мне очень жаль, — я держала пинцет неподвижно, пока он снова не успокоился, песня гудела у него на губах. — Думаю, у меня получится, — глупая надежда, что он потеряет сознание, мелькнула в моей голове, но Конрад не был похож на того, кто падает в обморок.

— Держись, — я глубоко вздохнула и надавила пинцетом глубже в рану и на пулю. Опять рычание, но Кон не двигался. Кровь сочилась вокруг пинцета, когда я медленно потянула. Пуля вышла наружу после сильного рывка, который прервал дыхание из его легких резким хрипом. А потом оно вышло. Я уронила на пол кусок кровавого деформированного металла.

— Вытащила, — мой голос дрожал, когда я намочила другое полотенце спиртом. — Я её вытащила.

— Хорошо, — его голос был слаб, песня затихла.

— Еще спирта, а потом я ее закрою. В аптечке есть степплер со скобами.

— Ты прекрасно справляешься, — он снова схватился за кресло, когда я провела по ране, еще больше крови вытекло на полотенце.

— Фак!

— Прости меня. Я знаю, что это больно, — я бросила окровавленную ткань и взяла степплер. — Я прошу прощения.

Конрад затих, но дыхание у него выходило прерывистым:

— Заканчивай с этим, док.

Скобы вошли легко, закрывая рану, так что я смогла смазать её мазью и наложить повязки. Когда я закончила, то села и уставилась на кровь на своих руках. Это была жизнь Конрада — море багровой крови и лишь слабая надежда на выживание.

— Хорошо сделано, — он тяжело вздохнул.

Я встала:

— Тебе нужно отдохнуть и попить. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы восстановить кровь, но сон, скорее всего, поможет. И жидкость, — я взглянул на кровать и снова на него. — Ты сможешь это сделать?

Он слабо улыбнулся, его кожа побледнела:

— Я никогда не откажусь, если ты приглашаешь в постель.

Повозившись, я уложила его на кровать и помогла ему снять залитые кровью штаны, а также кобуру и рубашку. Он взял пистолет и положил его под подушку.

Улегшись на спину, он закрыл глаза и выровнял дыхание. Я забрала подушку с кресла, в котором он сидел, и подсунула её ему под ногу. Довольная, что ему было удобно, насколько это возможно, я поднялась, чтобы умыться.

Кровь струилась по моим рукам под напором тёплой воды из-под крана и стекала в раковину. Страх, который я подавила, начал вновь проявил себя, и мои глаза наполнились слезами, пока я смотрела на свое отражение. Темные круги под глазами не исчезли. Порез вдоль носа заживал, но по-прежнему был красный. Мы оба были избиты и измотаны. Как долго мы сможем продержаться вот так? Я опустилась на колени и поискала среди флаконов, которые я отшвырнула ранее. Я схватила аспирин. Он должен быть под рукой, когда Конрад проснется.

Я вытерла руки и пошла в главную комнату. Кон мирно спал, хотя все еще выглядел обеспокоенным. Дрожь пронзила меня, когда адреналин иссяк, и стало холодно. Мне нужно было развести огонь. Опустившись на колени перед черной печью, я открыла переднюю решетку. Зола ровным слоем покрывала дно. Небольшая стопка щепок для растопки и коробка спичек лежали рядом с дровами. Я разложила щепки и зажгла спичку. Сухое дерево быстро схватилось, и я положила несколько поленьев поверх оранжевых сполохов пламени.

Только убедившись, что огонь достаточно разгорелся, я разделась до футболки и вытащила украденные трусы из нашей сумки. Я свернула их наверх, а потом легла в кровать рядом с Конрадом. Он пошевелился и обхватил меня за плечи рукой, прижимая к своей груди.

Устойчивое сердцебиение успокоило меня, но я прижалась ближе и укрыла нас одеялом, чтобы согреть его холодную и влажную от пота кожу. Он заснул, когда совсем стемнело.

Мои мысли метались, но всё время возвращались к мужчине, спящему рядом со мной. Не считая пары историй из его детства, я знала не так уж много о его прошлом. Он сказал, что убьет ради меня, умрет ради меня — и он бы доказал это — но в нём было гораздо больше. Я хотела знать все: его мысли, его чувства… историю каждого его шрама, которые были тут и там на его коже. Я никогда не чувствовала ничего подобного ни к кому. Я никогда и ни с кем не хотела сближаться. Но с Конрадом потребность соединиться подавляла все остальные инстинкты. Это до чертиков пугало меня.

Я заставила себя подстроиться под его дыхание, чтобы унять свои мысли, пока сон не сморил меня, погружая в беспокойные сновидения.