Изменить стиль страницы

— А я девица с Земли, мне можно опаздывать, у нас кое-где эта вольность даже прописана, как атрибут женского этикета. — То, что я не поздоровалась с Темнейшим, в отличие от благородных спутников, следует так же приписать к моим паршивым знаниям этикета. — А что, есть какие-то претензии?

Люциус отложил бокал и отодвинул в сторону зависший в воздухе кувшин с кровью:

— Я хотел услышать о твоих.

— Мне нужна Олимпия! — я обернулась к молчаливо не одобряющим меня сообщникам. — Мне точно нужна Олимпия!

— Ее здесь нет. — Процедил Люц, еле разжимая челюсти.

— Довел, сволочь?

— Кто сволочь? — не понял дьякол.

— Ты! Я спрашиваю, ты довел ее до белого каления?

Сзади послышалось раздражающее шипение с предупреждением «Галя!», но я сейчас думала не о себе, так что не слышала.

— Галя, не пытайся меня спровоцировать, ты в том мире, над которым я не властен! — припомнил рогатый прошлые мои уловки.

— Вот! И кто ты после этого? Не сволочь, нет? — я отошла от нашей делегации, став ближе к черному камню.

— Нет. — Ответил гад рогатый.

— Да! Я тут с тремя ее сторонниками зависла, — и загнула один пальчик, — а еще с покалеченным Нардо! — загнула второй.

— Что с Нардо?

— В коме! — прорычала я, сделав шаг вперед.

— Под колпаком у Глицинии лежит. — Пояснил Себастьян для нашего тупого… Светлейшего Темнейшего.

— Каким образом? — кулаки Люца судорожно сжались.

— В логове трехзубой терехи, если магией не поделишься, не спасешься. — Сообщил зелен. Судя по изменившемуся лицу дьякола, информация была аховой. Чем я неприменила воспользоваться:

— И вместо того, чтобы дать нам тихо-мирно скрыться, ты провалил операцию!

— Вместо того, чтобы отправить тебя одну, я с тобой направил трех помощников, хорошо знающих этот мир. — Произнес он сквозь зубы.

— Ты мог бы нас не отправлять! Олимпия сказала, что Ган вернул бы …

— Не вернул бы.

— Что-о-о… — мой вопль потонул в зеленой лапе Вестериона.

«Проклинать нельзя, гадости говорить нельзя, сдерживай порывы» — снизошел до пояснений Соорский, крепко прижавший меня к себе. Более он в мою голову не лез и в ругань не ввязывался, поостерегся слышать. Мне на мысленный мат-перемат дали от силы секунд двадцать, волей неволей пришлось взять себя в руки.

— Спасибо. — Произнес Люц усталым голосом и разрешил меня отпустить. Вестерион мягко погладил мои плечи и отступил. Блин! Будто бы нельзя было по-другому попросить не выражаться!

— Повтори еще раз, что ты хотел этим сказать.

— Нардо он не вернул бы. С Ган Гаяши мы знакомы давно, с его приемами так же. С тех пор, как Себастьян женился, мир Гарвиро более, чем просто закрыт извне. В него не пропускают даже магов и целителей из бывших колоний — Дарвания, Дарридия, Дарлогрия, не говоря уже о народах, что ранее были дружны и в Океании оставили свои семьи. Гарвиро по воле императора временно снял защиту и открылся лишь для Нардо, а также в ожидании тебя.

— Да, с этого ракурса история выглядит иначе.

— Я рад это слышать.

— Значит, мы имеем дело с беспринципным террористом и вымогателем. Шикарненько.

— В смысле? — не понял Люц.

— Зашибись, значит! А раньше предупредить нельзя было?

— Когда? Нардо с каждым мгновением терял свои силы.

— Какие мгновения! Тут неделя прошла, не меньше!

— А у нас менее трех часов. — Жестко пресек он мои возмущения. — Еще вопросы будут?

— Ты нас не заберешь? — тяжело вздохнула я.

— Тебе придется самостоятельно выбираться, я связан договором и действовать не в силах.

— Господи! Если ты не в силах, то что могу я?!

— Вы можете многое. — Темный Повелитель подался вперед и заглянул в мои глаза. — Галя, я не зря тебя выбрал, как только увидел в платье с париком, катающейся на сцене с чужой программой. У тебя на роду написано выкручиваться из передряг. Реве Татих подтвердил, ты не потопляема!

— У нас с выражением «в воде не тонет» хороших определений мало, — буркнула я.

— Выбери хорошее. — Посоветовал Себастьян, стоящий за вторым моим плечом.

— Знаешь, Люциус, чельдовски приятно, когда хвалят… Но неприятно, что для похвалы предварительно поставили в ужасные условия.

— Других вариантов не было. — Темнейший выдохнул, расправляя приподнятые плечи. — А теперь скажи, чем я могу тебе помочь.

— Информацией, других вариантов нет, сам сказал.

— Какая информация?

— Нужен твой договор с Гаяши, список проклятий на Нардо от этого…

— Реве Татиха, — подсказал амур, вышедший вперед

— И… встреча с Олимпией, если получится. Хотя бы вот так вот, — я махнула рукой на камень, — дня через два, может быть через три.

— Хорошо, я сделаю.

— Люц… Если я императорскую чету разведу, что будет?

— Я не смогу вас вытащить оттуда. — С трудом произнес Всемогущий, ощущая вселенское бессилие. И вид у него такой, что жаль стало невероятно. И прижать к груди захотелось, и по кудрям черным погладить, и в глаза красивые поцеловать, лишь бы не был такой расстроенный и несчастный. Я сделала единственное, что могла, находясь от него далеко-далеко:

— Рогатый! Соберись, тряпка, что ты раскис, как соп… — я увернулась от зеленой лапищи Вестериона и феерически завершила начатое. — Как сопляк после первого облома! Мы тут твою задницу мохнатую спасаем, чтоб на супружеском ложе не мерз, а он..!

От зелена увернулась, от Себастьяна не успела. Он просто руку на мое плечо положил, и желание что-либо говорить тут же пропало.

— Спасибо за поддержку. — Полыхнувший огнем, дьякол недобро улыбнулся.

А я постаралась не придавать значения тому, что за его спиной с обугленных полок начала сыпаться зола. Мне это только кажется… Мне кажется, из-за моей «поддержки» он только что спалил всю свою библиотеку. Буду надеяться, книги подлежат восстановлению.

— Всегда, пожалуйста. Ты хотя бы в чувства пришел. — Прошептала я. И демон убрал руку с моего плеча. — Из всего вышесказанного выходит…, что нас должны либо выпихнуть со скандалом, либо отпустить с миром?

— Что-то в этом роде. — Согласился он, посмотрел вправо и вдруг произнес совсем тихо, — я потом сообщу… В случае чего, вызывай.

И камень погас, явив вместо встревоженного дьякола изображение разряженного Люциуса. Теперь я в этой гравировке видела едкую издевку над самим Повелителем. Вот значит, что Ган Гаяши о нем думает. Я обернулась к хмурым сообщникам с улыбкой:

— Вижу, его тут любят.