— Оказалось или. — Не удержалась я от скепсиса, — он не поддастся на простые уловки. Что именно она сделала?

— Ты хорошо его знаешь. — Тихо заметил Макс.

— Достаточно. — Между нами вновь повисло гнетущее молчание.

— Макс?

— Она подделала результаты анализов, сократив его жизнь до трех недель. — Мысленно я воздвигла ей памятник нерукотворный из золота и платины. А МЧ продолжил, — и он позвонил тебе.

Теперь уж ясно кого благодарить за его прощальный жест. Она дура, а он чертов ублюдок! — последнее произнесла вслух.

— Он законнорожденный.

— В другом смысле. И подобные звонки не льстят, как и письма. — Отошла к окну, вглядываясь вдаль, ничего перед собой не различаю. — С ней он детей не завел. Почему?

— У них в первые месяцы не заладилось. И он очень изменился. — Макс говорил как приближенный к семье человек, словно имел прямой доступ к одному из супругов.

— Неужели дошло, что его все любят так же как и он их. Как мило! Жаль раньше ему об этом никто не говорил.

Голова начинала гудеть от мыслей.

Итак, ему плевать на деньги. Нужен ребенок. Умирает? Или просто разыгрывает карты в экстремальных условиях?

Я потерла виски и сморщилась от подступающей мигрени.

Ясно одно. Никаких реальных проверок, такого папашу и врагу не пожелаешь. Чья она, я знаю, остальным быть в курсе ни к чему. Что же делать?

— Болит? — Макс подошел ближе.

— Очень, аспирин есть?

— Есть.

Он вышел и через минуту принес стакан воды, выудил из кармана упаковку таблеток, протянул одну мне. Молчание редкое между нами в прошлом повисло тяжелым пологом. Я не видела его два месяца, столько же не слышала его голоса. А узнав, что он в больнице и ждет меня, переволновалась за время полета, а он… Он, оказался предателем, подсадной уткой, ангелом хранителем, а по сути, таким же утопающим. — Моя усмешка медленно сошла на нет.

Осунувшееся и посеревшее лицо Макса с темными кругами у глаз, которые сейчас стали явственнее, я рассматривала с новым чувством безнадеги.

Как же я мечтала о нем. Как надеялась, что приедет ко мне. Как ждала. Господи, ну почему все складывается именно так? Я не отдам Соню! И почему он не простой адвокатишка-переводчик? Я не хочу терять и его!

Спокойствие, только спокойствие. Если я здесь, здесь есть поле для боя. Иначе быть не может, осталось его нащупать. Сердце кольнуло, и чувство одиночества проявило свои острые зубы. Нужно позвонить домой, вспомнила я. А лучше связаться с Саней, чтобы передал, что у меня «все хорошо».

А у меня «все хорошо»?

Вновь посмотрела на ситуацию со стороны. МЧ как ни крути на моей стороне. Что бы не говорил Ж, Макс на моей стороне и до последнего пытался уберечь. Все же о дочери урод узнал намного позже. И Макс этому факту ее обнаружения не рад. Осталось узнать, чьи интересы он защищал: ее или мои или обеих? Спросить прямо или…?

— Сколько отойдет в ее руки, если у него есть внебрачные дети?

— Около двадцати миллионов сверх того что вложено в недвижимость и будет делиться поровну.

— Хороший брачный контракт, сразу чувствуется, что ее права защищали как могли. — Я присвистнула. Он криво улыбнулся и кивнул. Выходит к ней он питает особые чувства. Питает или питал?

— Если учитывать что на бедной он бы не женился… на ее собственном счету пара миллионов или больше пары десятков?

— Вариант два. — Поняла я по его кивку, вновь обращаясь взглядом в сторону окна. А в это время Темза мерно гонит свои волны, красивый город в летнюю пору подмигивал огнями фонарей и светящимися окнами зданий. Жизнь кипит, у кого-то заканчивается, у кого-то только начинается, а кто-то как я на пороге нового витка.

— Она может получить двадцать миллионов сверх «ставки» или возможность расквитаться… Жаль я не знаю что она выберет. — Не удержала тяжелого вздоха.

— Скажи о чем ты?

— Нет, это ты скажи. — Я обернулась и посмотрела на него в упор. — Ее хромота — это его рук дело?

— Полина, нет. — МЧ ответил резко. Выдохнул, поколебавшись, все же поинтересовался, — зачем ему это?

— Дело в том, что я знаю, как он ненавидит ущербных, инвалидов и больных. Я знаю, как он относится к таким… с каким омерзением удостаивает чести говорить с его «величеством». А еще я знаю, что он мстителен. И если удар нанес приближенный человек. — Я вздохнула, детально вспоминая его слова. — «Не сотру его в порошок, а качественно подпорчу жизнь».

Глаза МЧ стали уже, холоднее, отчужденнее. Вот так лишь по глазам стало понятно, что Элизабет ему дорога, и он всегда ее защищал. В душе стало не только омерзительно, но еще и горько. Выходит, что составляя контракт, он думал о ее благополучии, а привезя меня в Лондон, думал о том, как скрыть от нее факт нашего с Грэгом знакомства. Выходит это она и есть, та единственная, с которой ничего не выгорело. Элизабет — поезд, ушедший на другую платформу.

— Вся одежда Элизабет скрывает ее ноги и грудь. Мой вопрос заключается в следующем: «Что он сделал?»

— Ничего. Она попала в аварию, машина загорелась… ожоги третьей степени и четвертой. — Макс закрыл глаза и с трудом продолжил. — Грэг не отходил от нее в больнице, постоянно был там.

— Не сомневаюсь! — Сдержалась, не обняла, но все же порыв был сильнейшим, поэтому коснулась его плеча. — Он наслаждался ее состоянием отчаяния, боли и ужаса перед обгоревшим телом, отвращения к себе. Ведь именно через это проходят все кому не повезло. И она должна была заметить его склонность к унижению невезучих. — Макс дернулся как от удара. — Какой была марка авто?

— Aston Martin.

— И, несомненно, она не первый год за рулем.

— Да.

— Что ж, этого достаточно.

Он смотрел сквозь меня, пытаясь сложить только что представленные пазлы в общую картину. Плотно сжатая челюсть, губы, превратившиеся в тонкую линию и вертикальная черта меж бровей, говорили сами за себя. Мои чудовищные предположения нашли в нем отклик.

«Не собираюсь отступать особенно сейчас. Мне нужна помощь. Мне нужна его помощь», — повторила я про себя, — «очень нужна. Соберись, засунь свою гордость куда подальше и попроси, просто попроси».

— Макс, в счет той ночи у красных фонарей… я подождала, пока его взгляд сфокусировался на мне, и продолжила, — я прошу тебя помочь.

— Говори. Я согласен сравнять счет.

— Наша история остается в силе. Мы прекрасно провели время вместе, пока ты был в Киеве в ту осень. Ты помнишь все мои родинки, шрамы и прочее. И самое главное, чтобы я не говорила, ты соглашаешься во всем.

— Во всем? — он удивленно вскинул брови.

— Да. Во всем. Даже с отцовством, если потребуется. — Последнее я подчеркнула.

— Начинаю понимать твое школьное прозвище. — В его глазах появился маленький огонек и тут же угас. — Но что, если для нее важнее сумма?

— Я позабочусь об этом.

Выйдя из кабинета, обернулась. Странным образом просто хотелось удостовериться, что он здесь и рядом. Я понимаю что делает этот Ж, и плевать мне как он себя зовет, этот урод навсегда останется Ж. Но тягостно от того, что все это время Макс работал по его поручению и прикрывал меня от Элизабет.

Он почувствовал мой взгляд и прошептал. — Я сделаю. Даю слово…

Когда она вышла, мужчина еще несколько минут пребывал в оцепенении. Ситуация раскрылась с новой стороны. И этому он не был рад.

Так кто из супругов Браунов жертва? — мысленно задался Макс вопросом.

Ранее не представлялось возможным связать аварию, в которую попала Элизабет и месть обманутого Грэга. Он отмел этот вариант событий как невозможный. Чувства в паре охладели сразу после медового месяца, на что Элизабет не редко жаловалась ему как другу, оставаясь до поздна. В конечном счете, это вылилось в кратковременную интрижку, которую Макс же и прекратил. Совместно с этим прекратились и все проблески дружелюбия со стороны Элизабет.

Он горько улыбнулся, вспоминая, что это не помешало ей отправить его на поиски неизвестной знакомой Грэга.

А потом он увидел Полину и это был последний проблеск света перед чередой черных полос, связанных с Элизабет.

Он потер лицо, чтобы оттолкнуть воспоминания о муках Лизи в больнице, об их раннем предательстве благородного Брауна (того самого Брауна, что просиживал часы напролет возле кровати супруги), о том, что она его ненавидела как и сейчас ненавидит, и о своем недоумении. Ведь, не смотря ни на что, они продолжали жить вместе.