— A-а, удалец, брат Сокол! — крикнул князь. — Иди сюда!

Провожатый, поклонившись, ушел. Ратьша не решился и шага ступить.

— Иди, говорят! — приказал Святослав. — Ты что такой робкий? А сказывал… Да ежели ты и к ворогу так, то…

— Дак ты ж не ворог, — сказал Ратьша.

— Верно, не ворог! — расхохотался князь. — Остер, находчив. Молодец!

Ратьша подошел ближе.

— Свенельд, подвинься. Нынче Соколу место подле меня. Нынче он в братство наше входит.

Добрыня потеснил Ядрея и Претича. Свенельд, ворча, освободил место около князя. Ратьша, помедлив мгновение, сел.

Святослав смотрел на него весело: парень ему нравился. В нем он видел себя, каким был десять лет назад. Угадывал в юном охотнике порывистую душу воина, неодолимую отвагу и мужество: вон из-под рубахи рваный шрам виднеется — не иначе, с медведем повздорил. Князь редко ошибался в людях и тем, помимо государственных и ратных дел, славился среди своих соратников.

— Ведаешь ли, Сокол, закон побратимства?

— Ведаю, великий князь!

— Давай тогда исполним его. — Святослав подал отроку свой кинжал.

Ратьша схватил клинок, надрезал ладонь левой руки, и капли крови упали в полную чашу-братину. Князь бросил в нее серебряный перстень и первым сделал глоток… Богатырский ковш пошел по кругу. Отрок видел, как к нему припадали прославленные воеводы Свенельд, Добрыня, Ядрей, Претич… И если раньше удалой охотник считал, что с ним шутят просто-напросто, то теперь…

— Князь!.. — вскочил Ратьша со скамьи. — Да я… да я… голову за тебя положу хоть сейчас!

— Ну-ну. Голову и дурак сложит. Пускай вражьи головы с плеч слетают, — сказал Святослав. — И не мне голова твоя надобна, а Руси Святой! Дело ратное тебе знать надобно. Добрыня взял тебя коноводом к себе — честь великая! Не будь ленив и празден — будь расторопен и усерден. Учись володеть копьем и мечом. Есть от кого отмахиваться: много ворогов лютых у Руси Светлой…

Ратьша каждое слово князя принимал как завет, боясь пошевелиться и громко дышать.

«И на меня Святослав-князь надежу держит, — мелькнула у него счастливая мысль. — За Русь Святую жизни не пожалею, а в обиду ее не дам никому!»

Тем временем пустая братина вернулась к хозяину. Святослав достал из нее перстень, подал Ратьше:

— Носи с честию, Сокол-удалец. Теперь ты кровный брат всем нам. Не потеряй…

— Только с мертвого снимут!

— Ну-ну. Больше о жизни думай… Иди, Сокол, к трудам ратным, неча к пиру привыкать.

Ратьша вскочил, земно поклонился.

Святослав уже не смотрел на него: думы князя стремились куда-то в дали дальние, многим неведомые…

— Будь около Скопы! — приказал Добрыня. — Я скоро буду…

Воиново поле, как вода отразившая звездное небо, все было в точках огней. Ратьша шел пешком, ведя коня в поводу. Шел и не верил тому, что сегодня с ним произошло. И не заметил отрок, как очутился в своем стане.

— Ратьша, подь сюда! — привел его в чувство знакомый голос отца.

— Погодь, папаня, — откликнулся сын. — Вот только коня поставлю и единым духом прибегу.

— Добро…

Братья с недоверием ощупывали теплый на меху плащ Ратьши; не верили, что рубаха на нем тонкого полотна, а сапоги яловые, со шпорами. И все враз отрицательно замотали головами, когда младший рассказал им о событии в княж-тереме. Ратьша показал им надрез на руке и княжеский перстень.

Вокруг семейства лесовика Борти давно уже собралась толпа, чтобы только взглянуть на счастливца. Отец гордился сыном и не скрывал этого.

«Попробуй только Бакун Рыжий тронуть меня аль хотя бы косо поглядеть, да Ратьша его… — думал Бортя. — Надо же? Не думал, не гадал…»