— Так почему бы тебе этого не сделать? — настаивает он.
Посмотрев на мать, я печально улыбаюсь. Когда-то она была такой красивой.
— Потому что там она умрет. Это разобьет ей сердце, и она умрет в одиночестве, а мне придется жить, зная, что я убила свою собственную мать.
Мы возвращаемся на кухню, и Крис неловко топчется рядом. В этом доме неловко всем, кроме его обитателей. Это как, когда переступаешь порог какого-нибудь жилища, и у тебя из легких испаряется весь воздух. Ты бродишь там и одновременно задыхаешься, пока, наконец, не выходишь на улицу. Откашлявшись, ты, наконец, набираешь полную грудь морозного зимнего воздуха и благодаришь Бога за то, что тебе не нужно здесь жить.
Я беру нож и, промыв его под краном, возобновляю резку овощей. Дэймон гремит в гараже. Крис меряет шагами кухню. Я режу. Сквозь мой хлипкий пластырь просачивается кровь. Я наблюдаю за тем, как ходит туда-сюда Крис.
Крис — милый мальчик. Ну, теперь уже мужчина, так ведь? Хороший, обычный парень. Одинокий. Какое-то мгновение я оцениваю его, гадая, сколько времени мне понадобится, чтобы вернуться в кабинет и убить свою мать. Она и так всё равно, что труп, верно? Один взмах ножом, и она сможет, наконец, обрести покой. А потом останется только Дэймон.
Я могла бы застать его врасплох и, еще до того, как он заметит, что я ее убила, воткнуть нож ему в живот. Потом я села бы в машину помощника шерифа, и мы с ним поехали бы на ужин к его семье, пока моя – тихо разлагалась бы здесь.
В смысле, я никогда бы такого не сделала.
— Кэсси, говорит Дэймон.
Я отрываю взгляд от зажатого у меня в руке ножа.
Криса уже нет. С подъездной дорожки до меня доносится звук его удаляющейся машины. Я снова отключилась, в последнее время со мной так часто бывает.
— Кэсси, — повторяет Дэймон, на этот раз его тон более резкий.
Он забирает у меня нож и кладёт его на кухонный стол.
— Ты забрызгала кровью всю еду.
Пластырь оказался совершенно бесполезным, картошку придётся выбросить. Я заматываю руку другим полотенцем, и Дэймон отводит меня к раковине. Он снимает полотенце и держит мою руку под проточной водой, чтобы смыть кровь и получше рассмотреть мою нанесенную самой себе рану. Она глубокая. И мерзкая. Вода больно щиплет, но я не произношу ни слова.
— Нужно отвезти тебя к врачу, — говорит Дэймон и тихо бормочет:
— Боже мой. Она глубокая. Тебе нужно наложить швы.
Я смотрю на оставленный на столе нож и думаю, где сейчас Крис.