Воровка и Мародер Аманда Ричардсон

История о воровке книг, похищенной бандитом и познающей смысл истинной жертвы.

За тридевять земель, в тридесятом государстве жили-были… — вот начало каждой сказки. Нет, никаких «если» или «может быть», поэтому мы начнем именно с этого. В далеком будущем, сквозь черный дым и скелеты древних городов, на разорванной на части и раздробленной земле жили-были женщина и ее лучший друг…

Указательным пальцем правой руки я обвожу контуры золотых лошадей. Изношенные обои, изорванные и потрепанные, грубая ткань, когда-то имевшая цвет слоновой кости, пожелтела от старости. Если я сконцентрируюсь достаточно сильно, то смогу подавить беспокойство, зарождающееся в глубине души, как и всегда, готовое взорваться дурным предчувствием. Я всегда нервничаю, пока жду возвращения Годрика — хотелось бы надеяться, что он будет целым и невредимым. Где же он? Сидя на диване, подобрав под себя одну ногу, я нервно качаю другой, до боли прикусывая нижнюю губу. Я осматриваю свою квартиру, пока жду. Она представляет собой прах некогда ослепительного богатства, в сочетании с истинным возрастом этого места и реальностью жизни на двадцать втором этаже ветхого здания. Одна из стен была взорвана во время очередной войны. Мне говорили, что в свое время здесь было восхитительно, и с тех пор, как три года назад переехала сюда, я сделала все возможное, чтобы нам с Годриком было комфортно здесь жить даже без денег моего отца.

Внезапный порыв воздуха проносится по комнате, единственная открытая стена не позволяет укрыться от сухого вечернего летнего ветра. Где же он? Наша входная дверь резко открывается, и на пороге появляется мой лучший друг. Я вскакиваю и подбегаю к нему.

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я, расхаживая перед ним, в то время как он бросает к моим ногам коричневые джутовые мешки с украденными книгами. — Почему так долго?

— Вот так? И никакой благодарности? Ты бессовестная. Как насчет «Спасибо, Годрик, за то, что ты такой смелый, и за то, что совершил набег на дом элиты. Да, кстати, твои волосы выглядят невероятно». Разве это так трудно? — нарочно обижается он, приглаживая волосы, как высокомерный дурак.

Мои губы растягиваются в улыбке.

— Твои волосы выглядят пугающе прекрасно, — признаюсь я, потянувшись к мешку. — Это вызывает беспокойство, правда. Ты — выдающийся вор, который грабит богатых, и все же тебе каким-то образом удается сохранить каждый волос на своем месте.

Я лезу в большой мешок, и мое сердце начинает биться быстрее. Так много новомодных историй и приключений, так много потенциала на контрабандных страницах.

— Полагаю, ты смог избежать караульных после комендантского часа? — Я вытаскиваю одну из книг и начинаю листать «хрустящие» страницы. Я точно могу сказать, что к ней никто никогда не прикасался. Невежественные, богатые дураки — единственные, кому разрешено иметь книги, и все же, книги, которыми они владеют, остаются непрочитанными. Какое кощунство.

Годрик хитро улыбается, снимая свой черный плащ и вешая его на спинку стула.

— Ты вообще собираешься спросить? — Он расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки и скидывает сапоги, стряхивая черную сажу на только что вымытый бетонный пол. — Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг.

Я усмехаюсь.

— Мы можем туда вернуться завтра? — Завтра — слишком скоро.

Он качает головой.

— Нет, пока за тобой так пристально следят. — Он потирает подбородок. — Плюс, ты же знаешь, что в этом деле я лучше тебя, — напоминает он, приподняв бровь.

Не задумываясь, я беру подушку с дивана и бросаю ему в лицо.

— Чушь собачья.

Он быстро уворачивается, а затем направляется в свой угол в нашем большом открытом лофте.

— Разбирайся с этим, — вяло бубнит он, указывая на мешок. — Я иду спать. Иногда воровство утомляет. Спокойной ночи, принцесса. — Он исчезает за своей перегородкой, прежде чем мне удается ответить.

Я сижу в одиночестве еще в течение минуты, затем направляюсь к своей койке за своей собственной ширмой, схватив самую толстую книгу из этой стопки. Свернувшись калачиком под изношенным одеялом, я начинаю читать выцветший текст, теряясь в словах другого времени — даже если это пиратская, избитая версия оригинала. Обычно в книгах, которые мы крадем, или отсутствуют номера страниц, или они написаны на полях, а листы этой конкретной копии скреплены случайным образом. Я никогда не видела оригинал. Большинство из них со временем исчезло.

Воровка.

Принцесса.

Полагаю, меня точно описывают оба этих слова. Я провожу свои дни как дочь лидера Элиты, а по ночам дружу с хулиганом нашего города, воруя книги у людей, которые никогда их не оценят. Наша ветхая квартира и моя независимость — это попытка дистанцироваться от Элиты и их разобщающих обычаев, но это не мешает моему отцу следить за мной и вводить бессмысленные комендантские часы в качестве меры защиты. Хотя он, может, и не знает о моей незаконной ночной деятельности, ему все же удается держать меня на коротком поводке. Вот почему Годрик сам организует сложные ограбления, как, например, сегодня.

У моего отца есть веская причина для беспокойства. Разделение на Элиту и остальных воздвигло в обществе невидимую стену, и это пробудило забытое зло. В частности, Мародеров — группу мятежных бандитов, которые обворовывали любого и брали все, до чего смогли добраться. Неотесанные уголовники.

Они были в ответе за убийство моей матери, и я давно поклялась самой себе, что однажды отомщу за ее смерть.

Я просматриваю страницы книги, когда в голове у меня всплывают слова Годрика: «Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг». Признаться, я жадная, когда дело касается книг. Годрик делает это ради острых ощущений, а вот я краду книги ради бегства от реальности. Они мне нужны. В этих вымышленных мирах я не дочь недосягаемого лидера. Я могу быть, кем захочу.

Проверяя часы на камине, я отмечаю, что уже почти два часа ночи. Я раздумываю над тем, чтобы уйти. Я наркоманка, а книги — мой наркотик. «Горы книг», — сказал он. Наверное, не стоит этого делать. Годрик убил бы меня, если бы знал, о чем я думаю. То, что Годрик не знает, не убьет его, верно? Спрыгнув с кровати, я надеваю свой обычный наряд — обтягивающие черные штаны, ботинки на шнуровке, черную толстовку с капюшоном и черную шапочку, в которую заправляю свои длинные каштановые, заплетенные в косу волосы. Я хватаю отмычку и мешок для книг, которые собираюсь украсть. Как можно тише запираю за собой дверь и прячу ключ в одном из светильников в коридоре. Это наше правило — больше для Годрика, чем для меня. Именно его допрашивают охранники, а меня отпускают из-за того, кем является мой отец. Но книги в нашем городе незаконны, по крайней мере, для тех, кто не входит в Элиту. Когда в восемнадцать лет я боролась за свою независимость, я также отказалась и от статуса Элиты. Последнее, чего я хочу — это чтобы мой отец или один из его лакеев узнали о гигантском тайнике с книгами, которые мы спрятали. Возможно, они не были бы такими прощающими, если бы знали, что мы с Годриком по ночам влезаем в дома Элиты и крадем их литературу.

Я спускаюсь по лестнице и как обычно слежу за тем, чтобы меня не заметили охранники внизу у лифта. Двадцать два этажа. У меня подкашиваются колени, когда я достигают нижнего этажа. Я ищу охранников — безмозглых солдат, нанятых моим отцом, которые проводят свои смены, разглядывая обнаженных женщин в журналах вместо того, чтобы выполнять свою работу. Это, безусловно, делает мою жизнь проще. Сейчас они сидят в своих шикарных креслах и смеются, не обращая внимания на лестницу. Как бы меня ни бесило то, что за мной следят, я знаю, что отец делает это из любви. В обмен на независимость я с радостью смирюсь с парочкой простых охранников. Я крадусь вдоль стены к входной двери, и как только оказываюсь на улице, сливаюсь с тенями заброшенных улиц. Я быстро перебегаю от здания к зданию, чтобы никто меня не увидел, пока не доберусь до кварталов Элиты. Большой город или то, что когда-то им было, ночью тихий и призрачный — пустой, темный и запустелый. Но как только перехожу на другую сторону, сразу же замечаю разницу. Дороги — асфальтированные. Здания — новые. Кусты — подстриженные. Богато блестят экипажи, выстроенные вдоль изящных подъездов многоэтажных домов, каждый из которых рассчитан на одну семью. Меня тошнит от этого вида. Неудивительно, что я оставила все это в прошлом.