Глава 44 Кеннеди

Я смотрела на знакомый пейзаж, проносящийся мимо. Риз вез меня в Беллано, должны были привезти мебель, которую он заказал. Он попросил меня помочь ему выбрать мебель, и я знала, что он хотел, чтобы я жила там с ним, но сегодня он казался особенно взволнованным, чтобы совершить эту короткую поездку.

Мебельный фургон уже был на месте, когда мы подъехали. Танни была закутана в толстый свитер, чтобы не замерзнуть от холодного зимнего воздуха, хлещущего через широко открытые двери, пока грузчики выгружали и заносили тяжелые кровати и прочные комоды.

Проходя мимо, я обняла и поцеловала ее. Риз сделал тоже самое. Как всегда, Танни погладила его по щеке и улыбнулась.

– Два моих самых любимых человека, – сказала она, переводя взгляд своих мерцающих голубых глаз на меня.

– Все готово? – Спросил Риз.

У нее была ангельская и такая счастливая улыбка, какую я еще никогда не видела.

– Да.

– Что готово? – Полюбопытствовала я.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись, но не ответили. Риз просто взял меня за руку и сказал.

– Пошли, я тебе покажу.

Мы шли по коридору, обсуждая новые произведения искусства, ковры и безделушки. Риз не хотел совсем избавляться от вещей своего дяди и он решил ограничиться перестановкой или дополнить их чем-то. Нам обоим были дороги все эти старинные вещи и богатое прошлое дома. Мы оба выросли здесь и чувствовали, что это и есть наш настоящий дом, поэтому никто из нас не хотел сильных кардинальных перемен.

Когда мы добрались до комнаты, которая всегда принадлежала Танни, Риз остановился прямо перед дверью.

– Я немного изменил интерьер этой комнаты, – сказал Риз, пытаясь сдержать улыбку.

– Для Танни?

– Ну, не совсем. Танни поселится в большой комнате в другом крыле.

– Тогда для кого? – Удивилась я.

– Почему бы тебе самой не посмотреть? – Я увидела озорной блеск в его глазах, и у меня запорхали бабочки в животе.

Я открыла дверь, и ахнула, слезы радостного изумления выступили на глазах.

Это была комната не для Танни. Эта комната была полностью готова для ребенка. Стены выкрашены в веселый желтый цвет, а пол перекрашен в цвет теплого меда. Вокруг были разбросаны пушистые белые коврики, в эркере стояла белая кроватка, а по бокам стояли две новые мягкие кресло-качалки.

– Это детская, – прошептала я, мое сердце трепетало в груди. – О, Риз, – воскликнула я, кинувшись в его объятия. Он крепко обнял меня, прижимая к своей широкой груди. – Я думала, что не смогу быть счастливее…

– Ты должна быть готова к приятным сюрпризам. Пока я жив, я всегда буду стараться сделать тебя счастливее.

– Единственное чего сейчас не хватает, так это семьи, с которой можно было бы поделиться счастьем. Жаль, что Малкольм уже не увидит все это.

– Мне тоже. Он бы одобрил все это на сто процентов. Но, по крайней мере, у нас есть Танни.

Я подняла на него сияющие глаза.

– Уверенна, она была просто в восхищении от всего этого, правда?

Риз усмехнулся.

– Да, она была невероятно счастлива.

– Почему бы тебе не сходить за ней?

Я обошла комнату, удивляясь и умиляясь всем крошечным деталям и мелочам, пока ждала Риза с Танни. Она появилась в дверях с сияющими глазами и осмотрела то, что раньше было ее комнатой.

– Может ты бы хотела здесь что-то изменить или добавить, Танни?

– Нет. Здесь чудесно, и я бы не смогла обустроить лучше.

– Я как раз говорила Ризу как здесь восхитительно. Просто идеально. И мы хотели поделиться этой радостью с тобой.

Танни прикрыла дрожащие от волнения губы рукой, пытаясь взять себя в руки. Спустя несколько мгновений, она вытащила что-то из-за спины. Это был деревянный ящик, размером с обувную коробку, и украшенный красивой резьбой.

– Это тебе, – сказала она, протягивая его мне. – И для тебя, Харрисон.

Я подняла тяжелую крышку и там, на бледно-розовом бархате лежали бумаги о рождении Мэри Элизабет, которые, по словам Хэнка, были утеряны. Я достала белую бумагу с ее крошечным отпечатком ножки и погладила его. Даже сквозь плотную пелену слез было видно, каким маленьким был этот след по сравнению с моим большим пальцем.

– Откуда это у тебя?

– После смерти Хэнка, я прибирала домик садовника и нашла их спрятанными под досками в полу.

Я даже не пыталась остановить слезы, которые текли по моим щекам.

– Я назвала ее в честь тех людей, которые были мне небезразличны. Мэри – в честь жены Малкольма. Он так ее сильно любил. Элизабет – в честь тебя. Ты была мне как мать, которой у меня никогда не было. И Спенсер. Потому что... она принадлежала к этой фамилии. И всегда будет принадлежать.

Риз подошел ко мне сзади и обхватил руками мои плечи и положил подбородок мне на макушку. Просто показывая мне свою любовь и поддержку.

– Прости, что никогда не говорила тебе, Танни.

Она покачала головой.

– Это не мое дело.

– Дело не в том, чтобы я не хотела, чтобы ты знала. Просто я не могла.

– Почему?

Я повернула голову и вопросительно посмотрела на Риза. Он согласно кивнул, мы должны были рассказать Танни всю историю. Она, как наша семья, даже больше, чем семья.

Теперь, когда я вспоминаю события, произошедшие много лет назад, я уже чувствую себя спокойнее. Я не удивилась, когда Танни заплакала. Она плакала из-за меня, из-за Риза, из-за ребенка, который не смог побороться, чтобы выжить.

Танни подошла, чтобы обнять нас, пытаясь поддержать и утешить нас. Когда она отстранилась, мне показалось, что есть что-то еще, что-то намного глубже, чем наша история.

– Вы через многое прошли, но, в конце концов, обрели друг друга. И вы наконец-то исцелились и освободились от прошлого. Поэтому пришло время мне кое-что рассказать вам. Потому что я знаю, что вместе вы сильные, сильнее, чем твой отец, Харрисон, и сильнее, чем твое прошлое, Кеннеди.

Риз продолжал обнимать меня, пока Танни прошлась по комнате, в задумчивости проведя рукой по детской кроватке и кресло-качалкам, провела пальцами по буквам на стене, которые образовывали слово «малыш».

– Я была всего на несколько лет старше Кеннеди, когда она познакомилась с тобой, Харрисон, когда я встретила его. Я встретила мужчину, который был таким же красивым и привлекательным, таким же обаятельным. Мне не нужно было много времени, чтобы влюбиться в него по уши. Но, как и большинство мужчин в его семье, в нем было много напористости, амбиций, которые нельзя было обуздать. Ни для кого и ни для чего.

Я забеременела, а когда рассказала ему о ребенке, он сообщил, что собирается жениться только на девушке из хорошей семьи, которая сможет принести благородную кровь в его родословную. Конечно, мое сердце было разбито, но пока у меня был ребенок, я знала, что со мной будет все в порядке. Только после того, как я родила, я в последний раз увидела Хенслоу Спенсера.

Я зажала рот рукой, чтобы сдержать вздох, но ничего не смогло заглушить вздох Риза. Я почувствовала это так же сильно, как и услышала. Он напрягся, крепче прижимая к себе.

– Мой отец?

С грустными глазами, Танни повернулась к нам и кивнула.

– Да. Хенслоу Спенсер – твой отец. Отец моего сына. Тогда-то я и узнала, что он может быть таким же безжалостным, как и очаровательным. Он дал мне на размышление два дня. Либо я никогда больше не увижу своего ребенка, либо буду смотреть на него глазами Хенслоу.

Он подал документы, в которых говорилось, что я негодная мать, и вложил в них все влияние семьи Спенсеров, которое было значительным уже тогда. Ему была предоставлена полная опека. Он сказал мне, что если я когда-либо захочу снова увидеть своего ребенка, то я не должна буду никому и никогда не рассказывать, что он мой сын. Хенслоу обещал устроить меня на работу к Малкольму и Мэри, где я буду работать домработницей, чтобы я могла видеть своего сына, когда он будет приезжать к ним в гости. Хенслоу обещал мне, что будет часто привозить сюда мальчика. И сдержал обещание. Или так, или я никогда больше не увидела бы своего ребенка. Я знала, что не смогу жить без него. И до сегодняшнего дня ни одна живая душа не подозревала, что мать его первенца, оказалась я.

Риз перестал дышать у меня за спиной. Я чувствовала легкую дрожь в его руках, которые держали меня, и я знала, что его мир только что рухнул... снова. Только на этот раз, чтобы возродиться в любви и нежности.