Так неожиданно стало тихо, и сердце заткнулось, прекратило свой детский скулеж.

Че еще за херня?

Драко отчаянно старался не дышать, он даже застыл на время. Пока она не дернулась, вырываясь.

– Малфой, пусти.

И мигом – совершенно случайно, просто скользким, ничего не значащим движением царапнула губами по его щеке.

Еще один удар по стене – на этот раз оглушительный.

– Грейнджер, дура, я пытаюсь, правда, но что ты творишь?! – уже не в губы, а в волосы, и запах в себя, как наркотик. Один вдох. И второй. Насытиться бы им, да куда там. Будет все мало.

Розы, чертовы розы, ненавистные, обожаемые, Господи, пожалуйста…

Грейнджер тряслась, как идиотка в его руках. Не поднимала своих ладоней и не дышала, кажется.

А Малфой дышал. Глубоко, рвано, жадно, сгибаясь, цепляя губами один волосок за другим.

Вот оно – нужное. Сильное, крепкое, как никотин. Пахнущее смертью и нестерпимой грязью.

Вздрогнул от собственной глупости, путаясь пальцами в завитках ее волос, цепляя кожу подушечками. Не мог оторваться. Ничего не мог. Словно кто-то взмахнул своей палочкой и превратил его в статую.

– Грейнджер?

И тихим всхлипом:

– Что?

– Валила бы ты отсюда.

Давай, уходи, просто толкни и беги, пока я не свихнулся окончательно!

Но она стояла. Словно терпение его испытывая. Какого черта она стояла?

Понял, что едет крыша, когда отступил на шаг, все еще не разжимая пальцев, стискивающих тонкую шею. Хотелось смотреть в глаза. Сильно хотелось, потребностью, скрипом суставов…

И снова – как будто услышала, приподнимая голову, моргая, как сумасшедшая. В глаза. Глубоко в глаза.

Драко готов был упасть прямо на пол от этой ее глубины. У него даже голова закружилась, когда грязнокровка приоткрыла рот, выдыхая. Тихо, как мышка. Глупая, грязная мышка.

Дернулся, прижал своим весом к стене – легко, так, чтобы смогла убежать, если захочет. Но она не хотела – по глазам видел, что не хотела.

И тепло, исходящее от нее, было таким непривычным. Не жар и не холод – тепло. Так, что хотелось прижаться всем телом и греться…

Кретин, идиот, выкарабкивайся из этого!

Давай, вот сейчас, скажи что-то мерзкое, ты ведь умеешь! Облей ее грязью, чтоб не смогла отмыться!

Не позволяй ей, слышишь, не позволяй!

Малфой, ты что, блядь, творишь?

Тень все срывала глотку, а он все смотрел.

Смотрел в глаза грязнокровки. В блядские, мерзкие, сучьи глаза грязнокровки. И умирал.

Посмотри на себя.

Посмотри, Малфой, посмотри на себя! Услышь меня, идиот, это Грейнджер, все та же Грейнджер! Малфой, пожалуйста, сделай хоть что-то, иначе будет чертовски поздно, МАЛФОЙ, ОЧНИСЬ! ОЧНИСЬ!

И словно в отместку ебаной Тени – вытолкнул из себя все мысли, наклонился и легонько скользнул языком по верхней губе Грейнджер.

ЧЕРТ!

И пульсацией в висках – сука, ты что сделал?

Возможно, он смог бы взять себя в руки, но эта дура выдохнула такой протяжный стон, что захотелось вколотить ее в стену.

Оторвался, чувствуя, как плывет все тело, как ноет член в штанах, как просится наружу крик.

И снова – только уже по нижней губе – прочертил влажную дорожку, поймал ее стон своим ртом и закрыл глаза.

Просто дышать. Это нужно, необходимо, кислород наполнит легкие и мысли вернутся. Просто дышать.

Хриплый голос, до омерзения хриплый.

– Какого черта ты сделала со мной?

И прежде чем он сумел понять, ЧТО именно он спросил, девушка подняла руку и дотронулась подушечками пальцев до его лица.

Сердце расщепило на мелкие кусочки, и все, чего Малфой хотел в этот момент – почувствовать ее. Всю. Не просто привкус губ, а целиком. Вычертить языком свое имя внутри ее рта, высосать все соки, скользнуть пальцами по линии ее талии, спуститься ниже, пробраться в джинсы и ощутить, как горячо внутри нее от этой близости, как тесно… как эта теснота сжимает и обволакивает сначала его пальцы, а потом его член…

– Черт, – прорычал на выдохе, скользнул носом по щеке, снова втягивая в себя этот крышесносный запах. Зарычал.

Малфой…

Малфой…

Пожалуйста, Малфой… Я прошу тебя.

Голос Тени в подсознании.

Почему ты не зовешь меня по имени?

Потому что Она не зовет.

Как будто вдохнула воздуха. И он проглотил. Просто впустил поглубже в легкие – задрожал, как первогодка, пронзил грязнокровку ненавистным взглядом и отошел, оставляя ее подпирать спиною стену.

Грейнджер слегка зашаталась, одергивая свою одежду. Ее попытки взять себя в руки могли бы показаться Драко смешными, если бы его самого не мутило от желания.

– Малфой, ты… ты… что сделал?

У нее было такое лицо, словно они вместе только что убили Министра Магии. Губы тряслись, все еще поблескивая от влаги, а волосы больше напоминали комок кошачьей шерсти.

Драко прекрасно понимал необходимость ответить ей что-то коронное, и также он осознавал, что только что голыми руками выкопал себе могилу. Но глаза ее сияли от возбуждения, и это зрелище еще сильнее напомнило о том, что член у него стоит, как кол.

Дыши, мальчик. Дыши.

Ухмылка такая фирменная, как будто учил всю жизнь.

Мистер Правдоподобность, сделайте так, чтобы Ваш голос не дрожал.

– Сделал? Грейнджер, если бы я хотел сделать, ты бы была раздета. Но пачкаться не желаю.

– Да правда? А что это было, по-твоему?!

И правда, что это, блядь, было?

Моргнул и перевел взгляд с лица Грейнджер на ее свитер. Слева, чуть повыше линии груди красовался ало-золотой значок старосты. Девушка проследила за его взглядом. Потом снова посмотрела на него.

– Ты конченый придурок, ясно тебе?

Ткнул в значок указательным пальцем.

– Снимешь его – убью.

А потом он летел по коридору, считал ступеньки, повторял в уме все знакомые заклинания, говорил сам с собой, что-то насвистывал и напевал. Просто бежал. Просто хотел скрыться от этого выгрызающего желания. Просто хотел заткнуть бьющее по ребрам сердце. Просто умолял себя не возвращаться.

====== Глава 6 ======

– Это ведь не свидание?

Гермиона оторвала глаза от книги и приподняла брови, удивленно глядя на своего друга.

– А почему это должно быть свиданием?

Рональд почесал макушку и выплюнул в салфетку апельсиновую косточку.

– Ну, мы здесь вдвоем, – протянул он, сглатывая капельки сока. – Без Гарри. И ты не заставляешь меня учить заклинания.

– Гарри сейчас не до прогулок. А мы здесь потому, что у нас выходной, и погода позволяет устроить пикник.

Уизли застыл, переваривая информацию, а потом, видимо, удовлетворенный ответом, кивнул и вытянул ноги, растягиваясь на принесенном из комнаты покрывале.

Гермиона подняла голову, позволяя ласковым солнечным лучам пощекотать щеки. В воздухе пахло осенью и приближающимися холодами, но едва выпавшие снежинки уже растаяли, и толпы учеников прекрасным субботним днем высыпали во внутренний дворик, чтобы продлить для себя эту иллюзию лета.

Неподалеку от них сидели Джинни, Полумна и мальчишки из Когтеврана. Кажется, Лавгуд зачитывала всем остальным статьи из свежего номера «Придиры». Ребята обменивались ухмылками и прятали смешки в кулаках, но девушку не останавливали. Полумна успела стать хорошенькой за последний год, и, кажется, даже сама не замечала, сколько парней вертится вокруг нее.

Чуть дальше, в тени широкого дерева дружной кучкой столпились слизеринцы. Они галдели, то и дело взрываясь истеричным хохотом, и у Гермионы от одного их вида разболелась голова.

Она отвернулась, снова возвращаясь к чтению. Это не те люди, которые стоят ее внимания. Малфой, кажется, оставил ее в покое (по крайней мере, он целую неделю смотрел сквозь нее и даже домашних не требовал), и, благодаря этому, в душе Гермионы наступил долгожданный штиль. Все, что ее волновало сейчас – это Гарри, его поиск крестражей с Дамблдором, ну и немного – Рон. Потому что Рон постоянно вертелся рядом с ней, избегая Лаванду, и это льстило.

А еще у Рона были глаза цвета неба, россыпь веснушек на щеках…

И, наверное, его шутки были смешными.

Это ведь люди называют влюбленностью? Когда тебе приятно общество человека и не противны его прикосновения? Если все так, то Гермиона довольна. Она влюблена, Рон тоже испытывает к ней симпатию, они давно знают друг друга и будут отличной парой.

Гермиона мысленно кивнула сама себе и потянулась за яблоком, когда прямо над ухом раздалось холодное: