Мы потом долго в роте обсуждали и анализировали между собой этот случай и пришли к выводу, что немцы, видимо, имели мирные намерения, хотели сдаться в плен. «Сын полка» был награжден за свой поступок медалью «За боевые заслуги».

В частях было много несчастных случаев из-за небрежного обращения с оружием. Я сам чуть не стал жертвой случая. На вооружении появились необычные ручные гранаты большого веса. Во время боев этого добра было повсюду в достатке. Я взял одну такую тяжелейшую гранату, подошел к речке и решил попробовать оглушить рыбу. Снял предохранитель и что есть силы метнул гранату на середину речки. Вдруг над водой раздался взрыв, и осколки на моих глазах срезали рядом стоящие со мной кусты. Как ни один осколок не попал в меня — одному Богу известно!

Аналогичный случай произошел со старшим сержантом Лавруком. Он тоже решил добыть рыбки путем глушения гранатой. Откинул чеку, на секунды задержал гранату в поднятой руке и она взорвалась. Взрывом Лавруку распороло руку, лицо, шею. Его отправили в госпиталь на долгое время и мы о нем ничего не знали. Но однажды по фронтовой дороге мы двигались автоколонной на тихом ходу. Вдруг в толпе солдат на дороге кто-то увидел Лаврука, крикнул. Мы все свои взоры сосредоточили на нем, стали кричать. Он узнал своих, встрепенулся, стал бежать за машиной, махать руками. Но фронтовые встречи мимолетны, мы колонной быстро двигались к новому месту расположения, а Лаврук остался в другой части, куда, видимо, попал после госпиталя. Во всяком случае, мы были рады, что он жив.

На фронте из алюминия солдаты мастерили разные поделки: портсигары, карманные фонарики, коробочки и т. п. Для фонариков использовались алюминиевые ракетные гильзы. Не всегда были стреляные, поэтому иногда гильзу освобождали от заряда путем выковыривания его ножом или острым предметом. Был случай, когда заряд загорелся в руках разряжавшего и обжег ему лицо. Вид был страшный — в черноте блестели лишь глаза.

Я уже упоминал, что в армии было много женщин, многие офицеры, да и некоторые сержанты и бойцы обзаводились подружками. Начальник инженерного отдела укрепрайона майор Любош тоже имел подружку из нашей роты связи. В этом ничего не было сверхъестественного, если бы не трагический случай: девица повесилась. В лесочке, недалеко от части. Ее увезли, было следствие, никто толком не знал причину трагедии. Много позднее, как-то в задушевном разговоре с Борисовым, который уже был заместителем начальника управления связи укрепрайона, мы узнали, что повесившаяся девица была гермафродитом. Так, впервые, я услышал это слово.

С боями части 14 укрепрайона продвигались к городу Пярну. На фронте всякое бывает. Имея боевое задание быстро продвинуться к высотке, мы — радисты — вместе с ротой одного из ОПАБов двигались по проселочной дороге, пешком и на телегах. Вскоре наткнулись на обоз какого-то полка. Ездовые обоза были в стельку пьяны и на дороге создали пробку. Мы пытались их обойти, но здесь было болотистое место, и единственным путем оставалась грунтовая дорога.

Начались переговоры наших командиров с офицерами обоза; вскоре переговоры перешли в ругань и оскорбления. Наша попытка напролом обойти обоз закончилась дракой. Обе стороны пустили в ход оружие, началась беспорядочная стрельба. К счастью, у обеих сторон хватило ума стрелять вверх, и «бой» закончился без жертв. Но все же мы сумели обойти застрявший обоз и вовремя занять высоту.

Поздно вечером, после непродолжительного боя, мы ворвались в город Мыйзакюла. Город казался пустынным, не видно и не слышно ни души. В темноте забрались в пустой дом, развернули радиостанцию, подключились к какой-то сохранившейся на крыше гражданской антенне, которая оказалась весьма эффективной и мы быстро наладили связь с частями и штабом укрепрайона.

Мыйзакюла был пунктом, где замкнулось кольцо окружения немецких частей в Эстонии. Отступление им было отрезано и они огромными пачками сдавались в плен. Утром возле нашего дома скопились сотни военнопленных. Странно было их видеть. Здесь собрались люди почти всех национальностей, даже грузины, армяне, итальянцы, поляки (не было прибалтов), какие-то желтые и темные лица — не разобрать. Мы долго наблюдали за пленными, а они, кто сидя, кто стоя, а кто и лежа, вели между собой беседы на непонятных для нас языках. Какой-то ненависти или желания кому-то заехать по мордасам— у нас не было. Простое любопытство.

Возле одной группы пленных я увидел лежащий в траве велосипед, поднял и выкатил его на дорогу. К нашему удивлению, велосипед оказался совершенно исправным. Видимо, кто- то из пленных катил на нем на запад.

Мы обрадовались находке и тут же начали обкатывать велосипед. За войну разучились ездить, но быстро освоили немудреную науку и от души повеселились, катаясь вокруг толпы военнопленных, которые с грустным видом наблюдали за нашим развлечением.

В конце сентября 1944 года, ночью, на плечах отступающего врага мы ворвались в город Пярну. Постольку с Пярну у меня связаны довольно серьезные события, надо коротко напомнить военную ситуацию.

В составе наших войск Прибалтику освобождали и сформированные из эстонцев, латышей и литовцев соединения. Но и на стороне немцев воевало не меньшее число прибалтов. Дрались они отчаянно и ожесточенно, в плен не сдавались, а оказавшись в окружении — уходили в партизаны. Вот этот-то контингент немецких прислужников яростно сопротивлялся. И потом вместе с немецкой группой армий «Север» укрылся на Курляндском полуострове. Вот что сказано об этом в книге «Великая Отечественная война Советского Союза»: «…вскоре наши войска встретили яростное сопротивление гитлеровцев и 19 октября были остановлены на заранее подготовленном рубеже Тукум-Гардене. Все последующие попытки фронтов прорвать оборону и расчленить прижатую к морю группировку успеха не имели… Поэтому вражеская группировка (в Курляндии) оставалась блокированной на полуострове до конца войны и капитулировала лишь в мае 1945 года».

В Пярну еще шли бои, а меня утром с помкомвзвода Василием Афониным бросили в 290 батальон, наступавший вдоль побережья Рижского залива, с которым к вечеру вступили в местечко Хяэдемеэсте. С ребятами — связистами из 290 ОПАБа мы были хорошо знакомы еще со времен боев под Красным Бором, поэтому у нас образовалась дружная компания: Михалев, Терехов, Чупаков, мы с Василием Ивановичем. В Пярну в спешке мы не получили сухой паек, и ребята из ОПАБа поставили нас на пищевое довольствие в ОПАБе. Конечной точкой нашего наступления вместе с 290 ОПАБом были поселки Айнажи и Салацгрива на границе Эстонии с Латвией. Здесь мы закрепились и стали в оборону.

Курляндская группировка немцев вместе с гарнизоном Моонзундского архипелага островов (о-ва Сарема, Вормси, Муху, Хиума, Сырве) прочно удерживала позиции и являлась хозяином Рижского залива. Вот почему командование Ленинградского фронта поручило оборону противоположного берега Рижского залива частям 14 укрепрайона, штаб которого расположился в городе Пярну, центре обороны.

Конечно, все мы мечтали о том, что наши войска быстро уничтожат Курляндскую группировку и нас перебросят на запад для наступления на Берлин. Но судьба рассудила иначе: Великую Отечественную войну мы закончили в Пярну, так и не одолев Курляндскую группировку фашистов.

Итак, мы скова в глубокой обороне. Для нас, молодых ребят. оборона не лучшее время. Опять, как и в обороне под Ленинградом, потянулись тяжелые и тоскливые дни. Немцы часто предпринимали вылазки на наше обороняемое побережье, но всегда получали достойный отпор и уходили на судах восвояси.

Однажды нас с Афониным неожиданно из Aйнажи отозвали в Пярну. Вернувшись, мы увидели, как город на глазах возрождается. Пярну был городом-курортом: песчаные пляжи, море, тенистые парки с аллеями. Его бульвары, площади и газоны делают город как бы большим садом. Рядом с привычными липами, дубами, кленами, березами, ясенями в парках и на бульварах можно встретить пихты, ели, лиственницы, сибирские кедры, черные сосны, туи и кипарисы, можжевельник и рябину, много других пород. Через город протекает довольно широкая река Пярну, мост через которую был взорван отступающими немцами. С постройки нового (временного) деревянного моста и началась жизнь наших воинов.