Отчаявшись разобраться в себе и своих чувствах, Джерри пошевелился, убирая руку, и конечно разбудил своей возней Доминика.

Хьюз открыл глаза, чуть повернулся, удивленно глянув на Джерри, хмыкнул и вдруг сладко потянулся, напрягая все мышцы и с силой толкаясь ему в пах ставшей на мгновение совсем твердой задницей.

— Хьюз, — хриплым со сна голосом протянул Джерри, отчаянно борясь с неожиданно сильным возбуждением, внезапно накрывшем его горячей волной и вот-вот грозящем сообщить о себе крепким стояком, — я же ведь могу и поддаться на провокацию, никогда не думал?

Но отстраняться не спешил, все же надеясь, что эрекции удастся избежать.

— Ты правда думаешь, что меня это пугает? — вкрадчивым и хриплым со сна голосом поинтересовался Доминик. — И потом, я не провоцировал. Себе дороже — ищи тебя потом по всему острову.

— Да что меня искать, сам приду, да еще и с добычей, — ссориться этим странным утром не хотелось совсем, но беззаботность и первобытная обнаженность раскрепощали и развязывали язык. Член все же напрягся, и на то, что Доминик не заметит упирающуюся ему в задницу твердость, Джерри не поставил бы и монеты. — Уверен, что не пугает? — и он еще сильнее прижался к Доминику, давая полнее ощутить его весьма внушительные размеры.

— Ещё немного, и я решу, что это предложение, — очень серьёзно сказал Доминик, а Джерри, ненароком глянув вниз, заворожено наблюдал, как стремительно, толчками встаёт его член.

— Тогда надо подниматься, — пробормотал он, — пока ты не разочаровался.

Он поспешно, даже суетливо выбрался из кровати. Рука сама собой потянулась к висящим на спинке трусам, чтобы хоть как-то прикрыться от изучающего взгляда серых глаз, но Джерри заставил себя этого не делать. В очередной раз споткнувшись у порога, он вышел прочь и направился к роднику. Ледяная ванна — это сейчас было бы очень кстати.

Когда он вернулся, Доминик возился с костром, пытаясь его разжечь. Взгляд сам собой зацепился за чуть мятые трусы на нем, и Джерри подивился сам себе: настолько чужеродной казалась ему теперь одежда на Хьюзе.

— Давай я, — он отобрал у Доминика бокал, с помощью которого им удалось вчера разжечь огонь, и попытался снова найти нужный угол.

Вскоре костер уже весело пылал, и Джерри потянулся за ведерком с крабами. Доминик опять выпаривал соль, время от временим украдкой поправляя не слишком удобные сценические трусы, то и дело залезавшие в задницу.

— Послушай, — не выдержал Джерри, когда очередная такая поправка закончилась звонким шлепком резинки по телу, — ты правда не понимаешь или делаешь это специально?

— И чего же я не понимаю? — поинтересовался Доминик, прищурившись.

— Ты привлекал мое внимание куда меньше, расхаживая здесь в чем мать родила, чем теперь, когда то и дело трогаешь себя за яйца! — выпалил Джерри и со свистом рассек воздух тесаком, врубая его в ствол раскидистого дерева, усыпанного душистыми цветами.

А потом, с некоторым трудом выдернув лезвие из упругой влажной древесины, еще дважды повторил свой маневр, врубаясь в ствол на добрые пару дюймов в глубину.

— По-моему, я уже говорили тебе про эгоцентризм, — холодно отозвался Доминик. — Не всё в этом мире делается для привлечения твоего внимания! У меня просто начала обгорать задница, и я не хочу доводить дело до подгузников из банановых листьев. Что, черт возьми, ты делаешь с несчастным деревом?

— Календарь, — ответил Джерри, слегка устыдившись. — А то я уже с трудом вспомнил, какой сегодня день. И я могу намазать тебя кокосом, — он отбросил тесак в сторону и занялся поиском камней подходящей формы, чтобы соорудить что-то наподобие очага.

— Блядь! — зарычал Доминик и, подскочив к нему, резко развернул к себе за локоть. — Мажь! — заорал, сдергивая трусы. — Давай, намажь мне маслом жопу, ты, придурок! Ты думаешь, что я железный, что ли?! То орешь тут на меня, то шарахаешься, то обкончаешь всего, то строишь из себя хуй знает что! Заебал!

Джерри отошел от отклячившего задницу Доминика, но лишь для того чтобы выбрать из принесенных вчера кокосов наиболее тяжелый, что означало его спелость, ухватил тесак и со всей дури рубанул по ореху. Удар получился такой силы, что срубленная верхушка улетела на песок.

Потом Джерри невозмутимо вылил содержимое скорлупы на хьюзовские ягодицы, и правда слишком розовые, зашвырнул пустой кокос куда-то в кусты и припечатал:

— Я, в общем-то тоже не железный, и кто-то у нас тут тоже мастак вздрочнуть во сне, — и спокойно занялся крабами, опять перегружая их в панамку, чтобы в ведре принести и вскипятить воду.

Взбешенный Доминик натянул трусы и буквально вырвал у него панаму с крабами, поправляя тех, чтобы не разбежались.

— Морскую набирай, — процедил сквозь зубы. — Их в морской варят.

— А я-то и не знал, — вопреки собственным обещаниям, Джерри повысил-таки голос, — и сейчас набрал бы родниковой, чтобы солить потом!

И почти бегом кинулся к морю, зачерпнул воды и с таким остервенением шмякнул ведро на камни, что значительная часть воды выплеснулась, угрожая затушить костер.

— Я в джунгли, может, найду лук или картошку, — рявкнул он, и уже успокаиваясь, гораздо тише добавил: — А чем с неудобными трусами мучиться, штаны бы отрезал. Жалко своих — бери мои, дарю!

И зашагал прочь, прихватив тесак и наволочку.

— Стой, идиот, — вздохнул Доминик устало. — Какая в джунглях картошка? Да и если б даже была, вряд ли получился бы хороший суп с панцирями. А если я даже и дрочил, то никто не заставлял тебя на это смотреть, — закончил нелогично.

— Заставлял, — убежденно ответил Джерри, — ты же с краю лежал, вот было здорово, если б ты проснулся с собственной рукой на своем же члене, а со спины я на тебя лезу?

— Да, здорово! — рявкнул снова Доминик. — Уж точно не огорчился бы! — он сжал кулаки и, резко развернувшись, пошел к шатру.

— А вот я в следующий раз так и сделаю! — проорал вслед ему Джерри и уселся на песок.

Вода в ведре закипела, но опускать туда крабов, зная, что разозленный Доминик есть точно не придет, было просто глупо. Потому он просто сидел на солнцепеке, мечтая только об одном — чтобы этот вынужденный отпуск поскорее закончился.

***

Лежать в бездействии было чертовски утомляюще, но видеть Купера или брать с него пример, бегая по острову, как бешеная обезьяна, Доминик был не намерен. Лучше всего было успокоиться и перестать наконец думать о сексе, но это пока не получалось. Да и нужно ли это? Как только Доминик действительно успокаивался, чёртов Купер снова говорил или делал что-то такое, что иначе как провокацию расценивать было решительно невозможно.

— Ещё раз так сделает, и я его трахну! — наконец решил Доминик и встал с постели. Живот уже сводило от голода, и дожидаться, пока начнутся голодные обмороки, он не собирался.

Унылый Купер нашелся возле костра. Доминик подошел и молча водрузил ведро на угли.

— Водяное перемирие? — негромко спросил Джерри и воспринял угрюмое молчание Доминика как согласие. — Неужели здесь никаких овощей нельзя найти? — почти тоскливо спросил он. — Я уже даже по брюкве соскучился, не говоря уж о рагу из баранины с картошкой, или блинчиках на завтрак.

Доминик не ответил, только гулко сглотнул, и Джерри посчитал за благо тему привычной кухни больше не развивать. Под растерянным взглядом Доминика он одного за другим погрузил крабов в кипяток и тщательно перемешал удобной бамбуковой палкой, чтобы прогрелись равномернее.

Ракообразные стремительно меняли цвет, и Джерри ощутил, насколько же он проголодался. Но гораздо больше урчащего желудка его сейчас тревожило совсем другое. Доминик реагировал на него слишком остро. Даже если брать в расчет его предпочтения в сексе, которых он абсолютно не скрывал, и возраст — а о гиперсексуальности в двадцать с небольшим Джерри знал на собственном опыте. Но все равно реакции были слишком острыми, взрывными и непредсказуемыми. Ответ напрашивался сам собой — Доминику он, похоже, нравился. Настолько, что тот даже был не прочь с ним переспать.

Джерри оторопело замер, неотрывно смотря на огонь. Ничего хорошего подобное открытие принести не могло, и как себя вести с учетом новых обстоятельств, он решительно не знал. Игнорировать Доминика здесь, на необитаемом острове, когда приходится спать в одной постели и вместе добывать пищу, было нереально, да и как-то глупо. Пообещав себе впредь думать, что он говорит и делает, Джерри, снял ведро с огня, обмотав ручку каким-то листом, и насколько смог, осторожно слил кипяток.