— Неправда, — воскликнул бывший Наместник. — Я хотел…

— Уже не важно, что ты хотел! Оправданиями ничего не исправить. Ты разрушил мою жизнь, а теперь я пришёл, чтобы разрушить твою. Всё, что произошло на Острове — моих рук дело. И Дехтирель была мне хорошей женой. Мы были одного поля ягоды, но она была лишь средством, в то время как целью был ты… дядюшка… Ты, обрекший меня много лет назад на сиротство, голод, бродяжничество… Не бойся, я не поступлю с твоим сыном так, как ты сам поступил с сыном своей сестры.

— Она… на самом деле не была моей сестрой, — прошептал лорд Ровилар, не слыша своего голоса.

— Что-что? — стоявшие рядом Шандиар Изумрудный и леди Аннирель навострили уши.

— Она была моей кузиной, — ровным голосом сказал он. — Моей кузиной… и моей невестой… До войны.

— Значит, он действительно ваш племянник?

Всё произошедшее было слишком тяжело для лорда Ровилара. Он изо всех сил цеплялся за перила, чтобы устоять на ногах и боялся даже моргнуть, чтобы не потерять сознания. Взгляд его впился в лицо денщика его сына. Сходство между ним и его матерью было минимальным — брови, линия губ — но почему-то сомнений не возникало.

— Я не хотел, — еле слышно выдавил он.

— Что-что?

— Я этого не хотел, — в ушах стоял противный тонкий звон, предметы и лица отдалялись, уплывая куда-то.

— Ну, насколько я понимаю, — промолвил лорд Глессиар, — турнира не будет? Родной племянник — более близкий родственник, чем супруг свояченицы. Не так ли?

Он оглянулся на стоявший в глубине ложи столик. Там под охраной двух Преданных на шелковой подушке лежал платиновый венец Наместника Сапфирового.

Охтайр улыбнулся, чувствуя, как с плеч валится тяжесть, давившая на него столько лет. Он как никогда был близок к цели. Он не торопясь спешился, подошёл к ступеням, но только поставил ногу на нижнюю, как пронзительный звук трубы заставил всех обернуться, ища его источник.

— Похоже, — лорд Шандиар первым заметил движение у противоположной ограды, — одной битвы все-таки не избежать!

Лорд Ровилар рухнул в кресло, чудом не промахнувшись мимо. Он догадывался, кто мог рваться на поле и не знал, плакать или смеяться.