— Она все еще думает, что может стать гришом. Однажды она все поймет, — девочка прижала ладони к глазам. — С тех пор, как мы пришли сюда, нам было очень тяжело. Спасибо тебе.

Эрик удивленно заморгал.

— Я… Не за что.

Она улыбнулась и, не задумываясь, Эрик протянул ей руку. Лишь в ту секунду, как их пальцы переплелись, мальчик осознал свою ошибку. Стоило их рукам соприкоснуться, как глаза Анники расширились, и она резко втянула воздух. С долгое мгновение они смотрели друг на друга. Эрик поднял ее на ноги и отпустил руку. Но необратимое уже случилось.

— Ты усилитель, — выдохнула Анника.

Эрик покосился на Сильви, напавшую на очередное беспомощное дерево, не обращая на них никакого внимания, и испуганно кивнул. Как можно было быть таким глупым?! Теперь ему придется рассказать обо всем матери, и она заставит их сразу уйти. Если новость разойдется, они окажутся в опасности. Усилители встречались редко, их было трудно найти и еще труднее добыть. Их жизни будут обречены. Даже если удастся сбежать, слух все равно распространится. Он так и слышал голос матери: «Глупый, беспечный, бездушный! Если не ценишь свою жизнь, прояви хоть немного заботы о моей!»

Анника коснулась его рукава.

— Все нормально. Я никому не скажу.

Эрика охватила паника. Он покачал головой.

Девочка взяла его за руку. Было трудно не отстраниться. А стоило бы. Он нарушал главное правило матери по сохранению их жизней. «Никогда не позволяй им прикоснуться к тебе», — предупреждала она.

— Ты защитил Сильви. Обещаю, я никому ничего не скажу.

Эрик посмотрел на их руки. Ему нравилось это незнакомое ощущение от чужой ладони в своей. Казалось, Анника больше не боялась его силы. И она была храброй — защитила сестру, хотя знала, что Лев сильнее. У него столько секретов. Было приятно поделиться хотя бы одним.

— Останься, — попросила Анника. — Пожалуйста.

Эрик ничего не сказал, просто слегка сжал ее руку.

Девочка улыбнулась, и к своему удивлению, он улыбнулся в ответ.

Весь день они тренировались у ручья, пока Сильви придумывала песни и охотилась на лягушек. Анника даже помогла Эрику подтянуть его фьерданский. Мысль о том, что подобных дней может быть много, казалась слишком чудесный, чтобы в нее поверить. С наступлением вечера он заволновался, что скажет его мать о стычке со Львом, и не передумает ли насчет того, чтобы остаться здесь. Но когда он вернулся в хижину на закате, ее там не было.

Эрик смыл грязь с рук и лица, а затем направился к длинной пристройке, в которой собралась на ужин большая часть лагеря. Гриши сидели за столами, тянущимися вдоль всего домика, и ели оленину с жареным луком.

Его мать сидела рядом с улле за столом старейшин. Оба кивнули ему в знак приветствия.

Пройдясь взглядом по другим столам, Эрик увидел рыже-золотистые волосы Льва. Заметив Эрика, тот прищурился. Если Лев пока ничего не рассказал, то лишь потому, что лично хотел отомстить. Все, что ему было нужно, это подстроить засаду и связать Эрику руки, чтобы он не мог заклинать. Скорее всего, ему даже не потребуется помощь друзей. Эрик умел драться, но он был на голову ниже Льва.

— Эрик! — позвала Анника, помахав ему рукой, пока Сильви подпрыгивала на скамье рядом с ней. Может, Эрик не такое уж и плохое имя. Оно звучало вполне неплохо из ее уст.

С какое-то время они ужинали молча. Пища северян никогда его не привлекала, и Эрик просто возил лук по тарелке.

— Тебе не нравится? — спросила Анника.

— Да нет, все вкусно.

— Какая твоя любимая еда?

Он макнул хлеб в остатки ужина.

— Не знаю.

— Как это не знаешь? — удивилась Сильви.

Эрик пожал плечами. Никто никогда не задавал ему подобный вопрос.

— Э-э… я люблю сладкое.

— Пудинги?

Он кивнул.

— Пироги?

Снова кивнул. В Керчии подавали вкуснейший торт с вишней и сладким кремом, а шуханские конфеты, покрытые кунжутом, можно было есть горстями. Но он не должен был рассказывать о местах, которые посетил во время своих путешествий. Ведь он просто мальчишка с юга.

— Мне все нравится.

— Какой твой любимый цвет? — полюбопытствовала Сильви.

— У меня его нет.

— Как это?!

Синий, как Истиноморе. Красный, как крыши шуханских храмов. Чистый, маслянистый цвет солнечного сияния — не желтый и не золотой, как его назвать? Все цвета, которых не увидишь во тьме.

— Я никогда об этом не задумывался.

— Мой — радужный, — заявила Сильви.

— Это не цвет.

— Еще как цвет.

Когда она принялась донимать сидящую рядом семью, Анника сказала:

— Ты не спрашивал, где наша мама.

— А ты хочешь ответить?

— Ее схватили дрюскели — охотники на ведьм. Когда мы еще жили неподалеку от Оверута.

— Мне жаль.

— А твой отец умер в бою?

«Мой отец — всего лишь прах. Как и все вы».

— Да.

Она перевела взгляд на мужчину со светлыми волосами и ясными голубыми глазами, который сидел в дальнем конце стола старейшин. Не самое почетное место.

— Это твой отец? — спросил Эрик.

Анника потупила взгляд в тарелку.

— Вероятно, завтра вы со Львом уже будете лучшими друзьями.

Он нахмурился.

— Это вряд ли.

— Твоя мать сидит рядом с улле. Через пару дней ты уже не будешь есть со мной за одним столом.

— Конечно же, буду! — Затем он добавил: — Если мы останемся.

— Ты говорил, что останетесь.

Эрик покрутил в руках ложку. Он понимал, что должен поговорить с матерью о том, что узнала Анника.

— Пойдешь с нами плавать вечером?

— Сейчас слишком холодно, чтобы плавать.

— Чуть выше ручья есть пруд, питаемый горячими источниками.

Он оглянулся на свою мать, общающуюся с улле, ее черные глаза сверкали.

— Вряд ли я смогу.

Анника напряженно пожала плечами.

— Ладно.

Но Эрик видел, что она расстроилась. Он помнил ощущения от прикосновения ее руки. Следующие несколько месяцев он может быть Эриком. Может найти свое место в этом лагере. Может обрести дом и, возможно, даже завести друзей. А друзья развлекались вместе. И нарушали правила.

Он толкнул Аннику ногой под столом.

— В какое время?

Даже когда лампы давно погасли и Эрик убедился, что мать спит, он все равно мешкал. Его мать не доверяла уязвимости сна; она всегда дремала и вскакивала с кровати при малейшем шорохе.

Но они три недели учились охотиться вместе со следопытами на южном горном хребте. Он научился ходить бесшумно, наступая с пятки. Мальчик разулся и тихо пошел по укрытому шкурами полу.

Снаружи было светлее, чем в хижине, лагерь омыло голубым сиянием от серебристого света полной луны. Лишь дойдя до края леса, он осмелился вновь обуться и направился к деревьям, пытаясь найти тропинку к ручью. Он шел по ней с полмили, надеясь, что не опоздал, и даже начал волноваться, что каким-то образом свернул не в ту сторону, но затем поднялся по низкому холму, и в поле зрения появился пруд. Он оказался больше, чем ожидал Эрик, на поверхности шла рябью лунная дорожка.

Анника лежала на спине на воде, ее светлые волосы ореолом обрамляли голову. Девочка повернулась и начала плыть через пруд — тихая, как призрак.

Эрик подошел к берегу, и когда она вновь вынырнула, прошептал:

— Привет.

Анника быстро развернулась, поднимая волны, которые облизали песок.

— Я думала, ты уже не придешь.

— Мне пришлось дождаться, пока мама уснет, — ответил он, скидывая ботинки и раздеваясь до нижнего белья.

Эрик не знал, как объяснит матери мокрую одежду, но слишком стеснялся, чтобы снимать все. Когда он прыгнул в воду, в его груди возникло чувство головокружительного восторга. Он окунул голову, позволяя воде наполнить уши, заглушая весь мир, а затем вынырнул, ощущая ночную прохладу на своей влажной коже. Мальчик слышал тихий плеск от Анники, плавающей неподалеку. «До оттепели». Он сможет плавать здесь каждую ночь, если захочет. Возможно, когда пруд покроется льдом, они будут кататься на коньках.

— Где Сильви?

— Уснула раньше, чем отец. Я не хотела ее будить.

— Жаль.

Анника выпустила фонтанчик воды изо рта.

— Без нее тише. Кстати говоря, она решила, что твоя мать — принцесса.

Эрик снова окунул голову.

— Принцесса чего?

— Просто принцесса. Она очень красивая.

Эрик пожал плечами. Он замечал, как мужчины смотрят на его мать. Красота — очередное оружие в ее арсенале.