Эль-Сейф сел рядом с ним. Он был спокоен. Он все понял… От жажды трескались губы, он едва ворочал во рту распухшим языком, но он не замечал этого.

— Шоа, — шептал он. — Моей головы не хватило… Но у нас будет еще много голов, и все из одного тела…

Потом он замолк, потому что язык отказывался служить ему. Собрав все силы, он вскарабкался на скалу. Это заняло у него много времени и сил, и он даже не смог уползти в тень и так и остался на самом солнцепеке.

Он смотрел вокруг себя. Море было словно большая бледно-голубая чаша, в центре которой лежал он, Эль- Сейф, и умирал. После захода солнца у него уже не было сил спуститься к воде… Он лежал в центре огромной чаши. Его голова с шрамом, напоминавшим изогнутый меч, и с копной черных волос покоилась на камне. Он смотрел вверх, на звезды. Слышался тонкий писк комаров.

Он слышал этот писк, но уже не чувствовал их болезненных укусов. Он думал о том, что он сказал, обращаясь к Шоа, о том, что было скорее мечтой, чем мыслью… Море под ним светилось, как в ночь перед смертью Ауссы…

На другой день «Массауа» пристала к острову, и каид, нахуда, сериндж и несколько матросов высадились на берег, чтобы похоронить осужденных, как это велит пророк.

Шоа был мертв, они долго искали Эль-Сейфа и, наконец, нашли его на вершине утеса. Он еще дышал.

Каид наклонился над ним. И — словно блеск янтарных четок на минуту пробудил его к жизни — Эль-Сейф открыл глаза и улыбнувшись прошептал:

— Нас будет больше…

Каид удивленно заморгал глазами. Потом посмотрел на него и сказал:

— Умер. — Помолчав, он добавил:

— Иншаллах. Воля аллаха.