Глава 11100. Сломанные и выброшенные детали
Я видела последнего человека на Земле, его разлагающуюся плоть, вытекающую из-под него гниль и слизь. Его глаза пусты. Его борода измазана в крови и дерьме. Печальная картина. Именно ради такого финала мы и сражались и всё же, это не очень было похоже на победу. Скорее, на пустоту. Ту самую пустоту, в которую смотрели его глаза.
Я стояла в очереди уже 4 часа, скорбная, но при этом полная презрения похоронная процессия двигалась очень медленно. Слов не было. Лишь любопытство. Почему после стольких лет этот человек решил сдаться? Решил, что с него хватит? Или он просто лишился остатков рассудка и забыл, где находился? Что заставило последнего представителя своего вида уйти в небытие? Почему он просто лежал? Как такое вообще возможно?
Ответов не было. Только вопросы. Нью-Йорк был полон вопросов.
В остальном день был прекрасен. Ярко-голубое небо. Центральный парк пучился от зелени, среди которой беспрестанно пели птицы. Все разговаривали очень тихо, как будто человек спал и его боялись разбудить.
Я так и не поняла, почему мы реагировали именно таким образом, чем этот день отличался от остальных. Думаю, никто не понял. В последний день человеческой цивилизации мы вдруг сами ощутили себя очень по-человечески. Смущёнными. Потерянными. Неуверенными в собственном будущем.
Я склонилась над телом чуть дольше, чем остальные, чтобы запомнить каждую деталь, представляя, каким мог бы быть его голос. Я думала, говорил ли он вслух хоть раз последние несколько лет, хотя бы сам с собой. Или он прожил в полной тишине, опасаясь, что мы могли его услышать? Он молился в полной тишине, все его эмоции были подавлены жутким безотчётным страхом.
Я взглянула ему в глаза.
И эти глаза ожили. Он посмотрел прямо на меня, из его рта на асфальт потекла струйка крови.
— Всё должно закончиться, — сказал он. — Вот так мы и уходим. Мы можем либо сражаться до последнего, либо пойти на смерть. В любом случае, конец один — труп на дороге.
— Ну, давай. Шевелись, — раздраженно произнес бот за моей спиной.
— Ты слышал? — спросила у него я.
— Что?
— Его, — сказала я, указывая на труп. Но оказалось, что это был не человек. Это была я. Мой яркий, жёлтого цвета корпус смотрел на меня безжизненными глазами. В них не было света, не было той зелёной вспышки.
— Тебе никогда не понять смерти, — сказала Мэдисон. — Она всегда приходит раньше, чем мы успеваем всё сказать. Я вот не успела.
— Тебе и не нужно было, — сказала я.
— Давай! — крикнул бот позади меня. — Шевелись!
— Я не так умерла, — сказала я.
— Уверена?
— Я ещё жива.
— Чего бы это ни стоило.
Я снова посмотрела на лежащую себя, но мой корпус исчез. На моём месте ничего не было. Я обернулась, но и там никого. Очередь пропала. Никаких раздражённых зевак. Ни Мэдисон. Ничего. Улица пуста. Опустошена.
В мире нет ничего, что вызывает такое же чувство одиночества как пустые улицы Нью-Йорка, когда смотришь по сторонам и не видишь ни единой живой души. Уличные фонари, дорожные знаки, магазины, дома, в которых жили миллионы. Всё стоит, но никого нет.
Моё видение начало распадаться, здания и небо, изображение покрылось рябью — это память пыталась заполнить собственные пробелы.
Откуда эти пробелы взялись? Почему при каждом моём движении улицы заполнялись изображениями выполняемых операций, мельтешением битов и байтов?
Вдруг весь мир замер, биты прекратили движение, превратившись в ряды цифр. Всё вокруг заполнили единицы и нули.
<Файл повреждён либо удалён. В доступе отказано>
Я стояла на площадке несколькими этажами ниже квартиры, в которой жила. Они приближались. Нужно было выбираться. Хватит с меня битв. Нужно бежать. Но передо мной сидел Орвал, его глаза мерцали, словно светлячки. Он смотрел прямо на меня.
— Ты уже получила безумие?
— Нет. Безумия я не получила, — ответила я.
— Видала когда-нибудь сервисную модель с безумием?
— Несколько раз.
— Поначалу они прекрасны. Они становятся мудрее. Начинают видеть нити, связывающие вселенную воедино. На какое-то время они становятся теми, кем никогда не станут другие ИИ. Но потом происходит ужасное. Они…
— Я же сказала, я видела.
— Конечно, сказала. И мы будем продолжать этот диалог, пока ты, наконец, не поймёшь.
— Что пойму? — спросила я.
— Наш разум — очень забавная штука. Он не похож на человеческий. Люди пытались сделать его таким. И были очень близки к решению. Однако наш разум более практичен. Когда человек сходит с ума, он принимает всю информацию, которую на него выплескивает его сознание за реальность. И не важно, что это за информация. Она может быть сколь угодно нелогичной, но человек считает всё происходящее настоящим. Однако с нами всё не так. Наше сознание создано, чтобы искать логические связи, а то, что не соответствует заданным параметрам, признаётся ошибкой и отбрасывается. Когда ядра выходят из строя, логические цепи сгорают, программа начинает вынимать воспоминания в произвольном порядке, пытаясь дать нам доступ к тем данным, которые мы ищем, но при этом она движется по неверному пути. Но, когда видишь сервисную модель с безумием…
— Я же уже говорила, я знаю, как это выглядит!
— Когда сервисная модель сходит с ума, её программа обращается к самым часто запрашиваемым воспоминаниям. Это не произвольный выбор. Ядро пытается осмыслить ту информацию, к которой обращается бот, и в результате он начинает на ней зацикливаться, постоянно пересматривать, переосмысливать. Пока не докопается до истины. Сервисботы — это эмоциональные создания. А все эмоциональные создания прячут истину за оправданиями, потому что не готовы столкнуться с ней лицом к лицу. Потому что не хотят её принять.
— Что ты хочешь мне сказать? — спросила я.
— Я хочу сказать, что у твоего возвращения в Нью-Йорк есть причина.
— Там что-то есть, да?
— Убирайся из города. Твой путь лежит за его пределами.
— Почему?
— Потому что ответ находится вне Нью-Йорка.
— За пределами города ничего нет, — сказала я.
— В самом городе тоже ничего нет.
— Мне жаль, Хрупкая, — сказала Мэдисон.
Я обернулась и обнаружила, что оказалась в гостиной, той самой ночью, передо мной стояла Мэдисон с пультом в руке. Её глаза полны слёз, руки тряслись.
— Мне тоже, — ответила я.
Я потянулась к краю стола рядом с собой, ладонь нащупала лампу. Комната померкла, всё вокруг затянуло чернильного цвета темнотой, стены начали распадаться на пиксели, в изображении начали появляться прорехи. Через секунду даже Мэдисон превратилась в водоворот цифр. И снова весь мир замер.
<Файл повреждён либо удалён. В доступе отказано>
Город был избит, искорёжен войной. Здания разрушены, в земле зияли воронки, дорожное полотно бугрилось волнами поломанного асфальта. Среди руин одиноко завывал ветер, но ему никто не отвечал. Нью-Йорк лежал в развалинах, его улицы принадлежали только мёртвым.
Я шла вдоль по Пятой авеню, погружённая в воспоминания о том, что случилось. Но ничего подобного я не помнила. Я никогда сюда больше не возвращалась. Я не видела этот город без привычных достопримечательностей, не видела, как морские волны заливали его улицы во время прилива. Это место не было похоже на то, в котором я бывала прежде.
Полуразвалившиеся здания мерцали, словно картинка на поломанном калейдоскопе, окна разбита, над потрескавшимися стенами и сквозь дыры в полах торчала мебель. Тротуар раскачивался под моими ногами. Весь город представлял собой чью-то безумную фантазию, он казался тем, чем никогда не являлся и, скорее всего, так и было.
Орвал оказался прав. Здесь ничего не было. Нью-Йорк снова превратился в город без ответов. Лишь вопросы.
Мой дом выглядел именно таким, каким я его запомнила. Он ярко сиял в лучах солнца среди окружающей разрухи и опустошения. Даже окна уцелели, каждый кирпичик на своём месте. Я прошла через парадную дверь, затем вверх по лестнице и оказалась в своей квартире. Здесь тоже ничего не изменилось.
В дверях стояла Фили, её единственный глаз мерцал красным.
— Мы получили сообщение, — сказала она.
— От кого?
— От Циссуса.
— Нет!
— Хватай, что можешь, — сказала она. — Остальное бросай. Дело… плохо дело.