— Перестань, — сказал я и поравнялся с ней. Её щеки стали еще краснее из-за того, что её снова поймали на размышлениях вслух. Лидия потупила взгляд. — Придурков хватает. Не переживай из-за этого.

— Просто… ну, это не первый раз. Я пила крепкие напитки лишь раз. Это было в выпускном классе… тогда я чуть не переспала с каким-то парнем… и вот теперь. Боже! Не могу поверить. Второй раз пью и второй раз я чуть не… Дура! — она несильно бьёт себя рукой по лбу. — Давай о чём-нибудь другом? — попросила она.

— Давай, — просто сказал я потому, что внутри меня снова закипал гнев от того, что это был не первый урод, пытавшийся воспользоваться ей. Хотя, кого я обманываю? Встреть я такую девочку в баре, я бы сам захотел затащить её в постель.

— Ты просто невероятно пел, — начала она. — У тебя божественный голос. И ты так сексуально выглядишь на сцене с гитарой. Ой! Я вслух это сказала?

Лидия сейчас была краснее рака. Я лишь усмехнулся и кивнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться от её смущения.

— Видишь? Я такая дура.

— Нет. Наоборот, твоя привычка кажется мне очень милой. Многие люди вечно врут и недоговаривают, а ты честная, что большая редкость.

— Не правда. Из-за этого я всегда попадаю в нелепые ситуации.

— Зато я теперь знаю, что ты считаешь меня сексуальным. Ты не первый раз мне это говоришь, — усмехнулся я.

— О, Боже!

— Перестань. Не смущайся, — я отодвинул руку Лидии от лица.

— Раньше София была рядом, чтобы напомнить мне. У нас было тайное слово. Маршмеллоу.

— Маршмеллоу? — переспрашиваю я.

— Да. Маршмеллоу. Это была наша любимая сладость. София знала меня лучше всех на свете и знала, когда я начинаю говорить лишнее, поэтому она говорила это слово, и я сразу затыкалась. Это упрощало мне жизнь.

— София. Это твоя?..

— Сестра, — быстро сказала Лидия и плотнее закуталась в куртку. Но что-то мне подсказывало, что не из-за холода на улице, а из-за того холода, что шёл изнутри неё. Если я правильно помню, то с ней что-то случилось, теперь они редко видятся, но Лидия не хочет говорить об этом. — Мне так не хватает её, — продолжила она. — Макс классная, но она не София. Такое чувство, словно я потеряла часть себя восемь лет назад. А я и потеряла, ведь София была моей частью.

— Но она жива? — я не мог понять, почему Лидия говорит так, словно её сестра мертва.

— Да. Она жива, но больше не живёт, потому что не знает, как жить, — её голос был таким печальным, и она едва не плакала. Я решил перевести тему разговора.

— Все песни, что ты слышала, — сказал я. — Они были написаны про Алекса.

— Твоя мама что-то упоминала про него.

— Да, — вздохнул я.

— И кто он?

— Мой брат, — я с трудом сглотнул, потому что мне было очень тяжело говорить. Я не говорил этого уже очень долго и вообще старался не упоминать его. — Мой брат близнец, — продолжил я.

— Офигеть! — Сказала Лидия и повернулась ко мне. — Еще один такой же красавчик?

Это заставило меня улыбнуться, но теперь печальной улыбкой. Мысль о том, что Лидия считает меня красивым — приносила радость, а воспоминания о брате — боль.

— Да, но он умер.

— Боже! Прости.

— Ничего. Это было семь лет назад.

— Мне очень интересно, что случилось, почему ты так среагировал на упоминания твоей мамы о брате при мне. Но я не хочу лезть в это, потому что знаю, как больно, когда кто-то бередит старые раны.

Её честность и понимание меня поражают. Наверное, именно это заставило меня продолжить.

— Это я был виноват. В смерти Алекса виновен я. И до сих пор я не могу простить этого себе.

Я до сих пор помню наш последний разговор. Помню его слова, мои протесты. Он был так собран. Золотой мальчик школы. Победитель многих олимпиад. Гордость семьи. Наследник папиной компании. Подавал документы в Гарвард. Сейчас у него бы мог быть выпускной год. Последний.

— Мы часто виним себя во всех бедах, но, порой, нам нужно просто собраться и иди дальше, невзирая на ошибки прошлого, — задумчиво сказала Лидия. Когда я посмотрел на неё, то понял, что она говорит это скорее себе.

Она тоже в чём-то винила себя. Может, в смерти мамы. Или в том, что произошло с её сестрой. Не знаю, но было видно, что живёт она с этим уже очень давно и до сих пор не может просто так справиться. Я вижу то же, что вижу у себя. Демоны, что мучают её изнутри. Вечно что-то нашёптывают. Я знаю, что порой это сводит с ума. Я пью, курю травку и очень много трахаюсь, чтобы забыть эту боль, что вечно преследует меня и напоминает, что жизнь Алекса прервалась из-за меня.

А музыка помогает мне выговориться. Я надеюсь, что, где бы он ни был, он слышит мою музыку, через которую я говорю ему, как я сожалею и как сильно его люблю. Надеюсь, он слышит меня.

Мы больше не говорили, потому что уже дошли до дома. Лидия жила на этаж ниже меня, но я всё равно проводил её до самой двери и ждал, пока она справится с замком. Потом она повернулась ко мне, и я заметил, что её глаза были красными и из них текли слёзы.

— Останься со мной. — Тихо попросила она.

Этой ночью мы открыли друг другу часть своих душ. Она рассказала мне что-то очень личное, а я рассказал ей то, про что никогда не упоминаю. И теперь я чувствую, что между нами появилась связь. И я чувствую, что меня захлестнули эмоции, что не наполняли меня очень долго. Я знаю, что Лидия чувствует то же, что и я. И я просто не могу оставить её сейчас одну.