Глава 5 Куинтон

9 декабря, день сорок первый в реальном мире

Моя группа поддержки вполне нормальная. По большей части я просто сижу позади и слушаю все разговоры. Хотя Уилсон, парень, который отвечает за встречи, несколько раз пытался загнать меня в угол и просил поделиться своей историей. Я сказал ему, что не готов. Что я только месяц, как с реабилитации…хорошо, сорок один день, если быть точным… но я не готов делиться тем, что происходит внутри меня, пока даже с самим собой, не говоря уже о целой толпе народа. Он сказал, что понимает меня, и я действительно ему верю, учитывая то, через что он прошел. Что меня удивляет, так это то, как он совсем обычно выглядит, несмотря на то, что случилось. Как и сейчас. Я слушаю, как он говорит об аварии и его вине в этом, и это самое странное для меня, потому что, для начала, он может говорить об этом трезво. А также потому, что он не выглядит, как будто сейчас сломается.

- Знаете, я помню, как сидел в больнице, зашивая порезы, которых было довольно много, единственные отметины, что у меня остались после аварии, - он кажется спокойным, но я вижу в его глазах раскаяние, хоть оно и не пожирает его, как это происходит со мной. - И я все думал, почему я? Почему я выжил? - Он поправляет галстук, это вошло в его привычку, когда он выступает перед аудиторией. Я думаю, что, возможно, он надевает галстук с единственной целью, чтобы поправлять его. - Почему я не мог один погибнуть в этой автокатастрофе? - Он останавливается на этом, ослабив галстук и оглядывая десять-двенадцать человек, сидящих на раскладных стульях, уставившись на него. Все разного возраста, высоты, веса. Мужчины. Женщины. Такие разные, но мы все разделяем одно и то же чувство. Вину.

Он начинает ходить по комнате, делая короткие, медленные шаги, несмотря на то, что у него длинные ноги, ощущение, что он специально тянет время. Ему тридцать пять лет, и на днях он сказал мне, что авария случилась почти десять лет назад. Десять лет будет семнадцатого марта, если быть точным, в день его рождения. Когда он сказал мне это, я подумал, что это полный отстой, если что-то подобное происходит на день рождения, и он ответил, что это и так полный отстой, и неважно, в какой день это произошло.

Он внезапно останавливается и встает перед группой. Его спокойное поведение меняется, и он выглядит злым. - Долгое время я спрашивал себя, почему я? И было много людей, которые спрашивали то же самое, особенно дети и внуки людей, которых я убил, проехав на красный свет. Они обвиняли меня…и до сих пор это делают. И я не осуждаю их. Это моя вина. Я знаю это, и долгое время я думал, что должен страдать за это. Заплатить за то, что сделал. - Он скрещивает руки на груди, злость переходит в страсть. - И знаете, я должен был... заплатить за это, не имея жалости к себе, - он качает головой. - Но позвольте мне сказать вам, я жалел себя. Огромная жалость к себе помогала мне накачивать свое тело наркотиками, и знаете что? Это помогало мне чувствовать себя лучше, и я думаю, что это был самый ужас во всем этом - что я чувствовал себя хорошо. Был под кайфом, в то время как людям было больно из-за потери близкого человека, все потому что я не мог отложить этот чертов телефон, пока ехал. - Он замолкает, опустив голову, и я думаю, что, возможно, он плачет.

Несколько человек в группе кивают, словно понимают, о чем он говорит. Понимают. Как и я. Это история похожа на мою, хотя я отвлекся не на телефон, а на Лекси, высунувшую голову из окна. Отвлекающий маневр, который привел меня к небрежному вождению. Тем не менее, я должен был просто остановиться

Я его не понимаю, правда. Пока нет, но я чувствую, как что-то меняется внутри меня. В моей темной душе становится светлее. И я не знаю, что это.

Он поднимает голову вверх, и я удивлен, что в его глазах нет слез. - Мне потребовались годы, чтобы кое-что понять. Годы на наркотиках, чтобы, наконец, осознать одну простую вещь. Что дело не в том, чтобы заглушить боль, а в том, чтобы принять ее и что-то с ней сделать. Сделать что-то хорошее, чтобы компенсировать плохое.

Он снова начинает ходить взад-вперед. - Делать то, что помогает людям, вместо того, чтобы чахнуть, жалея себя. Потому что я принял дерьмовое решение в самый неподходящий момент, и все изменилось. - Он смотрит на присутствующих в комнате, как будто обращается к каждому. - Меняйте мир. Делайте добро. Вы будете удивлены, насколько легче вам удастся справиться со своей виной.

Он останавливается, и люди начинают задавать ему вопросы. Я молчу, переваривая застрявшее в моей голове откровение. Это то, что я делаю? Жалею себя? Перебирая все свои дерьмовые решения за последние два года, прихожу к горькому выводу, что так и есть. Я о том, что не сделал ничего хорошего взамен жизням, которые забрал. Я просто медленно шел к смерти сам, решив умереть, потому что это казалось намного проще, чем справляться со всей этой болью внутри.

Чем больше я анализирую, тем больше волнуюсь. Я не уверен, что хуже, позволить себе утонуть в своей вине или увидеть более светлую сторону. Не уверен, что я готов с этим бороться, и когда встреча заканчивается, я уже готов бежать к чертям из этой церкви и искать, где найти спасение, чтобы накачать свое тело метом и сосредоточиться на выбросе адреналина, вместо той бури чувств, что клокочет сейчас у меня внутри.

Но Уилсон тормозит меня в дверях, вставая передо мной, появившись практически из ниоткуда. - Эй, у нас тут пожар?

Я останавливаюсь перед ним, бросая на него удивленный взгляд. - Что?

Он хихикает, наклоняясь и беря пластиковый стаканчик со столика у двери. - Ты так быстро убегаешь, я подумал, что, может быть, ты увидел огонь. - Он замолкает, словно действительно ждет, что я отвечу на вопрос. - Но судя по твоему растерянному взгляду, я думаю, дело не в огне, так? -Опять же, он ждет от меня ответ.

Я медленно качаю головой. - Нет... не в огне.

- Так, что случилось, раз ты так спешишь? - спрашивает он, протягивая стакан к кофейному аппарату. - Моя речь тебя напугала?

Я собираюсь сказать ему нет, но он похож на человека, который распознает мою ложь, поэтому я настороженно киваю. - Есть немного.

Он наливает кофе в чашку. - Да, я увлекаюсь иногда, когда становлюсь очень вдохновленным, - он тянется за пакетиком сахара. - Кажется, чем больше речей я произношу, тем более страстными я становлюсь, думаю, что это потому, что я полон решимости попытаться помочь таким людям, как ты и я, увидеть вещи в ином свете.

Я оглядываюсь на несколько человек в комнате, ощущая себя не в своей тарелке. - Да, я почувствовал.

- Кажется, тебе непросто, - он изучает меня, разрывая пакетик с сахаром зубами. - Если я правильно помню, Грег заставил тебя прийти на эти встречи?

- Да, он.

Он улыбается, высыпая сахар в кофе, затем бросает пакетик в мусор, прежде чем взять ложечку. - Он упертый сукин сын, не так ли?

Я почти улыбаюсь. - Да, похоже на то, но он не так уж плохо.

- Нет, в общем, он не плох, - он выходит за дверь и идет к лестнице, ведущей наверх. Зал встреч находится в подвале церкви. Я не любитель ходить в церковь. В самом деле, я чувствую, что меня осуждают в тот момент, когда шагаю за порог, будь то служители церкви или Бог, хотя я не уверен, что верю в Бога.

- На самом деле, он действительно мне очень помог, подтолкнув меня в правильном направлении, - продолжает Уилсон, поднимаясь по лестнице.

- Правда? - спрашиваю я с сомнением, ухватившись за перила, пока поднимаюсь.

Он останавливается посреди лестницы, оглядываясь через плечо на меня с любопытным выражением на лице. - Как давно ты его посещаешь?

- Несколько недель.

Он кивает, как будто что-то понимает. – Значит, ты новичок, - он начинает снова подниматься. - Дай ему время. Будет лучше.

Я не уверен, что полностью купился на его «будет лучше» речь. - Сколько времени это обычно занимает? - спрашиваю, когда мы выходим, повернув к двери слева, на которой висят елочные венки. Рождество повсюду приветствует меня, но я этому совсем не рад.

- Что ты имеешь ввиду? - спрашивает он, помешивая свой кофе, который, я знаю, довольно противный, потому что попробовал его в первый раз, когда пришел на одну из таких встреч и меня чуть не стошнило от неприятного привкуса.