Изменить стиль страницы

XVI Воспламенение вулкана

Между прочим, я мечтал вот о чем.

В моем уме гнездились два предположения.

Первое предположение состояло в том, что материк, на котором я обретался, покоится на громадной ледяной массе, принесшей его сюда. Стало быть, что было принесено, то может быть и унесено обратно.

Появление китов в пещере поддерживало меня в этом предположении. Они могли пожаловать или из Гренландского океана, или же из открытого Пареем Северного ледовитого моря, которые, по всей вероятности, недалеко отсюда.

Материк сдерживается лишь расположенным кругом льдом. Если ему удастся прорвать это кольцо, он уплывет дальше.

Но куда и как далеко может он уплыть?

Он может переправиться через Северный полюс в Америку. Морское течение снесло бы его этим путем.

А что могло бы помочь материку освободиться?

Помогло бы великое землетрясение!

Но как же устроить этот выход из ледовитых масс?

Вот над этим-то вопросом я и ломал себе голову.

В данном случае я вполне сходился в намерениях с Наполеоном III, когда он, в сопровождении одного орла, отправлялся на покорение Франции, или с графом Беньовским, пожелавшим с одной только пушкой занять остров Мадагаскар.

Да, я носился с мыслью сдвинуть с места част земли!

Ведь я был тут наместником с неограниченной властью, и смело мог сказать про себя: «L’etat c’est moi!» (государство — это я!). Я и народ и государь почти в одном, по крайней мере, человеческом лице. Я обладаю неисчислимыми сокровищами под землей, и у меня нет ни копейки государственных долгов. Я с успехом вел войны как на суше, так и на море. Побежденный враг всегда платил мне военную контрибуцию. Подданных у меня немного — двое: одного из них я мог оседлать, другого доить. Кроме этого, я обручен с царской дочерью. Я уверен, что девица в кристалле — дочь допотопного царя.

Второе предположение основывалось на том обстоятельстве, что в пещере очутились первобытные люди.

Раз они попали сюда с поверхности земли, то должен быть и выход обратно на землю.

Этот выход я уже давно искал. Побочных пещер, служивших продолжением той, в которой я находился, было много. Вопрос был в том: в которую из них мне направиться? Одна вела вверх, другая — вниз.

После долгих размышлений, я однажды собрался и прошел во вторую.

Это была, впрочем, не пещера, а только узкая щель, едва-едва позволявшая двигаться по ней. Сначала она шла сквозь слои сланца, смешанного с песчаником, но потом стал преобладать один песчаник.

Щель — или шахта, как хотите — спускалась все более и более вглубь. В одном месте сильно запахло вонючим камнем.

Во мне блеснул луч надежды: где есть вонючий камень, там неподалеку должен находиться каменный уголь, а где каменный уголь, там и нефть.

Теперь надо было двигаться с крайней осторожностью: в каменноугольных залежах всегда развиваются смертоносные газы.

При одном повороте шахты до ушей моих вдруг донеслись звуки, точно от живых существ.

Что это такое? — пчелиное жужжание?!.. Тут, под землей?! Тут, выше восемьдесят пятого градуса северной широты, где уже нет никаких насекомых, и вдобавок еще — в каменноугольной залежи, в эпоху образования которой, говорят, еще и не было вовсе летающих насекомых?!

А пчела так и гудела впереди меня, как бы желая предупредить, чтобы я не шел далее, а то она ужалит меня.

Это не сон, не галлюцинация слуха: когда я закрываю уши, жужжания не слышно, а когда открою, оно снова ясно раздается.

Я все-таки двинулся далее. Стало звучать так, как будто пчела запуталась в ткани паука и тщетно бьется, чтобы освободиться. Жужжание было такое болезненное, отчаянное.

Я стал светить вокруг себя лампой, желая узнать, в чем дело.

Но вот, вдруг, жужжание превратилось в пронзительный крик совы. Проволочный цилиндр дэвийской лампы наполнился синим пламенем и накалился докрасна.

i_033.jpg

Теперь я понял, что это была за пчела! Если бы она ужалила меня, я бы живо очутился на том свете.

Откуда-то струился нефтяной газ — вероятно, из крохотного, тонкого, как игла, отверстия в скале. Это-то и производило такое грустное жужжание.

Тут нехорошо оставаться!

Запах нефти становился очень ощутительным.

Моя лампочка могла лишь указать мне опасность, но не предохранить от нее.

Я остановился, как вкопанный.

Какая, однако, могла быть причина тому, что воздух в цилиндре лампы воспламенился только тогда, когда я уже подошел к опасному отверстию? Стоило нефтяному газу выходить из незаметного отверстия в течение лишь одной ночи, чтобы наполнить весь проход, и тогда лампа должна была указать мне это еще в самом начале, а унылая песенка нефтяного газа звучала тут, вероятно, уже десятки тысяч лет, — значит, он находил же себе исход наружу…

Я не стал возвращаться назад.

Сам же я искал то, что здесь так напугало меня.

Я поставил лампу на дно пещеры, — она перестала пылать.

Затем я попробовал двинуться вперед, насколько хватало ее света.

Мною руководило какое-то предчувствие.

Однако, я удалился гораздо дальше света и тщетно бродил ощупью в темноте.

Вдруг у меня появился новый путеводитель: своеобразный шум, как будто от подземного водопада.

С каждым моим шагом вперед шум становился все сильнее и сильнее.

Передо мной должна была находиться большая пещера, в которой струилась вода.

Но отчего же это вода, будучи сжатой с двух сторон ледяными слоями, сама не превращается в лед? Не могла же сюда проникнуть теплота, возбужденная новообразованием базальта? Конечно, нет.

Я инстинктивно продолжал идти дальше.

Наконец появился еще и третий путеводитель — свет.

Да, в отдалении как будто начинало рассветать!

Рассвет! Луч неба, находящегося над землей! Положим, это небо в течение целого полугодия не посещается солнцем, а все же оно светлее сводов подземелья!.

Избавление было, по-видимому, близко.

Я уже не двигался более ощупью, не шел, а летел на крыльях надежды.

Я уже не чувствовал окружающего меня тяжелого запаха, но видел только все усиливавшееся впереди мерцание. Вместе с тем рос и шум водопада.

Но вдруг я должен был остановиться: проход, медленно поднимавшийся вверх, был пересечен глубокой отвесной пропастью. А немного дальше, в вышине, было разодранное зубчатое отверстие, в которое и проникало загадочное мерцание… А, вот оно и само небо!.. Небольшой клочок его виднеется сквозь расщелину, а на этом клочке сияет луна!

Луна светила мне в глаза!

Да, но это была не та луна, которую мы все привыкли видеть и которая всегда так апатично-спокойна и величественно-неподвижна в несущих ее волнах эфира. Нет, эта луна была совсем другая, какая-то удивительно странная и смешная. Она прыгала там, вверху, и скакала то направо, то налево, взад и вперед. Ее круглое лицо то вытягивалось в длину, принимая выражение печали и грусти, то раздавалось в ширь, точно ухмыляясь. Края ее находились в беспрерывном волнообразном движении, а иногда казалось, что она разрывалась на два полушария, которые через мгновение снова соединялись в одно.

Что же это такое?

Я скоро нашел объяснение и этому необычайному явлению.

В освещенной мерцанием бездне (там точно прыгала и паясничала вторая луна) я разглядел каменноугольные наслоения, составлявшие стену метров в тридцать вышины. В одном месте этой черной блестящей стены вырывался поток, привлекший меня сюда своим шумом.

Поток этот был совершенно черен, а там, где он падал стремглав в бездну, образовывалась широкая лента пузырчатой, вздутой пены тоже черного цвета.

Этот поток был смешан с горным маслом!

Очевидно, часть воды и горного масла проходит где-нибудь в открытое море, часть же летучей нефти испаряется. Вот в этой-то беспрерывной струе газа, идущего волнистыми линиями, и преломляется изображение луны, искажаясь до неузнаваемости.

Предо мной находился нефтяной вулкан, еще не воспламенившийся. На дне бездны пузырился асфальт, происходящий из нефти.

Одна пустячная спичка могла бы произвести здесь катастрофу, способную перевернуть все вверх дном!

Я твердо решил вызвать эту катастрофу, оградив себя, конечно, от ее последствий. Взрыв вулкана поопаснее акта формировки базальта!

Но что же я выиграю от катастрофы?

Выиграю то, что взрыв громадного скопления нефти даст материку такой сильный толчок, вследствие которого он непременно должен будет оторваться от связывавших его ледяных масс.