Разразившаяся гроза бушевала за окнами гостиницы. Но Мэтру Николаусу до стихии не было никакого дела. Он был поглощен своими обязанностями, то и дело подгоняя поварят и справляясь о готовности пищи. Нынче ночью его заведение пользовалось особой популярностью. Погода на дворе стояла скверная. Поэтому даже местные жители пришли, чтобы поговорить о том, о сем и выпить пару стаканчиков подогретого вина с пряностями.

Лан и его спутница развлекали собравшихся. Им редко выдавалась возможность сыграть для такого количества публики, которая, ко всему прочему была ещё и при деньгах. Надо сказать, в последний вечер перед появлением Странствующей Башни народу собралось очень много, и почти все столы были заняты. Возле скамей громоздились кирасы, шлемы и мечи с топорами, а их владельцы кутили с товарищами по оружию, вещая байки столетней давности о походах и турнирах, которые то и дело взрывали компании хохотом и клацаньем кружек. Время словно остановилось для них там, задолго до войны, когда еще было о чем судачить и за что сражаться.

Рыцарь из ордена Надзора угрюмо сидел в углу, потягивая свое пиво в полном одиночестве. Ему, по всей видимости, не нужны были сегодня собутыльники. На счастье хозяина он занял самый маленький стол из всех, что оказались в общей зале, и никто не нарушал его одиночества этой ночью. Так бы и продолжалось, если бы один из постояльцев не вернулся в гостиницу после того, как мэтр вежливо попросил его убраться, и не заплатил за последнюю комнату двойную цену. Николаус не хотел снова связываться с ларонийским колдуном, но тот очаровал его жену, и та упросила пустить белого эльфа на ночлег, ведь на улице разыгралась такая непогода. Поэтому Зойт, спустившись по лестнице в общую залу и не найдя себе свободного места среди скамей с наемниками, охотниками на всё на свете и гордо задиравшими клиновидные бородки молодыми друидами, ни капли не смутившись, уселся напротив пьющего свое пиво рыцаря.

— Доброй вам ночи и приятной выпивки! — пожелал Даэран, состроив доброжелательную мину.

Каратель буркнул что-то неразборчивое, очевидно, посылая нежданного гостя ко всем чертям, но белый эльф заказал себе стакан подогретого вина и утку с яблоками. Когда заказ был подан, он с аппетитом принялся уплетать дичь, поминутно нахваливая кулинарные способности жены хозяина, отчего женщина таяла, как свеча с недостаточно укороченным фитилем.

— Сударь, я смотрю у вас, как у всякого убежденного нахала, великолепный аппетит в моем обществе? Если судить по треску за вашими острыми ушами, — наконец нарушил молчание рыцарь.

— Вы правы. Я чертовски голоден, а ваше общество было бы ещё приятнее, если бы вы не сидели с такой гнусной рожей. Что-то случилось? Вам жаль, что завтра мастер Хронос, наконец, избавит вас от необходимости надзора за всяким сбродом?

— Полегче, сударь! Имейте хоть каплю сострадания. В этот день, много лет назад, я потерял жену и сына.

— Черт возьми, я не знал этого и прошу простить, если чем-то задел вас. Однако рискну предположить, что после того несчастья и началась ваша история карателя, не так ли?

— Да, — рыцарь допил содержимое кружки и, чтобы она не отправилась туда же, куда улетела утром её сестра, хозяин лично поспешил наполнить.

— Что же приключилось много лет назад? — спросил Даэран, откинувшись на спинку стула со стаканом подогретого вина в руке и вытирая губы платком.

— Они погибли, когда один маг-недоучка призвал какую-то тварь и не смог с ней управиться. Мало того, что безмозглый молокосос сам был съеден со всеми потрохами, так этот монстр напал на деревню. Увы, мы подоспели слишком поздно. Все, что нам оставалось — это помогать рыть могилы. Монстр исчез к тому времени, но успел натворить немало дел.

— Кого винить, скажите мне? Того, кто неумело использовал знания или того, кто вручил ему эти знания? Неужели вы думаете, что в прежние времена такого не случилось бы? Когда Разделенная Магия была в руках архимагистров? Тогда даже ордена, подобного вашему, не было в помине. Ему просто не позволили бы существовать, — Зойт выдал все это с сочувственным выражением лица, которое было большой редкостью на ларонийских физиономиях.

— Раньше я тоже думал, как, впрочем, и многие, что Ta’Erna — это свобода от гнета аристократии волшебников, но время, как видите, наказало меня за мои убеждения.

— Отлично! И в результате вы прониклись еще более ничтожными убеждениями, что оступившихся надо убивать без суда и следствия. Как делали в пресловутой ЭРА.

— Заметьте, только магов! — возразил рыцарь.

— Еще бы, зачем вам тогда доспехи с печатью охранного круга от колдовства? Металл так и сияет, стоит лишь присмотреться получше, — усмехнулся Зойт, — но вот вопрос, а магов ли вы убивали? Или все больше таких вот несмышленышей, один из которых и отправил на тот свет вашу жену и сына?

— Что?! — вскричал каратель.

— Полноте, сударь. Я наизусть выучил список тех убийц магов, от которых стоит держаться подальше всякому чародею, который недешево ценит свою жизнь. Вас в нем, видимо, нет, если вы здесь и не боитесь за свою шкуру в преддверии появления Хроноса. Ведь мэтр не упускает случая испепелить какого-нибудь убийцу своих коллег, если таковой сыщется в округе. Собственно, многоуважаемый владелец Странствующей Башни сам и выпустил в свет тот знаменитый список, с каждым годом сокращая его сверху вниз, попутно продолжая от последней строки новыми именами. На его счету более тысячи борцов против Единой Магии. Вот он — грозный противник, воплощение, можно сказать, бессмертия волшебства в наше время. Что скажете?

— Он помогает людям. От него никакого вреда.

— Великолепно изложено и старательно записано в книгах вашего ордена, не так ли?

— На что вы намекаете?

— Я хочу сказать, что развалить башку недоучке гораздо проще, но, с другой стороны, тот и способен творить куда меньшее зло, чем опытный чародей. Поэтому в вашем ордене мелким целям придают важный статус, а крупным — статус недосягаемый. Удобная политика выживания, а не борьбы, во имя которой изначально и были созваны подобные вам.

— Я убивал и опытных чародеев в честном бою, — сверкнул глазами каратель.

— А я вам не верю, — отрезал ларониец, допивая остывшее вино. — Вы ослеплены жаждой мести и каждый раз добавляете значимости, чтобы не потерять ту нить, которая изначально привела вас к такому печальному финалу, не понимая, что вы уже давно ее потеряли. Опытный маг положил бы конец вашим безысходным мытарствам в поиске истины, ростки которой вы срубаете всякий раз, когда они поднимаются перед вашими глазами.

Рыцарь вскочил, яростно сжав кулаки. Взгляд Зойта облил его презрением. Белый эльф тоже встал и направился к лестнице.

— Тогда… Я вызываю вас!!! — крикнул на весь зал каратель.

Воцарилась неловкая тишина. Все смотрели в сторону парочки с любопытством и плохо скрываемым азартом. Даэран остановился, взявшись за перила и, не поворачиваясь, ответил:

— Что ж, готовьтесь. Завтра вы умрете.

— Посмотрим, сударь!

Рыцарь готов был поклясться, что слышал, как Зойт отчетливо произнес: «Сказал слепец…» Но губы колдуна не шевельнулись, а в общей зале снова полились разговоры, будто последнее слово осталось за карателем, а не за эльфом.

Карнаж проснулся рано. Он чувствовал себя на удивление прекрасно. Было ощущение, будто кто-то влил в него сил, и теперь все тело ныло от бездействия. Протерев заспанные глаза, он обнаружил возле себя Скиеру.

— Ясно, — сказал сам себе «ловец удачи», нахмурившись.

Он склонился над спящей, провел рукой по её волосам и поцеловал в губы. Лучница испустила тихий стон. Феникс поднялся и заботливо укутал её в одеяло. Она будет еще долго спать, восстанавливая силы. Карнаж никогда бы не согласился на подобное, но, когда он бывал без сознания, зверская природа брала своё и, не слушаясь ни тела, ни разума, забирала из первого попавшегося нужные силы для восстановления. Если бы на его месте оказался настолько же изможденный чистокровный ран’дьянец, Скиере вообще не суждено было бы проснуться.

Одеваясь, полукровка даже не задавался вопросом, зачем она это сделала, как стал бы сокрушаться несмышленый романтик. Ведь знала… Что ж, каждый получал своё в итоге. Так было и будет всегда и для него, и для любого другого «ловца удачи». Но что-то было в этой жертвенности, что не восхищало, а скорее успокаивало Феникса. Значит, он еще кому-то нужен.