Пролог

В трагическую годину история возносит на гребень великих людей, но сами трагедии дело рук посредственностей.

Морис Дрюон

В се кончено. Надежды не осталось. Я умру здесь, и усталая грудь исторгнет последний вздох…

Беловолосый гомункул твердо ступал по огромному каменному диску алтаря. Возвышение в центре манило своими ступенями. Вокруг, на восьми каменных зубьях, переливались яркими огнями кристаллы стихий. Они были готовы к погружению в земную твердь. Навеки. Вместе с тем, кто собирался провести жуткий ритуал.

Ноги — по колено, руки — по локоть в крови. О, нет, это не метафора! Я стараюсь не поскользнуться в лужах этой дарующей жизнь субстанции и не дать рукояти меча выпасть из уставших пальцев. Выбирал ли я этот удел? Нет. Выбор был сделан за меня, будто кто-то раскрыл книгу и решил написать очередную историю, поместив меня туда, в качестве персонажа.

Я старался жить своим умом, пусть и под пятой ЭРА и не боялся дороги, даже когда пришлось шагать в полном одиночестве. Но время идет своим чередом, запущенное по большому кругу, где многие забывают, с чего все началось. С чего начал я? Со службы… Как казалось тогда, на благо мира! Впрочем, к чему это знать, если вскоре я останусь лишь еще одним призраком на страницах хроник, как мои браться и сестры? О! Эти хроники ещё поведают вам, и не раз, о победах, турнирах, войнах, колдовстве и драконах! Развернут красивое полотно, где изображены рыцари в сияющих доспехах, и прикуют к себе восхищенный взгляд. Или, как знать, может быть маг в роскошной робе и колпаке, с воздетыми руками и набирающим силу заклятием более привлечет ваше внимание? Куда мне, простому палачу гомункулу, тягаться с ними? Хотя, нет! Будет что вспомнить и обо мне!

Итак, представлюсь: я — Аир, урожденный граф А’Ксеарн, отродье Xenos, проклятие Материка и хранящих его Кристаллов Стихий. Я — смерть в сапогах, что выхаживал некогда по дорогам этого мира. Отравитель, подлый убийца, мерзавец, коварный злодей и душегуб. «Таких еще свет не видывал!» По крайней мере это я слышу в последнее время себе вдогонку. Я осмелился поднять руку на хранителей Материка, архимагистров восьми орденов стихий. Как я посмел?! Ведь все было так хорошо и безоблачно! Какого черта я стал грозовой тучей на небосклоне, когда отгремели великие битвы со Злом? Когда хронисты насидели мозоли, без устали скребя перьями о новых и новых победах Света над Тьмой!

Вокруг алтаря кипел бой. В слепой ярости адепты орденов стихий сражались с немногочисленными сторонниками последнего из Xenos, который шел к алтарю под грохот взрывов и лязг стали, громогласные проклятия раненых и хрипы умирающих.

Как же люди увлечены героическими сказаниями, доложу я вам. Вот они, «сказания», вокруг орут и умирают. Пожалуйте в самую гущу этой резни, дамы и господа, чтобы понять, какими чернилами написано то, что развлекает вас у теплого камина осенними и зимними вечерами, записанное каллиграфическим почерком в толстом томике очередного романиста. Придет время, и хронисты перестанут отсиживать свои зады, без конца копируя новые и новые образчики безжалостных творений. Их старания заменят вырезанные из дерева и выплавленные из металла литеры, что позволят быстрее помещать очередное героическое сказание на бумагу. Она не будет краснеть. Оставим хотя бы «бледность» ей, изумленной до глубины души тем, как над руинами городов и заваленными телами полями битв ещё хватает сил греметь победным трубам. Да, до глубины её тонкой души! У бумаги есть душа, но слишком робкая, чтобы спорить с тем, кто взахлеб пишет о смертоубийстве за правое дело.

Редко какой хронист остановится посреди гущи «бумажной» войны и всерьез задумается над тем, кто только что испустил дух, пронзенный его пером. И не сделает различия на чаше весов с вывеской «Правое и Левое дело», а скажет равно и за героя, и за злодея. Человек вообще любит создавать что-нибудь, чтобы потом лихо разрушить. Вот увидите, господа! Сейчас Материк надежно ограничен Творцами незримой линией, и обитателям нет дела до того, что творится дальше «на шарике этом летающем, с которого спрыгнуть нельзя». Эпоха досталась та еще, но что будет дальше? Кто знает? Не берусь судить. Я видел правосудие, прикрывающееся справедливостью, и почему-то всякий раз представлял фигуру палача в черном колпаке, застывшего в ожидании на плахе. Поэтому, думается мне, человек создаст еще множество вещей, дайте только место грандиозным замыслам, снова разрушит, и разрушение будет сообразно грандиозности!

Беловолосый гомункул поднялся по ступеням и встал на возвышении посредине алтаря, направив острие клинка себе в грудь. Его изумрудные глаза с крестовидным зрачком ярко засветились.

Прощай, Материк! Замысел Творцов свершится сегодня! В этот день, посреди Островов Восьми, колыбели народов, я навсегда заберу Кристаллы Стихий. Но мое наследие останется с тобой! Берегись, жалкий клочок земли! Ведь ты еще терпишь на своем горбу тех, кто снова начнет делить мир на «черное» и «белое». Еще остались судьи и пророки, провозгласившие за собой право на решения, обрекшие когда-то меня на участь изгоя, а мой индекс на уничтожение! Еще живы лжецы, оправдывающие убийство «во имя»… Что ж, ты получишь сполна, если кровавых войн для детей твоих мало, чтобы уразуметь ценность жизни. Неумолим бег времени и моё Наследие настигнет тебя в недобрый час, коли не суждено чадам твоим жить в мире, прозреть и увидеть, что сталось после эпохи Сокрушения Идолов, не протянуть руку страждущему, а забыть и снова праздновать победу в черте города, когда снаружи тела навалены вровень со стенами, то… Пускай этот жалкий мир катится в Бездну!!!

Клинок пронзил грудь.

Битва прекратилась сама собой, когда в небо из центра алтаря устремилась огромная радуга. Эльфы, люди, гномы, халфлинги — все в изумлении опустили оружие и смотрели, задрав головы, вверх.

“Ta’Erna!” — воскликнул кто-то, вспомнив строки древнего пророчества о Xenos. Пророчества, которое положило конец многим, если не всем пророчествам на Материке.

Старый, убелённый сединами хронист откинулся на спинку дубового стула. Оставив воспоминания, он размышлял над тем, как начать еще один свой труд в бесконечной череде лет, что подарили ему Творцы. Отгремели кровавые битвы и пали многие великие герои. Пожалуй, не оставив ничего взамен, кроме разрушений и утрат.

— И что же теперь? — грустно улыбнулся сам себе старец. — Закат легенд? Все о нем только и говорят. Закат, который предвещала Ta’Erna — магическая радуга, вырвавшаяся на свободу с гибелью последнего из Xenos. Говорили, будто пролив свою кровь на диск алтаря, куда приковал кристаллы, он довершил обряд, разомкнувший цепь истории. Цепь, неизменно возвращавшую Материк на грань уничтожения.

Жизнь Xenos, как феномена искусственной жизни, с тех пор, как у кристаллов не стало хозяев, потеряла всякий смысл. Ta’Erna, единым вздохом свободы и надежды последнего из них пролилась по небосклону и была видна отовсюду. Она принесла с собой много радости, а после.… Впрочем, что мне до того, что после? Я из того времени, а не из этого. Сейчас всё слишком неопределенно и чуждо для всех, кто привык жить рядом с чародеями и драконами. Но любое время, даже самое смутное, стоит записи в хронике. Вдруг среди серых красок сыщется что-то, что блеснет не титулом и не происхождением, не золотом и не доблестью, а тем, что не получишь в наследство, не украдешь и чему не научит и сотня высоколобых наставников.

Старик заскрипел пером по бумаге, и вскоре на странице красовалось заглавие: «Наследие». Сухие пальцы ловко отчертили его и вывели ниже несколько четверостиший в качестве эпиграфа зачинающемуся памятнику настоящего, которое так и не покинули тени прошлого и вряд ли когда-либо покинут предсказания будущего:

Клянусь, мне тяжко слышать фразы

Тех, кто выдают сужденья сразу

О том как, от чего и что проистечёт

Так, словно, мудрых род наперечёт

Он, кто вознамерился судить

О том, что будет, а чему не быть

Не проникая вглубь и смысл слов,

Тот никуда не годный пустослов