Эпилог — Ратмир

Сегодня исполняется пять лет нашему сыну и я знаю, что он вырастет достойным хранителем Леса. Он и сейчас необычный ребенок. Готов буквально жить среди волтов, клохх и жеребят, он может носиться с ними на четвереньках и прекрасно понимает язык всех. Разве что летать не научился. Но если дело так пойдет и дальше… Шучу. Я уже и правда ничему не удивляюсь, меня невозможно изумить. Самые большие потрясения я уже пережил. Я надеюсь.

Я смотрю на Алёну в легком цветастом платье и любуюсь. Она смеется так весело, задорно, так искренне рада, что мы у нее есть, что мне порой становится стыдно. Стыдно за то, что я, порой, не могу выразить свои чувства так открыто, как она. Я до сих пор вспоминаю с содроганием тот день, когда мог её потерять. Мы могли её потерять. Вскоре после того, как Алёна пришла в себя, оказалось, что она ждет ребенка. Это стало счастливым потрясением для нас обоих…

Ожидая, когда она очнется, зовя её дни и ночи напролет, я успел поседеть. Алёна и сейчас шутит, что только ей удалось состарить такого бессмертного человека, как я, на десяток лет. Пусть… Это неважно. Я был готов жизнь отдать, лишь бы она пришла в себя. Что там годы… Тем более, сейчас мы оба знаем, что значит время. Время для нас… Это бесконечная игра в погружение и выныривание, когда мы оба стараемся делать это синхронно. Получалось не всегда… На сей раз получилось.

Я обнимаю Агнума, он весело смеется, зарывается в меня головой.

— Папа! Папа! Я тебя люблю! — пожалуй, самые важные слова. После еще одних, когда-то произнесенных Алёной…

Наши гости на день рождения — это сборище маленьких волтов и других жителей леса. Придут также и Файн со своей женой Лайтой, на которую он давненько засматривался еще тогда, когда сознание покинуло меня после пожара, они поселились в лесу, недалеко от нас. Растят малышку-дочь буквально среди клохх. Эст пока в поиске своей половинки, но торопиться ему некуда, ведь у него, также как и у меня, замедленное старение… Обещала приехать и Гаудия с близнецами, ей удалось удачно выйти замуж за молодого, подающего надежды ученого… В быту, правда, он оказался не очень умел, и Гаудии пришлось взять все в свои руки. А с домом и кошельком мужа она справляется весьма исправно.

Вспоминаю снова тот день, сердце сжимается до сих пор. До появления Алёны в моей жизни я не жил… Спал… Я не смог предвидеть заговор инквизиторов. Я не сумел их остановить. Я едва не потерял её, лес, все…

События разворачивались стремительно. Я сразу почувствовал, что Алёна каким-то чудом освободилась. Я молился, чтобы она скорее покинула лес, но она упряма. Слишком. У нем был свой план, свой замысел, который она хотела воплотить несмотря ни на что. Я не мог её остановить. Я знал, что что-то случится, я предчувствовал.

Быть может, глубоко внутри я также знал о зарождающейся внутри неё жизни. И её задумка приводила меня в ужас больше, чем то, что сам я был привязан к столбу для сожжения. Это придало сил, ярости, решительности. Я не знал, что внутри меня сидит такая разрушительная сила, безудержный ураган. Я напрягал руки до того момента, пока не начала скрипеть и рваться веревка. Я хотел остановить инквизиторов, но пуще — саму Алёну, хотел кричать, чтобы она сохранила себя…

Я практически не помню тот момент, когда я сорвался как зверь, набросился на Мартимуса, нашу безудержную, но короткую схватку. Я не оставил ему шанса, все внутри меня превратилось в бунт. Мартимус издал свой последний крик прямо в моих руках. Не знаю, придётся ли нам встретиться вновь. Но я буду делать то же самое раз за разом, пока этот человек не остановится в своём всепоглощающем безумии, пока не перестанет причинять вред моей семье, к которой я отношу лес с волтами в том числе.

Остальные инквизиторы отпрянули, замешкались, не зная, что делать с обезумевшим зверем в моем обличье. А потом несколько человек натянули стрелы лука и направили их на меня… Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не разразившееся в тот момент землетрясение, которого никогда не знал лес. Это было не просто удивительно… Я оцепенел в изумлении, когда из-под земли полезли толстые корни, словно вырвавшиеся на свободу змеи.

Затем корни резко обвили ноги инквизиторов, ошеломлённо делающих безуспешные попытки отпрянуть… и силой затянули их под землю. Дикие, душераздирающие вопли наполнили лес… Меня назвали дьяволом, молились о помощи, но я не мог… не хотел помочь. Я знал, лес убирает прямую угрозу, это его ответ на все, что сотворили люди в белых балахонах. Волты продолжали большой массой лежать на земле, я до сих пор не знал, смогут ли они очнуться и вернуться к привычной жизни. Корни их не трогали. Лес знал, с кем надо бороться…

Вскоре все закончилось, я моментально бросился на поиски Алёны, включив внутреннее зрение. Я нашёл её быстро, но поздно… Она лежала, свернувшись калачиком, в основании дерева недалёко от деревни. В ней почти не было жизни, остатки угасали на глазах. Ей не было больно, она просто потеряла силы вместе с кровью, которой пробудила могучее чёрное дерево. Она даже не перевязала рану. Она просто уходила, незримо, мягко, куда-то к себе, в свой истинный дом.

Нет!

Ни за что.

Нет. Я не мог этого позволить. Её дом теперь здесь, рядом со мной! Не отпущу, не позволю! — твердил я тогда, когда минуты в пути до дома, казалось, превратились в длинные дни… Скорее! На кровать! Сок Светлого дерева! Много!!! Много… Обнимать, вжимать в себя, вдохнуть жизнь, заменить дыхание на своё… Вместе… Только вместе, мы справимся… Звать, звать все время, чтобы не уходила, не уплыла в самую даль… Даль, из которой никто не возвращается. Там будет сложно найти, но я найду и там, достану во чтобы то ни стало… Если надо — сам отправлюсь туда!!! Не буду ждать следующего раза…

Время остановилось. Его не было вовсе. Я потерял счёт дням, я не знал, сколько прошло времени с того момента. Друзья усиленно занимались восстановлением волтов, они пришли в себя, некоторым понадобилась срочная помощь… Клоххи тоже были затронуты действием яда, но вроде обошлось. Я не обращал ни на что внимание. Я лишь звал, я слышал её, где-то там, вдалеке.

А потом стало происходить нечто странное, она изменилась… Изменились нити, окутавшие Алёну, их стало больше, они стали подвижнее и живее, словно… зарождалось что-то ещё. И голос, ещё один… звал ее не менее настойчиво, чем я. Теперь я знаю, что это был наш сын, но тогда я понял не сразу. А когда понял, буквально задергал, потащил Алёну вверх наружу за нити, которые прочно связали нас… Алёна очнулась в полном недоумении. Она не понимала, что произошло.

За исключением чрезмерно пышной и слегка утомительной свадьбы, на которой родственники Алёны не оставили на нас живого места от объятий и поцелуев, мы ни разу не покидали пределы леса. Здесь родился наш сын. Здесь наша земля, наше место. Я буду думать, что навсегда, хотя не хочу загадывать… Кто знает, к чему приведёт конвалюция. Почти вырос и возмужал Рэм. Кстати, Алёне удалось научить его письму, и более того, нашему языку. Теперь для молодых волтов работает школа, где они усердно учатся не хуже человеческих детей. Правда те, кто постарше, учиться отказались, им хорошо и так. Пушистые клыкастые ленивцы…

Зато они приняли активное участие в строительстве в лесу новой исследовательской лаборатории Конвалюции живых форм. Алёна настояла, я не стал спорить. Если моя жена будет под боком, то пусть хоть академию открывает! И это не совсем шутка. Её любимый профессор наведывается к нам весьма часто, иногда мне кажется, что вот-вот и поселится. Нередко его сопровождает Кловес и пара-тройка других учёных. Пусть… Я знаю, что все это делается во имя сохранения и процветания лесного содружества видов. Алёна никогда не допустит, чтобы исследования нанесли вред лесу. Никогда…

Я смотрю на девушку в зеленом платье, почти сливающуюся с окружающей листвой и сердце успокаивается. До сих пор я иногда не могу поверить, что она моя жена и в моей душе поселился долгожданный покой. Неужели я это заслужил? Годами ранее я даже на миг не мог надеяться, что судьба преподнесёт мне столь щедрый подарок.