Глава 19 — Побег с последствиями
Утро ничего хорошего не сулило. Во-первых, продолжал идти дождь, а отчаянно мокнуть во время такого рискованного предприятия, как побег, не хотелось. Во-вторых, вернулся Эст, везя с собой насквозь мокрого и сморщенного, словно увядший огурец, мужичка в смешных круглых очках. Мне-то было не до смеха, я сразу смекнула, что это тот самый документалист, росчерком пера которого я должна обрести новый статус — жены. Мне было объявлено на официальный лад в присутствии сосредоточенного жениха, серьезного документалиста и двух друзей-товарищей Белого и Бороды (которым отвелась роль свидетелей законного бракосочетания), что мистер Фран пробудет весь завтрашний день в поместье, приводя в порядок все необходимые документальные вопросы, а послезавтра состоится официальное оформление отношений.
К тому моменту к моему горлу незримо подкатывала паника и блинчики, поглощенные за завтраком. Пытаясь сдержать и то, и другое, я послушно кивала, в то время как в голове застрял судорожный крик протеста, который я тоже сдержала, дабы не разрушить намечающееся мероприятие. Побег, я имею в виду. Ноги сами несли меня к выходу, но я заставила себя успокоиться, уговорила ноги подняться в спальню и тут уж возглас подавить не смогла:
— А-а-а! Мать честная! Унеси все леший и спрячь подальше!.. — на кровати передо мной, словно застывшие произведения искусства, лежали три белоснежных свадебных наряда, один краше другого. Те самые, из злополучного кортежа, платья все-таки достигли своей цели и сразили меня наповал. Тонкие кружева соединялись с атласными и шелковыми тканями, переливались кристаллами и манили фигурно расшитым жемчугом, словно и не платья это вовсе, а прекрасные белоснежные полотна, сотканные талантливым художником. Одно платье было длинным и строгим, и имело меньше всего украшений, а два других блестели даже в ненастную погоду, грозя ослепить всех вокруг.
Хм-м-м… конечно, я замуж не собираюсь. Но кто сказал, что нельзя примерить такую красоту? Хоть одним глазком взглянуть на себя в наряде, который, вероятно, никогда не смогу надеть. Помявшись некоторое время в борьбе с внутренними принципами, я, наконец, их одолела и, скинув свой простой наряд, залезла в самое пышное платье, моментально превращаясь из моли в принцессу. Оно село как влитое, интересно, кто это так хорошо знает мой размер? С волнением взглянула в большое настенное зеркало и застыла… На меня смотрела не серая мышь Алёна, коей я привыкла себя считать за время учебы, а загадочная незнакомка, словно случайно зашедшая на бал, и теперь в недоумении озирающаяся вокруг. Такой я себя еще не видела, поэтому на моем лице застыла выражение искреннего и простодушного удивления. Вот что красивая одежда делает с людьми! Точнее сказать, одежда и делает людей людьми или, как в моем случае, принцессами. Покрутившись перед зеркалом некоторое время, я со вздохом сняла платье. Золотая клетка не по мне.
Весь остаток дня я провела как на иголках, на себе ощущая все эмоции тех невест из любимых мной романов, которые решили (безусловно, в силу веских причин!) учинить побег накануне свадьбы. Паника! Катастрофа! Ощущение надвигающегося смерча! Крушение жизни! Потеря опоры! В общем, держалась я еле еле, то и дело подпрыгивая на месте в желании скорейшим образом спастись из жадных лап лесного чудовища. Пусть эти лапы и были довольно мягкими и вполне себе ласковыми, я яро убеждала себя, что это притворство перед надвигающимся уничтожительным смерчем. Я осознала, что время для побега выбрала неудачное, надо было делать это раньше. Сейчас Ратмир засядет за документами и, возможно, останется в поместье. Времени совсем не осталось, всего один день до свадьбы — я оказалась припертой к стене.
Однако, на следующий день лесные благодетели решили проявить ко мне милость, потому что погода радовала ярким солнцем и теплом, документалист завяз в кабинете и по выражению его сосредоточенного лица и кипы папок, еле удерживаемых в руках, — надолго. Ратмир же куда-то отбыл к моему великому счастью, за которое я даже отвесила фигуральный поклон в воздухе, словно обращаясь к внезапно вспомнившим про меня святым покровителям. Я дала добро на действие своему паническому настроению и подрагивающим ногам. Немедленно схватила спрятанную под кроватью походную сумку, сунула Ку-ку под мышку и незаметно, прижимаясь к стеночке, выкатилась из дома. Закинув сумку в кусты около конюшни, попросила Тодра собрать Ариадну для утренней пробежки. Вывела кобылу из конюшни, достала сумку, с тихой яростью затолкала глупого кота, которому почему-то вздумалось воспротивиться, начать орать и топорщить в разные стороны лапы. Но силы были не равны, поэтому синехвостый питомец оказался плотно закрыт под скрипучей молнией мешка. Вскочила на Ариадну и припустила что есть сил в направлении, где, как я помнила, зиял спасительный проем в скалах.
Вполне уверенно, без тени внутреннего сомнения в способностях своей памяти, я скакала довольно долго, теша себя мыслью, что скалы вроде бы приближаются, по крайней мере, регулярно мелькают вдали, особенно, если выехать на открытую поляну. Я ликовала и надсмехалась над предсказаниями Ратмира о пленящем лесе. Все удалось, как я и хотела, погони видно не было, а пространство радовало милыми и оптимистичными пейзажами, хотелось остановить лошадь, спрыгнуть в траву и набрать букет сладко пахнущих лесом цветов. Кружить, словно в танце, от радости и наполняющей все тело от макушки до пяток пьянящей свободы. Но я торопилась, поэтому не разрешала себе остановиться для подобных романтических причуд.
Солнце давно уже было в зените, а желудок настойчиво напоминал о себе голодным писком. Кот поддакивал голодными воплями, втихаря подъедая, это было понятно по настойчивому вздрагиванию сумки, запасы припасенной куриной грудки. Стало ясно, необходимо сделать привал. Я похрустела сухарями, из одного горлышка захваченной бутыли мы с Ку-ку глотнули воду, Ариадна пожевала какие-то синие цветочки. Медлить не стала и мы снова отправились в путь.
Вскоре местность сменилась на пересеченную, начались живописные холмы, извилистые впадины и зеленеющие мягким ковром долины, а я порадовалась, что вот-вот к нам вплотную подступят горы. То есть, мы подступим к ними и без лишних усилий минем проход. Мы пересекли небольшой ручей и впереди нарисовался плавным бугром окутанный изумрудной травой холм, на вершине которого невольно приковывало взгляд… белое от коры до листьев дерево. Я даже глаза пошире открыла, силясь рассмотреть диковинку. Приглушенно охнула, не в силах сдержать изумление, и направила Ариадну прямо на холм изучать находку. Конечно, я торопилась, но мимо такого зрелища пройти не могла.
Все время пока мы приближались к светлому дереву, рот мой открывался все больше и больше до характерного неприличия. Признаться, я видела такое впервые. Дерево со светлой бежевой корой, увенчанное еще более светлыми, почти белыми, крупными листьями. По виду старое, высокое, с раскидистыми закрученными ветвями, основанием, словно состоящим из переплетения множества более мелких стволов, совершенно сказочное и невообразимо красивое. Мы взобрались на холм, я спешилась и, рассекая сочную траву, бросилась разглядывать чудо.
Подбежав близко, прикоснулась рукой к мягкой бархатной коре. И не кора это была словно, а… велюровая кожа. Мне казалось, что когда я её гладила, ветви начинали сильнее колыхаться, а листья шелестеть на ветру. Я обошла толстый ствол по кругу, внимательно вглядываясь в испещренную бороздами кору. В одном месте я увидела светлые капли, проступающие из глубокой ложбинки, связывающей два сросшихся куска. Потрогала пальцем — липкие… Словно… смола.
И тут меня осенило. Смола, ну конечно же! Ведь сам Ратмир говорил о Светлом дереве. Смола Светлого дерева, вот что это! Та ценность, которая так удивительно залечивает раны. Поддавшись внезапному порыву, за который впору было бы краснеть, я вплотную приблизилась к дереву и слизала сочившиеся капли языком. Они были сладковатыми и терпкими на вкус, немного пряными, оставляя непередаваемое послевкусие незнакомого мне растения. Язык снова зажил своей жизнью и влез в расщелину второй раз, доставая еще одну порцию сладкого вещества. С ума сойти! Сама не знаю, зачем я это сделала. Надо было в пробирку собрать, а я откровенно все слопала. Подействовал голод или чрезмерный исследовательский интерес, в простонародье зовущийся любопытством, я не знала, ощутив, как жар от конфузного поступка моментально опалил щеки.