Было пятнадцать минут шестого, когда я добрался до своей конторы. Фран Джордан уже собиралась уходить, она наносила последний мазок помады на свою пухлую нижнюю губку.

– Добро пожаловать домой, – улыбнулась она. – Как прошло в больнице?

– Ты все сделала великолепно, Фран. Медсестра стала совсем ручной после того, как ты объяснила ей суть дела. Я встретился с Мардж и добился от нее, чего хотел. – Я вдруг вспомнил слова сестры о пожилых людях и нахмурился. – Фран… – я повернулся к ней профилем и по-мальчишески ухмыльнулся. – Я, кажется, напоминаю тебе кого-то из твоей семьи? Может быть, отца? Посмотри повнимательнее – прохожу я под рубрикой «пожилой человек» в твоей картотеке?

– А… это… – смешалась Фран. – Я так старалась, пытаясь забить ей голову всякой юридической мумбой-юмбой. А я и сама-то не очень в этом разбираюсь. Я решила, раз вы сказали, что это очень важно и вам нужно обязательно проникнуть туда, то можно немного и соврать. Рассказала ей, что работаю в конторе своего отца всего шесть месяцев, и это моя вина – с этими документами, ну, что они не были подписаны еще неделю назад.

Я почувствовал себя значительно лучше.

– Судя по всему, ты велела ей остерегаться самого молодо выглядящего отца, которого она когда-либо видела? – самодовольно спросил я.

– Я велела ей остерегаться мужчины, со стрижкой «ежиком», крашеного, с небольшими белыми шрамами вокруг лица, так как он пять или шесть раз делал пластическую операцию, – выдала она, не задумываясь. – Может быть, опустим эту тему?

– Согласен. Ничего интересного не произошло? Может, кто-нибудь прислал деньги?

– Четыре раза звонила мисс Линн. Она очень расстроилась из-за того, что вас все время не было на месте. Она, бедняжка, устала бродить по вашей квартире в полном одиночестве!

– Да? Еще что?

– Звонила маленькая птичка по имени Касплин.

– Что он хотел?

– Сказал, что обещал позвонить сегодня утром и назначить вам встречу. Я ответила, что вас нет, пусть звонит после пяти – тогда наверняка застанет вас.

– Отлично! Все?

– Больше ничего. Я могу идти?

– Я бы хотел, чтобы ты осталась, но не думаю, что ты согласишься, – честно признался я. Может, скажешь, чем ты занималась весь день, пока меня не было?

– Выполнила одно чепуховое задание, – с улыбкой ответила она. – Потом поболтала немного. До свидания, Дэнни.

– Может быть, все-таки останешься?

После того как она ушла, я прошел к себе в кабинет, открыл дипломат и достал папку. В ней было еще три папки поменьше. На первой из них было напечатано «Рекс Тибольт». Я открыл ее – там были снимки из «Акапулько». Теперь они не пригодились бы даже для эпитафии, и я закрыл эту папку.

Вторая папка проходила под грифом «Марго Линн». Она содержала газетные вырезки, в которых шла речь о несовершеннолетней преступнице Джэнни Риговски. Я с интересом прочитал их: Марго была очень непослушной и очень деятельной девчонкой.

В первых двух папках не было ничего, что могло бы навести на след настоящего убийцы. Оставалась надежда на последнюю папку. Наверняка Харви собрал в ней что-то из прошлой жизни примадонны. Я глянул на напечатанный заголовок, и меня как обожгло – имени Донны Альберты в заголовке не было. Там было напечатано «Касплин». Из папки выпали на стол вырезки из газет. Все они были датированы осенью пятидесятого года. У Касплина было тогда другое имя – «Малыш Джой – карманная энциклопедия музыки». Среди вырезок было несколько рекламных листков о гастролях. «Малыш Джой – чудо-карлик. Может ответить на любой вопрос публики по музыке, может назвать любую песню или мелодию, если кто-нибудь просвистит первые три такта». Вырезки были из разных газет. Один из участников гастрольного турне был обвинен в том, что зарабатывал деньги на одной из девушек, участвовавшей в поездке. Обыкновенное сводничество. Но вся соль скандала, весьма смахивающего на гротескную и не совсем приличную шутку, была представлена на больших фотографиях, которые все газеты поместили на первой странице. Двое стояли бок о бок: Джой был ростом четыре фута и четыре дюйма, в то время как девушка – перезревшая грязная блондинка – была ровно шести футов. Касплин получил условный приговор, так как был судим впервые. Думаю, что судья пожалел его, родившегося с умом и поведением обычного человека, но с телом карлика. Даже сейчас, разглядывая вырезки из газет десятилетней давности, я чувствовал нечто вроде шока – отлично развитая голова, приятное лицо, тонкие черты, и вдруг – тело карлика внизу.

Да, раскопки Харви сделали свое дело и принесли ему успех. Единственное, что я хотел теперь, чтобы Донна Альберта посмотрела эти вырезки. После этого Касплину наверняка пришлось бы расстаться с должностью ее управляющего. Это был бы конец его карьеры!

Я закурил и прочитал еще несколько вырезок. Слабый звук заставил меня оглянуться – я увидел Касплина. Он стоял в дверях и вежливо улыбался. Мне оставалось только гадать, как долго он там стоит. На нем был легкий желтовато-коричневый костюм, соломенная шляпа набекрень и все та же трость из черного дерева с серебряным набалдашником. Выглядел он довольно смешно – как одна из частей не очень талантливого действия с пением и танцами, которое появилось на сцене только потому, что людям всегда нравится нечто выходящее за рамки обычного и слегка попахивающее скандалом.

– Хотел позвонить вам еще раз, – сказал Касплин своим птичьим голосом. – Потом подумал, что могу и заскочить. Вы не возражаете?

– Не возражаю.

– Вот и хорошо! – Он почти впрыгнул в комнату, к самому столу, так что уже поздно было прятать папку, даже если бы я очень этого захотел. Он поднял одну из газетных вырезок и внимательно изучал ее в течение нескольких секунд. – Представьте себе, все абсолютная правда, – сказал он как ни в чем не бывало. – Просвистите первые три такта любой мелодии, и я назову ее!

– Да, это дар! – согласился я.

Все еще вежливо улыбаясь, он отошел и сел на ближайший стул.

– Вы оказались более ловким детективом, чем я предполагал, – сказал он. – Раздобыть эти досье было нелегко.

– Мне повезло, – осторожно заметил я. – Я не знал, что третья папка принадлежит вам. Считал, что там должно стоять имя Донны Альберты.

– Иногда люди ошибаются, – философски заметил он. – Что вы собираетесь делать с этим материалом, Бойд?

– Еще не думал, – честно сознался я. – Я только что начал складывать в целое осколки портрета.

– Портрета? – он по-птичьи склонил голову набок и почти игриво посмотрел на меня. – Могу спросить, чей это портрет? Или это секрет?

– Это групповой портрет, – сказал я. – С центральной фигурой – примадонной.

– Звучит интригующе. Продолжайте!

– Люди, сходящие от нее с ума, собраны вокруг. В последние два дня я пристально наблюдал за ними и понял, что ее садизм сломал жизнь каждого из них. Как и все остальное в ней, ее жестокость тоже больших размеров. Согласны?

Улыбка медленно сползала с его лица.

– Продолжайте, – тихо сказал он.

– Главное, чего я не понимал раньше, то, что ее управляющий был тоже без ума от нее, как и все остальные. Он, правда, дает иногда волю своим вкусам к большим женщинам, например, к своей секретарше, но это совсем не то, что ему нужно. По-настоящему он всегда желал только Донну Альберту.

– Ну, это обычное явление – желать такую большую женщину, как Донна Альберта, такому, как я, – тихо сказал он. – Думаю, меня можно понять. Донна Альберта – это нечто особенное. С таким голосом и таким телом! В тот вечер, когда я впервые услышал ее в Метрополитене, для меня началась новая жизнь. Я поставил себе целью сблизиться с ней, стать частью ее мира – и я добился этого.

– Вы стали ее управляющим, – согласился я. – Но затем настал день, когда Эрл Харви пожелал, чтобы она пела в «Саломее» на Второй авеню. Вы, вероятно, решили, что он шутит, пока он не вытащил эту папочку. Донна Альберта уважала ваши способности управляющего. Наверное, вы были вынуждены сказать ей, что для ее карьеры будет лучше, если она согласится?