Он рычит, подчиняясь. У меня такое ощущение, будто прямо сейчас я плаваю с акулами. Пытаюсь приручить льва. Встречаюсь лицом к лицу с хищником, который намного сильнее меня и легко способен меня уничтожить. Это одновременно волнующе и ужасающе. Рук скользит в меня пальцами, и огонь внизу моего живота выходит из-под контроля.

— Боже. Чёрт возьми, — мой разум отключается. Я двигаюсь на его губах, забирая своё удовольствие, как он мне и говорил. Когда он слегка отводит руку назад, дразнясь пальцами, играя с моей задницей, я больше не могу справиться. Я тянусь и накрываю его руку своей, удерживая её на месте, давая ему знать, чего я хочу.

Я хочу почувствовать его и внутри.

Рук рычит подо мной, это звук крайней нужды. Он нежен, пока проталкивает палец мне в задницу, но я могу сказать, чего ему это стоит. Он хочет быть со мной грубым. Хочет перевернуть меня и жёстко трахнуть, но держит себя на привязи.

Когда его язык на моём клиторе, а пальцы и у меня в заднице, и в киске, моё тело кажется лампочкой, потоком электрического разряда, который вьётся петлёй и изгибается по моему телу.

— Чёрт, Рук. Чёрт!

Он тоже ругался бы, если бы его рот не был занят. Я на грани оргазма, когда отрываюсь от него. Мне нужно, чтобы он был внутри меня. Мне нужно это больше всего.

Я отодвигаюсь назад и опускаюсь на его член, изо всех сил стараясь не кричать. Одно дело чувствовать внутри его пальцы, но член? Не знаю, сможет ли моё тело когда-нибудь легко его принимать. Мне всегда нужно будет быть серьёзно заведённой, прежде чем он попытается меня трахунть. Рук обнажает зубы, пока я раскачиваюсь назад-вперёд, и здесь получаю от него удовольствие.

— Чёрт, Саша. Ты такая чертовски мокрая. Я чувствую, как по мне всё течёт, — шипит он. — Это так заводит.

Я знаю, что теперь это просто вопрос времени. Я всё ближе и ближе подхожу к обрыву, навстречу падению, которое неизбежно как для меня, так и для прекрасного мужчины подо мной.

Но я растягиваю это, откладывая, дразнясь, мучая… Каждый раз, когда Рук собирается кончить, я зависаю над ним, чтобы внутри меня был только самый кончик его члена, и командую ему сдерживаться. У него исключительный самоконтроль. Он хочет физически владеть мною. Хочет перевернуть меня и трахать как грузовой поезд. Он хочет вытянуть из меня оргазм так же сильно, как хочет кончить сам, но каждый раз, когда я ему отказываю, он матерится и сжимает зубы, откидывая голову, выставляя грудь, мышцы его горла работают на износ, и он сдерживается.

Когда я наконец позволяю ему кончить, он рычит изо всех сил, его пальцы впиваются в матрас, его тело извивается и изгибается, и я ничего не могу сделать, кроме как кончить вместе с ним. Видя, как он вот так теряется, я могу кончить на месте, несмотря ни на что.

Меня охватывает оргазм, с яростью выбивая воздух из моих лёгких. Я падаю на него, задыхаясь, и Рук обвивает меня руками. Всё его тело дёргается и дрожит, его глаза закрыты, а губы слегка приоткрыты. Я хочу оставаться в таком положении всегда, глядя на блаженное удовольствие на его лице, пока он по-прежнему во мне, его скользкая сперма на моих бёдрах, его и мой пот солёный на моих губах.

Мы засыпаем, сплетённые друг с другом. Не знаю, как долго мы лежим в отключке, но когда я просыпаюсь, Рук сидит в конце кровати. На его лице тени, и мне хочется провести пальцами по его хмурому лбу, по переносице, по губам, подбородку и горлу. Он вырезан из камня. Когда смотришь на него, в нём нет никакой видимой мягкости. На него тяжело смотреть, не чувствуя проблеска паники.

Его татуировки как предупреждение. Мать Природа сделала своих самых опасных существ разноцветными, украшенными узорами и агрессивными, готовыми к нападению и жестокости. Хотел он этого или нет, Рук достиг своими татуировками того же самого. Трахаться с ним небезопасно и опрометчиво. Связываться с ним равнозначно приглашению в дом беспорядка и анархии. Я видела, как люди на него смотрят. Они видят татуировки и впечатляющие размеры и съёживаются, быстро отводя взгляд, пока он не заметил, что они заметили его.

Но я видела сквозь татуировки. Я зашла за грань его внешности и то, как он держится, как одним взглядом вызывает желание прижаться к стене. Он показал мне нежность, которую я никогда бы от него не ожидала, и это перевернуло моё сердце. Думаю, только он на такое способен. Его губы изгибаются в очень маленькой, отчасти доброй улыбке.

— Я никогда раньше никого сюда не пускал. Ты первая.

Это меня удивляет. Я бы подумала, что в его спальне стоит вращающаяся дверь, учитывая, как уверенно он ведёт себя с женщинами. Но мне очень не нравится об этом думать. Даже более удивительно. Эндрю я никогда не ревновала. Я никогда не переживала о том, что он будет флиртовать с другими женщинами на работе, или на него западёт какая-нибудь симпатичная малолетка. Я просто принимала то, что он был со мной, и на этом всё. Если бы он хотел взять и изменить, то это просто означало бы, что наши отношения сломаны без шанса на восстановление, и в любом случае мне было без него лучше.

С Руком от мысли о его руках на теле другой женщины мне становится физически плохо. Даже думать о нём с девушками в прошлом очень некомфортно.

— Почему? — спрашиваю я. — Почему ты никогда никого сюда не приводил?

— Потому что. Это моё пространство. Здесь я могу думать. Могу быть настоящим. Когда здесь кто-то другой, все встает под угрозу.

— Тогда почему ты привёл сюда меня?

Его улыбка становится кривой.

— Потому что ты часть меня, Саша. Не важно, куда я с тобой пойду. Я всегда могу быть настоящим. Как и ты, — он делает паузу. — Расскажи мне о нём. Расскажи мне, по чему ты больше всего скучаешь.

Он говорит о Кристофере. В машине я сказала, что отвечу на его вопросы, расскажу ему всё, что он захочет узнать. Но это не делает ничего проще. От этого на груди не становится легче, когда я ёрзаю на его кровати. Я собираю вокруг себя его простыни, прикрываясь, и подтягиваю колени к груди.

— Он был маленьким для своего возраста, — тихо говорю я. — Его руки и ноги всегда казались слишком длинными для его тела. У всех других детей в его классе был скачок роста, но ему нравилось быть маленьким. Он любил играть. Любил животных. Хотел быть ветеринаром.

Я опускаю взгляд на свои руки. Я так давно не показывала ими жестов. Кажется таким неправильным даже думать сделать это прямо сейчас, но я медленно начинаю создавать фигуры, которые всплывают в мыслях. Обезьяна. Слон. Утка. Мышь. Тигр. Динозавр. Все любимые животные Кристофера. Рук напряжённо наблюдает, всё впитывая. Язык жестов требует точных движений и практики. Странно наблюдать, как Рук использует свои огромные руки, которые, несомненно, близко знакомы с жестокостью, чтобы повторять мои движения. В нём есть неожиданная изящность, от которой моё сердце болезненно горит в груди.

Меня поражает странное и печальное осознание: Кристоферу очень понравился бы Рук. Как и мужчина, сидящий передо мной, мой сын всегда знал, как что работает, особенно люди. Он смог бы посмотреть сквозь мрачный, честно пугающий внешний вид Рука и увидеть мужчину за ним.

Рук сделал бы его счастливым.