В ней не было ни капли той покорности, некоторой нереальности, котрая была в Брисеиде. Напротив, она была очень живой, настоящей и абсолютно не сгибаемой ни людьми, ни обстоятельствами. Не было в ней того успокоения, которое когда-то приносила молодому человеку прекрасная троянка. Наоборот, эта девушка дарила ему нескончаемый заряд энергии и жизни.

Ему Иф казалась удивительной и для него именно она была идеальной. Наконец то, к нему пришло осознание, что он любил её до потери пульса, готов был пролить за неё всю кровь и отдать жизнь. А девушка, на самом деле, ощущала тоже самое. Правда разобраться в себе и понять это нечто новое она всё ещё не могла. Нередко она обнимала широкую спину, слушая мелодию его голоса и утыкаясь носом в тёплое плечо. Всегда ощущала, что она не одна, знала, что герой её поддержка и защита, восхищалась им, готова была простить ему всё, что угодно. Ифигения готова была отдать ему жизнь, душу.

Их чувство было величайшим доверием друг другу, сильнейшим желанием вечно защищать друг друга. Нежность здесь появлялась лишь изредка, да и она была какой-то безумно… Настоящей. Без лишних витиеватых речей, без пышности. Просто нежность. Это было безмерно глубокое чувство. Такое, что живёт вечно. Но только они не знали о взаимности всего этого, предпочитая умолчать, скрыть в себе. Это должно было случиться, но когда пришло, сложно было признать. Ахилл уже хотел ей признаться, но что-то его сдерживало. Он был ещё не до конца уверен, что готов сказать заветное “люблю”. Как просто некогда давались ему эти слова по отношению к другой женщине, и как трудно было сказать их сейчас. Тогда ему показалось, что он больше никогда не сможет полюбить, но неожиданно ворвавшаяся в его жизнь Ифигения оживила его, разбудила в нём чувства. И молодой человек будто бы учился любить заново.

Но если в сердцах одних расцветала любовь, то в сердцах других распалялась злоба и ненависть. Война не останавливалась. Греки начали предпринимать попытки поисков лазеек в город. Ахилл и Одиссей даже пытались выспросить об этом у Ифигении, но она наотрез отказалась предавать людей, которые когда-то дали ей кров, приют, убежище. Воины поняли её и не стали больше беспокоить. Уж они то знали толк в понятиях чести. Практически все, но были люди и иные.

***

Агамемнон со всей силы ударил по столу. Молодой воин, стоящий перед ним даже вздрогнул.

- Опять?! - вскричал царь Микенский, - опять этот вздорный мальчишка?!

- Но позвольте заметить… - начал грек.

- Молчать! - тотчас рыкнул мужчина, - конечно, вы все готовы денно и нощно воспевать его! Ахиллес победитель, Ахиллес герой, Ахиллес полубог! Да сколько можно?! Как только он вернулся в армию, тотчас все восторги обрушились на него! И ведь никто не вспомнил, что он предал нас, покинул. Из-за него мы терпели позор… А вот теперь нате вам! Вернулся и за это ему великая благодарность!

- И всё же, с тех пор как он стал воевать, наше войско начало побеждать и каждый день увеличивать количество успехов, - вновь вставил своё слово молодой человек.

Агамемнон нервно расхохотался.

- Вот как значит? То есть все вы считаете, что это благодаря нему?! - в его голосе слышался гнев, - да что он может этот выскочка?! Только поблестать своими доспехами и помахать блондинистой шевелюрой! Мы преуспели из-за того, что враг ослаб. Мирмидонянцы тут совсем не причём. Единственная заслуга Ахилла в том, что он избавил нас от Гектора. Но только сделал он это совершенно не во славу Эллады, а из личных побуждений! Хорош герой! Сидел, ничего не делал, как только захотел, пошёл резать троянцев! А раньше никакого смысла ему делать этого не было - вот и не учавствовал в войне. К чему силы тратить? Если бы он раньше убил Гектора, может быть мы бы и не потеряли стольких людей. Но ведь великий Ахиллес не снизойдёт до наших трудностей! А самое абсурдное, что пока он отсиживался у себя в лагере, все жалели его! Говорили, что это я должен извиниться! Великолепно! Верховный царь должен ползать в ногах у наглого мальчишки из какой-то Фтии! Тем не менее, ради ахейцев я переступил через свою гордость. И что же получил! Опять унижение! - в глазах его сверкнул недобрый огонь, - я уничтожу его, - прошипел он, сжимая кулаки, - этот человек мне за всё заплатит! Как же я ненавижу его!

Воин, слушавший всю эту горячую речь микенца, ужасался яростной его гримасой и от испуга даже отошёл подальше. И правильно, потому что, договорив, Агамемнон со всей силы метнул в сторону ножны, из которых извлёк меч, воинственно им потрясая. Но через какое-то время, молодой человек всё же осмелился тихонько произнести:

- Но всё таки вас бы стоило сначала взять Трою, а потом убивать Ахилла… Он ещё может пригодиться.

На лице царя начали быстро сменяться эмоции, но наконец, багровый оттенок сошёл с его кожи и он более менее успокоился.

- А знаешь, пожалуй ты прав, - злорадно усмехнулся он.

Глава 24. План ахейцев

Греки заняли последний подступ к городу, но взять его оказалось не так просто, как они считали. В осаждённой Трое Деифоб и Парис собрали последние силы, яростно обороняясь. Все, кто находился в городе, прекрасно понимали, что это их последний шанс спастись. Либо они выстоят, либо будут уничтожены. Иных вариантов нет. Сомнений в том, что ахейцы не пощадят ничто в городе, который пытались взять стлько лет, не оставалось. Именно поэтому троянцы отчаянно сражались, найдя где-то силу, которая, казалось бы, должна была уже иссякнуть.

Греки поняли, что силой сложно уже что-либо сделать. Во-первых, они прекрасно осознавали нынешнюю мощь врага, а, во-вторых, сами уже начали выдыхаться. Нужна была хитрость. Думали долго, но так и не могли придумать ничего стоящего. Было разработано огромное количество планов и стратегий, но в каждой из них был хоть какой-то изъян, который в противном случаем мог поставить под угрозу всё.

Во время небольшой передышки, составлявший всего пару дней между сражениями, был вновь созван уже неизвестно какой по счёту совет. Боевой дух ахейцев в этот день был не на высоте. В главном шатре во главе стола сидел мрачный Агамемнон, вокруг, подперев голову, задумчиво расположились прочие военначальники. Время от времени кто-нибудь высказывал какую-либо мысль, но каждый раз она оказывалась бессмысленной. Перед входом в шатёр туда-сюда ходил Паламед, сказав, что на ходу ему думается лучше. В постоянно повисающей тишине были слышны только его шаги. Так длилось уже около часа. Наконец, первым не выдержал Аякс:

- Паламед! - воскликнул он, - ты можешь сесть и перестать действовать всем на нервы? Это мешает думать!

- Да ты и так думать не способен, - огрызнулся воин.

- Господа! - воскликнул Нестор, жестом призывая их замолчать, - сейчас не время для пустых споров! Нужно думать всем вместе!

Молодые люди перестали припираться. Но тут прозвучал голос Диомеда:

- Все? А почему тогда Ахилл ничего не делает?

Все взглялы обратились к сыну Пелея. Он лежал на скамье чуть поодаль, с мечтательным выражением лица смотря в потолок. Судя по всему, его в данный момент не сильно интересовала судьба двух армий. Преднамеренно герой в обсуждении не учавствовал. Как только ему обьявили, что город решено брать хитростью, он тотчас отказался говорить об этом. “Делайте что хотите, но я останусь при своём мнении, при своих принципах и при своей чести. Подлость - не то, начёт чего я готов размышлять”. Поэтому на слова Диомеда все лишь пожали плечами.

- Перестань, - сказал ему Идоменей, - это его дело. Сейчас наша цель не обвинить друг друга во всём, в чём только можно, а найти выход из создавшегося положения.

- У меня есть вариант, - вдруг промолвил Тевкр.

- Какой же? - оживился Агамемнон.

- Может стоит просто подождать? Нападать не сразу всей армией, а отправлять войско по частям, тем самым медленно истощая троянцев. Когда-нибудь они ослабнут и мы возьмём город.

- И что же, - возмутился Аякс, - мы будем просто так сидеть и ждать?!

- Да и к тому же, - присоединился к нему Паламед, - сколько нам придётся ждать? Мы ведь тоже устали. Все хотят вернуться на родину, увидеть свои семьи, в конце концов! Нам нужно победить быстрее.