В. П. Мухин Впередсмотрящие Ораниенбаумского плацдарма

В газете «Балтийский луч» Ломоносовского района была опубликована заметка «Летопись подвига». В ней содержалась просьба к защитникам Ораниенбаумского плацдарма, читателям газеты, участвовать в создании сборника воспоминаний ветеранов 2-й ударной армии. Очень хочу, чтобы в этом сборнике нашлось местечко и для описания мужества и отваги тех, кому пришлось защищать Ораниенбаумский плацдарм от ударов противника со стороны моря.

Конечно, в первый период войны 2-я ударная армия не была непосредственно связана с делами воинов на Ораниенбаумском «пятачке». Но вся последующая борьба за освобождение Ленинграда от блокады навечно связала их судьбы.

С августа 1942 года по октябрь 1944 года я находился в 6-м отдельном стрелковом полку морской пехоты. Он оборонял острова Лавансари и Пенисари (ныне Мощный и Малый). Они находятся друг от друга в десяти километрах и лежат на траверзе г. Нарва и мыса Кургальского. Мы находились как бы в двойном кольце блокады. По этим островам проходил передний край морской обороны Ленинграда.

Наши острова называли форпостом Балтики. Так же называлась и выпускавшаяся здесь газета «Форпост Балтики». «Костью в горле» окрестили вражеские генералы эти острова, преградившие путь фашистам к Ораниенбаумскому побережью и к Кронштадту. Мы были как бы впередсмотрящими к обороне Ораниенбаумского плацдарма.

Противник не оставлял мысли о захвате островов. Он установил тяжелые батарей на Кургальском мысу с южного берега Финского залива и на мысу Котка с северного берега и вел систематический обстрел этих кусочков советской земли. Изнуряющий повседневный огонь, постоянная угроза высадки десанта… Никто не мог знать, в какую из ночей противник попытается сделать это.

Мне и моим боевым товарищам довелось защищать о. Пенисари, оказавшийся на самом острие защиты Ораниенбаумского плацдарма. Хорошо помню наших бесстрашных командиров младшего лейтенанта Рейдмана, сержанта Козловского, старшего краснофлотца Субботина. Они учили нас бить врага без промаха. В августе 1942 года мы давали клятву на верность Родине: «Пока бьется наше сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие — не бывать фашистам в Ленинграде!»

Ночью вся противодесантная оборона находилась в боевой готовности. Отдыхали прямо на боевых постах у пулеметов. По всему периметру острова у воды располагались наблюдатели. Они следили за горизонтом и шумом кораблей противника. Днем боевая готовность, конечно же, сохранялась. Между боями с фашистской авиацией мы укрепляли свою оборону на случай морских десантов противника. Строили быстро, хотя не было среди нас строителей-специалистов, не было никакой техники. Все делалось вручную. Морские пехотинцы и артиллеристы превращали остров в неприступную крепость. Работали с рассвета дотемна. Перерывы были, когда отбивали налеты вражеской авиации.

Оборону строили под руководством старшины Василия Петровича Сослюка, сержанта Герасимова. Работали охотно, с огоньком, хотя условия были тяжелейшие: ни гвоздя, ни нужного инструмента в достаточном количестве. Наши краснофлотцы Червяков, Степанов, Титов, Иванов, Богачев, Гуськов всегда отличались изобретательностью и выдумкой. А зенитчики лейтенанта Зинукова, смелого и отважного командира, отбивали атаки вражеских самолетов по нескольку раз в день.

Многие защитники островов в той сложной обстановке вступили в ряды Коммунистической партии, в комсомол.

Я тоже вступил в ряды комсомола. Нашим комсоргом был старший краснофлотец Василий Воробьев. Лейтенант Лысенко был у нас политруком. Это был смелый и бесстрашный командир, за которым можно было идти в любой бой. Он умел словом подчинить себе бойцов.

Лейтенант Коротков и старшина Селезнев учили нас ночному бою. Не было ни одной ночи, чтобы эти люди отдыхали. Они всегда были вместе с нами, в готовности отразить врага. По ночам фашистские катера подходили близко к острову, но всегда получали отпор.

Наши самолеты сбрасывали нам боеприпасы, продукты и почту. Помню, летчики с выключенными моторами спускались низко и кричали: «Привет балтийцам!» Это были отрадные минуты: приходила от родных весточка с Большой земли (для нас Ленинград был Большой землей).

Наши радисты Матюхин, Галкин, Николай Васильев по первому требованию Кронштадта включали радиомаяк для прорыва наших тральщиков и подводных лодок к о. Лавансари. Садилов, Ломачук и я были стрелками-связистами. Наш позывной был «Орел». Позже, когда проложили кабель по дну залива на Лавансари, позывной стал «Ураган». Мы несли вахту на коммутаторе, держали связь с огневыми точками, с артиллерийскими постами лейтенанта Зинукова.

Как-то вышла из строя связь с наблюдательным постом № 1 (это вышка). Мне приказали исправить. Я взял полевой телефон, оружие, гранаты и пополз по траншее, где был проложен кабель. Ощупью ищу повреждение. Темная ночь, пронизывающий ветер, дождь. Дополз до берега, где кабель уходит в воду. Вблизи расположен дзот. Включаю телефон в провода, начинаю крутить ручку. В этот миг по мне полоснул из автомата, часовой. Я распластался по земле, кричу: «Плисов, так, мол, и так, свой я, Мухин!» А на посту стоял молодой краснофлотец, он меня за врага принял. Но все обошлось благополучно.

На посту № 1 нес вахту наш комсомольский вожак Василий Воробьев. Мне также приходилось нести вахту на этом посту. Когда к нам, связистам, прислали несколько девушек в помощь, я стал постоянно нести вахту на НП, а девушки дежурили на коммутаторе. Фашистам эта вышка не давала покоя. Самолеты противника с бреющего полета пытались уничтожить ее. Но наши зенитчики заградительным огнем отбивали самолеты противника.

24 июля 1943 года нам вручали медали «За оборону Ленинграда». Это был торжественный для всех нас день. Приехали даже артисты КБФ. Из-за отсутствия досок мы не смогли сделать сцену. Как же мы все отвыкли or мирной жизни, от музыки, даже от вида гражданских людей! Как сейчас помню, стояла хорошая солнечная погода. Мы смогли даже сфотографироваться. У меня и поныне есть фото тех лет Васи Воробьева, В. Д. Иванова и еще одного бойца, фамилию которого уже не помню. Этот снимок я послал домой тогда же, вот он и сохранился.

Как-то днем шел я по берегу на огневую точку к Зинукову. Вдруг над островом завязался воздушный бой нашего истребителя с «мессершмиттом». Фашистский самолет задымил и пошел в сторону берега. Наш самолет был, видимо, тоже подбит. Он сделал крутой вираж. Видно было, что из него что-то выпало, а вслед за этим выпрыгнул на парашюте и летчик. Он опустился на воду, а поврежденный самолет упал недалеко от острова. У нас был небольшой плотик. Мы сразу пошли на нем к летчику и доставили его на берег. В разговоре с ним я выяснил, что из самолета, опережая летчика, выпала рация, которую летчик хотел спасти при прыжке, но не удержал в руках.

Во время одной из бомбежек наша наблюдательная вышка, заметно выделявшаяся над лесом, вдруг начала медленно падать. Вахту нес В. Воробьев. Он стремглав слетел по лестнице вниз и едва не погиб под развалинами. Вообще надо сказать, что он не терялся ни при каких обстоятельствах. Воробьев был старше нас (мне было тогда 18 лет), всегда умел сплотить вокруг себя бойцов. С ним можно было идти на любое дело. Это был всегда веселый и бесстрашный воин. Огромного роста, крепкого телосложения, с простым открытым лицом, большими ручищами, он умел постоять за себя и за товарищей. И вот сейчас, много лет спустя, мне кажется, что было бы нечестно перед памятью тех, кто не дожил до Победы, забыть о них, рядовых тружениках войны, кто, может быть, и не совершил яркого подвига, но делал все, чтобы приблизить день Победы.

На о. Пенисари было два перешейка. На одном из них располагались зенитчики Зинукова. Во время ветра при подъеме воды перешейки затоплялись, и остров как бы делился на три неодинаковых островка. В эти периоды бойцы и командиры на островах были отрезаны друг от друга. А надо было туда доставлять боеприпасы, продукты. Часто нарушалась и связь. Приходилось по горло в ледяной воде пробираться туда. Делали это, конечно, ночью, в темноте, часто при ураганном ветре, который в любую минуту мог унести в море. Так вот и оборонялся этот маленький кусочек советской земли.