— Как мне? — сказал Рид, слегка улыбнувшись.
— Как тебе.
— Это довольно смело. Тебе когда-нибудь бывает страшно?
— Все время.
«Особенно когда я увидел раздавленную кем-то красную Mazda3…»
— Не думаю, что когда-нибудь смогу работать в медицине. Я бы, наверное, упал в обморок при одном виде крови.
— Ты не поверишь, но это очень часто бывает, — сказал я, проведя рукой по волосам. Тогда мне пришло в голову, что я все еще в пижаме, со спутанными волосами, черт возьми, в то время как Рид сидел на моем диване в идеально отглаженных джинсах. Ну ладно. Слишком поздно. Я кашлянул, чтобы прочистить горло, и сделал еще один глоток кофе, прежде чем сказать:
— Мой приятель, Майк... это был его первый день на работе, и нас вызвали — падение с высоты. Итак, мы добрались туда, парень довольно сильно порезал щеку, когда упал. По подбородку и шее текла кровь. Обычно рваные раны на лице кровоточат как сумасшедшие, так что это выглядело намного хуже, чем было на самом деле. Я отправил Майка за дополнительными перевязочными материалами, а потом узнал, что его рвало везде. У каждого кустарника, по тротуару. Думал, он никогда, никогда этого не переживет.
— Со мной было бы так же, — Рид громко рассмеялся. — Укол иглой, и я в ауте.
— Да, тогда тебе лучше продолжать учить своих школьников, — «Ох. Опять. Остановись. Иногда лучше жевать, чем говорить». — Я имею в виду... если ты когда-нибудь вернешься к этой работе. Черт, прости.
На его лице отразилось замешательство.
— Откуда ты знаешь, что я это делал? Учил школьников…
— Ты мне сказал. В тот день... — я жестом указал в его сторону, и понимание появилось в его глазах.
— О. Так вот, о чем мы говорили? О моей работе?
— Ммм... Ты сказал, что преподаешь уже несколько месяцев, и для тебя они казались сущим наказанием.
— Да, — он подался вперед на диване, упершись локтями в колени. — Позволь мне все прояснить. Мы никогда раньше не разговаривали, но я жаловался тебе на свою работу?
— Честно говоря, у тебя было дерьмовое утро, — пожал я плечами. — Автомат с латте был неисправен.
Рид посмотрел на меня так, будто я сошел с ума, а потом начал хихикать, сначала тихо, а потом громче, пока хихиканье не перешло в истерический смех. Я не понимал, что он нашел в моих словах смешным, но его смех был заразителен, и я улыбнулся. Независимо от причины, было приятно видеть, как он смеется.
— Не знаю, почему я смеюсь, — сказал он, кашляя и пытаясь взять себя в руки. — Я знаю, что это совсем не смешно. Мне просто кажется странным, что мой день был дерьмовым из-за якобы ужасных школьников и сломанной кофе-машины. Что она сделала, плюнула в меня, когда я проходил мимо нее или что?
— Я почти жалею об этом. Тогда того, что произошло после, можно было бы избежать, — я закрыл рот и провел рукой по лицу. Очевидно, я не хотел, чтобы это прозвучало так, как вероятно, звучало для ушей Рида, и я попытался прояснить. — Я имею в виду, что ты не попал бы в аварию…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Олли, — сказал Рид с пониманием в улыбке. — Но, думаю, это привело меня к чему-то еще, что меня заинтересовало. Что-то личное.
«Личное, да?» Ставлю пять баксов, что слово гей вылетит у него изо рта следующим, но так как я был готов к этому, я сказал:
— Ты можешь спросить меня о чем угодно.
Он опустил взгляд на стакан, который перекатывал между ладонями.
— Почему ты навестил меня в больнице?
«Окееей, это не слово гей». Вместо этого он задал единственный вопрос, на который я не хотел отвечать.
— Ты так поступаешь со всеми, кому помогаешь? — продолжал спрашивать он.
Я хотел солгать, сказать ему, что я всегда пробираюсь в палаты пациентов, чтобы навестить их, но, когда я увидел искренность в его глазах, то не смог скрыть правду.
— Ответить честно? — спросил я, и он кивнул. — Нет… Нет, я никогда не навещаю пациентов после того, как мы привозим их в больницу, — и, прежде чем он смог задать вопрос, который, как я знал, был на кончике его языка, я добавил: — Иногда я интересуюсь о них другими способами. Например, звоню в скорую, и, если моя подруга берет трубку, она дает мне краткую информацию о состоянии пациента. Но я не должен этого делать, потому что это нарушение частной жизни больного.
Рид приподнял брови.
— Это так?
— Да.
— И в день аварии мы впервые заговорили?
— Да.
Он потер лоб, словно погрузившись в глубокие раздумья, и до него дошло, что я сказал.
— Тогда я ничего не понимаю. Не пойми меня неправильно, но... почему ты был в моей палате, когда я проснулся?
— Потому что… — я не мог подобрать слов. — Ты должен понять, я видел тебя каждый день. Ты всегда приходил в одно и то же место, к Джо, и брал свой ежедневный латте — да, ты пьешь кофе. И я не знаю, как сказать, Рид. Нет, мы не знали друг друга, но мне казалось, что я знаю тебя. Ты был мне знаком. И когда я ответил на сигнал и увидел, что это ты попал в аварию… Я должен был знать, что с тобой все будет хорошо, когда я уйду, и не важно, что это будет неправильно.
Рид не двигался, не моргал. Просто смотрел на меня, пока обдумывал мои слова. Или, может быть, он видел другое сквозь то, что я сказал ему, о чем не нужно было упоминать. Но потом он кивнул и посмотрел на стакан в своих руках.
— Я ценю это, Олли. Мне кажется, я бы сделал то же самое для тебя, если бы мы поменялись местами, — он подошел, поднес стакан к губам и остановился. — Подожди. Ты сказал, что я пью кофе?
Я не мог сдержать смех и поднял свою кружку.
— Только латте каждый день. Ты вообще пробовал кофе в последнее время?
— Нет. Я просто предположил, что не люблю его.
— Не хочешь попробовать?
— Э-э... я попробую в другой раз, — сказал он и допил воду. — Итак... у тебя были какие-нибудь планы на сегодня, кроме как отвечать на все мои вопросы? Полагаю, тебе, наверное, нужно работать, да?
— Нет, у меня сегодня выходной. Несколько вещей, я думаю, которые мог бы сделать, но обычно я расслабляюсь и ничего не делаю.
— И тут такой я, чертовски тебя достал, — Рид поднялся на ноги.
— Куда ты направился?
— Думаю, я отнял у тебя достаточно времени.
— Что? Нет, останься, — и тогда, прежде чем я понял, чем это все может закончиться, я спросил: — Как ты относишься к пицце? И может быть, кино? Обещаю, у меня в заначке есть кое-что получше «Человека-паука».
— Ты хочешь, чтобы я остался? — нахмурившись, сказал Рид.
«Черт возьми, да». Но сейчас не время для такого большого энтузиазма.
— Конечно. Никакого давления, но ты выглядишь так, будто тебе самому не помешало бы подкрепиться.
Рид жевал губу, пока спорил сам с собой, и мне было интересно, что заставило его захотеть уйти. Он чувствовал, что слишком надавил на меня? Или, что еще хуже, он думал, что я к нему пристаю?
— Если ты уверен…
— Я уверен. Но есть кое-что важное, что мы должны обсудить, если ты останешься.
Рид снова уселся на диван.
— И что же это?
— Пепперони или сосиски?