Он улыбнулся ей, и она почувствовала себя так, словно кто-то взял ее сердце в свои руки и крепко сжал.

- Эй, красотка, как прошел день? - он подошел к столу, размотал галстук и повесил его на спинку одного из стульев.

- Все хорошо, - она взяла чашку с кофе и крепко сжала ее, чтобы не потянуться к нему. Жар обжег кончики пальцев, но она проигнорировала его. - А как твоя встреча? Он показался?

- О, он хорошо показал себя, - улыбка Вэна была хищной. - Он явился, чтобы поставить ультиматум: ты нужна ему в течение двадцати четырех часов, иначе он перейдет к поглощению.

Шок пронзил ее, и она уже сжимала кружку с кофе, не потому, чтобы не потянуться к нему, а сжимала ее, чтобы унять дрожь в руках.

- О - услышала она свой собственный голос. - Это звучит... как проблема.

Вэн облокотился на спинку стула, его длинные пальцы сомкнулись на деревянной спинке, острый взгляд карих глаз встретился с ее.

- Ты серьезно думаешь, что я позволю ему забрать тебя?

- Дело не в этом.

- Тогда в чем?

Вот дерьмо. Ей не следовало что-либо говорить. Ей следовало просто притвориться, что с ней все в порядке, как обычно. Но было уже слишком поздно. Она должна сказать ему, признаться, что ей не все равно. И это всегда было плохо. Всегда.

Хлоя посмотрела на свою кружку, пытаясь понять внезапно нахлынувшие на нее эмоции.

- Мне не нравится... что он поставил тебе ультиматум, что он использует меня против тебя. Я не хочу быть причиной того, что «Тейт Ойл» захватят. Я... не хочу, чтобы тебе пришлось выбирать.

Наступило молчание.

Затем она почувствовала тепло его тела рядом со своим стулом, уловила плавное движение его тела, когда он присел рядом с ней.

- Эй, - прошептал он, его голос был полон уверенности, его длинные, ловкие пальцы скользнули под ее подбородок и повернули ее лицо так, чтобы она смотрела ему в глаза. Он был таким высоким, что, когда она сидела на стуле, а он на корточках, они были на одном уровне. - Он сможет использовать тебя, только если мы позволим ему, а этого не случится, ясно? Никто не отберет «Тейт Ойл» и никто не отберет тебя, и точка.

Тепло его пальцев на ее коже было ужасным искушением, и ей очень хотелось прижаться к нему. Но она этого не сделала. Вместо этого она осторожно высвободила подбородок и откинулась на спинку сиденья.

Во взгляде его глаз ярко вспыхнули золото и зелень, и на мгновение показалось, что он собирается снова потянуться к ней. И она не знала, что будет делать, если он это сделает. Возможно, позволит ему, что было бы очень плохой идеей, когда она и так едва держалась на расстоянии.

Только он не потянулся к ней. Вместо этого его рука упала вниз, хотя сам он остался на месте, сидя на корточках рядом с ее стулом.

- Я разберусь, Хлоя, - тепло исчезало из его голоса, как из медленно угасающего огня, и яркое пламя в его глазах тоже угасало. - Я почти уверен, что он не сможет провести это поглощение. Не похоже, что у него есть контрольный пакет акций.

Она изо всех сил старалась не обращать внимания на исходящее от него тепло, старалась не обращать внимания на боль в груди. Боже, это не должно было быть так сложно. У нее не было никаких проблем, когда она порвала свои отношения с Джейсоном. Это было не трудно. Она просто решила, что больше не хочет с ним спать, и не стала. Она не скучала по нему, не тосковала. Не жаждала его прикосновений.

Так что не было никакой причины, почему она отчаянно желала, чтобы Вэн снова протянул к ней руку, снова прикоснулся к ней.

- Тогда как он может угрожать поглощением, если у него нет контрольного пакета акций? - спросила она, пытаясь отвлечься.

- Он не может. Это означает, что у него либо больше акций, и мы о них не знаем, либо у него есть что-то еще в рукаве. Если, конечно, он не блефует.

- Значит, мы должны разоблачить его блеф?

Вэн выдохнул.

- Ты ничего не должна делать. Ты можешь сидеть здесь, пока я…

- Нет, - перебила она, пытаясь освободиться от комка в горле, сдавившего ей горло. - Я хочу сказать, что не хочу сидеть здесь и ничего не делать. Не знаю, почему Вульф и Лукас не помогают тебе, но я не собираюсь делать то же самое, - она уставилась на него, изо всех сил стараясь скрыть напряжение в голосе и понимая, что терпит неудачу. - Ты не должен делать все это в одиночку, Вэн. Это несправедливо.

Выражение его глаз внезапно изменилось, делая его таким, что ей захотелось убежать и спрятаться. Или пожать плечами и сделать вид, что ничто не имеет значения. Но она не могла сделать ни того, ни другого. Она застряла там, сидя в своем кресле, нити страха и желания, тоски и голода, гнева и горя, переплелись настолько, что она едва могла дышать.

Потом что-то изменилось в его лице. Он протянул руку, осторожно взял кружку из ее рук и поставил на стол. Затем он ухватился за сиденье ее стула и повернул его к себе, пристально глядя на нее, впиваясь взглядом.

- Почему тебя волнует, справедливо это или нет? Почему тебя вообще волнует компания? Я думал, тебе нужно только ранчо, и все?

Он был прямо перед ней, держась за сиденье, его руки были по обе стороны, удерживая ее там, где она сидела. И спасения не было. Спрятаться негде.

Поэтому она потянулась к своему обычному защитному слою сердитого безразличия, поскольку это было проще и привычнее всего.

- Мне все равно, - отрезала она. - И да, мне просто нужно ранчо. Можешь убрать руки? Ты вроде как мешаешь, и мне действительно нужно в туалет.

Но он не сдвинулся ни на дюйм. Вместо этого он молча смотрел на нее в течение долгой минуты, пока буря эмоций в ее груди становилась все сильнее и сильнее. Затем он поднял руку и обхватил ее щеку, тепло его ладони контрастировало с ее кожей.

- Нет, - сказал он очень, очень тихо. – Тебе больше не нужно этого делать. Не после прошлой ночи. Это нормально заботиться, Хлоя. Это нормально, что это имеет значение.

И те ужасные нити внутри нее начали рваться, одна за другой, все эти дикие и пугающие эмоции начали вырываться, заставляя ее глаза наполняться беспомощными слезами, хотела она того или нет.

Она не знала, что с ними делать, или с ноющей раной в груди, или с тем, что он заставлял ее чувствовать. У нее не было слов, чтобы выразить все эти эмоции, а даже если бы и были, она все равно боялась бы их произнести.

Поэтому она сделала единственное, что пришло ей в голову.

Она повернула голову и прижалась губами к его ладони.

Когда мягкие губы Хлои коснулись его кожи, по руке Вэна пробежал электрический разряд, и он должен был оставаться очень, очень неподвижным, иначе ничто не помешало бы ему стащить ее со стула, развернуть, сорвать джинсы и войти в нее любым способом.

Но он не может так сделать. Он не станет. Он пообещал себе и ей, что это будет только одна ночь. И он боялся, что если возьмет ее сейчас, то не сможет удержаться, чтобы не оправдать еще одну ночь, потом еще одну, и, возможно, даже еще одну после этого.

А что? Что в этом плохого?

Но было слишком много вещей, не последней из которых было выражение лица Хлои, когда она сказала ему, что он не должен делать все в одиночку. Что это несправедливо. Да, он не должен был давить на нее, не должен был поддаваться желанию подойти к ней поближе, присесть перед ней на корточки, посмотреть в ее темные глаза и увидеть, как в них разгорается буря.

Слишком поздно. Она уже увлечена им. Так какой смысл сдерживаться?

Черт, она увлечена им, хоть он и не хотел этого, и он понимал это, читая эмоции, играющие на ее лице так ясно, как если бы они были словами, написанными на страницах книги.

Ей было не все равно, но у него возникло ужасное подозрение, что она беспокоится не о своей компании, что было бы достаточно плохо. Если она заботилась о нем, значит, ей конец.

Он никогда не даст ей больше того, что у них есть сейчас. Он никогда не захочет. Он хотел стать военным, сделать карьеру в «морских котиках», и точка. Они не должны были даже провести эту ночь вместе, особенно учитывая, кем они были друг для друга.

И все же по какой-то причине он не мог заставить себя убрать руку, как будто действительно хотел, чтобы эти мягкие губы коснулись его ладони. Как будто он действительно хотел большего.