Этим чисто персидским титулом называли главу бессмертных и великого визиря империи.

Какое—то время Эверард стоял неподвижно, оценивая положение. Его мускулы напряглись. Приглашение было не из любезных, но вряд ли он смел отказаться, сославшись на неотложное дело.

— Слушаю и повинуюсь, — сказал он. — Разреши мне только вернуться и взять скромный подарок, чтобы быть достойным той чести, которая мне оказана!

— Хилиарх повелел, чтобы ты пришел немедленно… Вот лошадь.

Лучник подвел к нему коня и подставил руки лодочкой, на манер стремени, но Эверард вскочил в седло без посторонней помощи: способ, полезный в те века, когда еще не были изобретены стремена. Начальник отряда одобрительно кивнул головой, повернул коня, и они начали бешеную скачку по широкой аллее, украшенной статуями сфинксов и виллами знатных горожан. Здесь не было такой толкотни, как на улицах, примыкавших к базару, но разъезжало много всадников и колесниц, попадались рабы, несшие носилки со знатным седоком, и прохожие, которые шарахались в сторону: бессмертные не останавливались, чтобы пропустить пешехода. Вскоре кавалькада уже прогрохотала через широко распахнутые перед ней ворота дворца, гравий летел из—под копыт. Обогнув лужайку с фонтанами, всадники остановились у западного крыла здания.

Дворец, выложенный из безвкусно раскрашенного кирпича, стоял на небольшом возвышении в окружении нескольких зданий поменьше. Начальник стражи соскочил с коня, жестом приказал Эверарду следовать за ним и направился вверх по мраморным ступеням. Эверард шел, сопровождаемый воинами, которые держали наготове блестящие боевые секиры. Они проследовали мимо рабов в чалмах, распростершихся ниц, по желто—красному колонному залу, затем через зал, выложенный мозаикой, красоту которого Эверард в тот момент был не в состоянии оценить, мимо отряда других стражников и наконец вступили в зал, купол которого, украшенный мозаикой цветов павлиньего хвоста, поддерживали легкие и стройные колонны. Аромат поздних роз наполнял комнату сквозь сводчатые окна.

Бессмертные совершили ритуал повиновения. «Что могут они, можешь и ты, сынок», — подумал Эверард, пал ниц и поцеловал персидский ковер. Человек, возлежавший на низком диване, кивнул.

— Поднимись и слушай! — сказал он. — Подайте греку подушку.

Солдаты окружили его. Нубиец поспешно принес подушку, которую положил у ног своего повелителя. Эверард сел, поджав ноги. Во рту у него пересохло. Килиарх, которого Крез, как ему помнилось, называл Гарпагом, наклонился вперед. На фоне тигровой шкуры, покрывавшей диван, в роскошной красной мантии, окутывавшей его худое тело, мидиец выглядел старым: его длинные, до плеч волосы отливали сероватым блеском железа, темное горбоносое лицо было изрыто морщинами. Но пронзительные умные глаза внимательно смотрели на чужеземца.

— Ну, — сказал он по—персидски с сильным акцентом уроженца северных провинций, — значит, это ты — человек из Афин. Благородный Крез рассказал нам о твоем прибытии сегодня утром и о том, какие ты задавал вопросы. Поскольку речь может идти о безопасности государства, мне следует знать, кого же ты ищешь.

Он погладил бороду рукой, на которой блеснули драгоценные камни, и улыбнулся холодной улыбкой.

— Может случиться, что, если твои поиски не принесут вреда, я даже помогу тебе.

Он намеренно опустил обычные формы приветствия, не предложил угощения и вообще не принимал Меандра так, как положено принимать гостя. Это был допрос.

— Что ты хочешь знать, господин? — спросил Эверард.

Он—то прекрасно понимал, чего хочет Гарпаг, и в ожидании ответа испытывал острое чувство тревоги.

— Ты ищешь волшебника, который пришел в Пасаргады шестнадцать лет назад в одежде пастуха и творил чудеса.

Напряжение исказило голос хилиарха: он стал хриплым.

— Зачем тебе знать это и что ты еще слышал о человеке, одетом пастухом? Отвечай без промедления и не вздумай лгать!

— Великий господин, — заговорил Эверард, — дельфийский оракул предсказал мне, что я разбогатею, если узнаю судьбу пастуха, который вошел в столицу Персии в э… э—э—э… третий год первой тирании Писистрата. Больше ни о чем не ведаю. Ты же знаешь, господин, как темны предсказания оракулов.

— Так, так…

На худом лице Гарпага промелькнула тень страха. Он начертил в воздухе знак креста — символическое изображение Солнца в культе Митры. Потом небрежным тоном спросил:

— И что же ты узнал?

— Ничего, господин. Никто не мог сказать мне…

— Лжешь! — вскричал Гарпаг. — Все греки — лжецы. Берегись, ты впутался в нехорошее дело. С кем еще ты говорил?

Губы хилиарха задергались в нервном тике. Эверард и сам почувствовал холод и пустоту в желудке. Судя по всему, он приоткрыл завесу над какой—то тайной, которая, как считал Гарпаг, была надежно скрыта, тайной, настолько важной, что хилиарх решился даже на оскорбление Креза, под чьей защитой Меандр, как гость, находился согласно обычаям. А сам он мог полагаться только на кинжал. В эту эпоху ничего более надежного еще не изобрели. И, после того как дыба и клещи извлекут из чужеземца все, что ему известно… «Но что же, черт побери, мне известно?»

— Ни, с кем, господин, — сказал он. — Ни с кем, кроме оракула и бога Солнца, говорившего устами оракула, который прислал меня сюда. Впервые я рассказал об этом почтенному Крезу вчера вечером.

Гарпаг глубоко втянул в себя воздух, несколько обескураженный упоминанием божества, но тут же овладел собой.

— Мы слышали только от тебя, грека, что ты послан оракулом. А может, ты пришел выведать наши тайны? Если же ты и в самом деле послан богом, значит, для того лишь, чтобы тебя здесь казнили за твои грехи. Но мы это быстро выясним.

Он кивнул начальнику стражи.

— Отведите его вниз. Именем царя.

Царь.

Догадка, ослепительная как молния, блеснула в мозгу Эверарда.

— Да, царь! — закричал он, вскочив. — Бог сказал мне… что будет знак… и что я должен донести его слова до царя персов!

— Взять его! — взревел Гарпаг.

Стража послушно бросилась выполнять приказание. Зверард отскочил с криком, что отдается на милость царя Кира. Он кричал изо всех сил. Пусть его даже арестуют, его слова дойдут до трона и… Два воина с поднятыми секирами прижали его к стене. Через их головы он видел, как Гарпаг прыгает по дивану.

— Схватить и отрубить ему голову! — приказал мидиец.

— Господин, — возразил начальник стражи, — он отдался на милость царя.

— Это колдовство! Я теперь знаю, он — колдун, сын Зохака и слуга Аримана! Убить его!

— Нет, подождите! — вскричал Эверард. — Подождите, он сам предатель, он не дает мне сказать царю, что… Отпусти меня, сейчас же, мерзавец!

Кто—то схватил его за правую руку.

Эверард был готов отсидеть, несколько часов в тюрьме, пока царь не услышит о нем и не вытащит оттуда, но дело начало принимать совсем иной оборот. Развернувшись, Эверард левой рукой нанес стражнику удар по носу. Тот попятился. Американец вырвал у него секиру, отпрыгнул и парировал удар воина, нападавшего слева.

Стражники атаковали. Эверард взмахнул секирой, она ударилась о другую, и один из стражников поплатился пальцем. Искусством владеть оружием патрульный превосходил большинство нападавших, но конечно, ему было не продержаться. Уклонившись от очередного удара, направленного в голову, он нырнул за колонну. Немного свободного пространства. Еще удар, и рука атакующего воина безжизненно повисла. Перепрыгнув через падающее тело в латах, Эверард выбежал на середину комнаты, Гарпаг поднялся с дивана, выхватив из—за плаща меч. Чертов старик отнюдь не был трусом! Эверард развернулся, так что хилиарх оказался между ним и стражей. Меч и секира скрестились. Патрульный старался подойти к Гарпагу вплотную, по крайней мере тогда стража не сможет бросать в него оружие. Но воины стали окружать его сзади. Вот ведь черт! Может быть, сейчас погибнет еще один патрульный!

— Стойте! Все — ниц! Царь идет!

Три раза прокричал глашатай, огромный мужчина в алом плаще. Стража застыла на месте, не сводя с него глаз, а затем попадала ниц. Гарпаг уронил меч. Эверард чуть не рассек ему череп, но вовремя отдернул руку и, слыша торопливую поступь воинов через зал, тоже бросил свою секиру. Секунду они с хилиархом, задыхаясь, не сводили глаз друг с друга.