Изменить стиль страницы

— Вот Дракон, он на самом деле пират, — шепотом говорила Арика. — Знаменитый, между прочим. Он не скрывает даже своего прозвища, потому что ни одно государство не будет платить за его голову. Он убивает и грабит других пиратов, представляешь? И посмотри на него. У него же живые насмешливые глаза, а твой Ан…

Лилайна смотрела на мужа и невольно улыбалась. Да, его глаза всегда были пронзительно холодными, синими, словно замерзшее небо. Лилайна понимала, что такого не бывает, но иного сравнения не находила.

Пока она наблюдала за Антраксом к столу подошла женщина. Ее не было в доме прежде. По ее черным волосам, сплетенным в две длинные косы, и смуглой коже Лилайна догадалась, что это и была та самая служанка. Вот только она представляла пожилую женщину, а увидела перед собой молодую женщину с большой грудью и пышными бедрами, одетую в закрытое, но все же подчеркивающее ее фигуру платье. Таких форм у Лилайны не было и видимо никогда не будет, если вспомнить ее мать и женщин ее рода. Женщины семейства Оревью всегда отличались миниатюрностью.

Эштарка же коснулась плеча Антракса осторожно, привлекая его внимание. Когда же мужчина все же посмотрел на нее, она чуть склонилась, прошептала что-то, а затем взяв его левую руку, коснулась губами пальцев. Эштарец не сопротивлялся, только наблюдал за ней, поэтому не заметил, как Дракон долили к воде в кубке вина и был явно доволен этой шалостью.

Лилайна только отвернулась, понимая, что женщина снова удалилась, в то время как Антракс ни сказал ей ни слова, а снова повернулся к Дракону, жестом давая понять, что он снова готов его слушать.

— Ты знаешь, что это было? — спросила Арика. — Обычно она такая своенравная, а тут…

— Не знаю, — пробормотала Лилайна.

Она действительно не знала, но помнила, что так же наложницы целовали руки своего господина на родине этих двоих.

Антракс тем временем, взяв кубок, сразу почувствовал запах и, не сделав ни одного глотка, плеснул содержимое пирату в лицо.

— Я уже раз сто сказал тебе, что не пью, — сурово напомнил он.

Дракон, рассмеялся. Он откровенно хохотал, вытирая лицо рукавом.

— Знаю, но я все равно хочу увидеть, что такое пьяный ты!

Антракс фыркнул и внезапно встал из-за стола.

— Ан! — уже без смеха воскликнул Дракон, вскакивая следом. — Ты чего?

— Ничего, просто я устал, все остальное утром, господа, — заявил он властно и хмурясь вышел вслед за женщиной.

— Вот же… И так с ним всегда! — возмутился Дракон, садясь на место.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — спешно прошептала Лилайна.

Она почти ничего не съела, но есть просто не могла, после увиденного. Попрощавшись со всеми, с трудом вырвавшись от пирата, долго сокрушавшегося о том, как он сильно желал с ней познакомиться и побеседовать, а она хочет так рано оставить их.

— Простите, но я очень устала, — прошептала Лилайна освобождая руку.

— Обещайте мне, что завтра вечером обязательно уделите мне время, — умоляюще просил пират, снова ловя ее руку.

— А моего внимания вы не хотите? — спросила Арика, подсев ближе к мужчине. — Я тоже могу быль хорошим собеседником.

— Непременно, моя изумрудная, — ответил ей Дракон, милейшим образом улыбаясь. — Но я очень хочу обсудить с Лилой пару наших с ее мужем тайн.

Он коротко коснулся носа девчушки.

— Я вообще-то все еще здесь, — напомнил Маро, вытирая жирные руки шелковой салфеткой. — И я тебе голову оторву, если ты будешь вести беседы с моей дочерью.

— Но почему!? — вскрикнула Арика.

— Обещайте, — шепотом попросил Дракон у Лилайны и, как только она кивнула, отпустил ее руку, вновь поворачиваясь к Арике. — Все, потому что я негодяй, дитя мое, и мне как приличному пирату положено совращать девочек вроде тебя, но дорогой мой Маро, твою дочь я могу испортить только грубой ранью.

Лилайна больше ничего не слышала. Она выбежала во двор, через вторую дверь, оббежала сад, заглянула в сарай, но нигде не было ни Антракса, ни эштарки.

— Ты Ана не видела? — спросила она у дочери хозяина этого дома.

— Нет, но он велел постелить вам в одной комнате, это нормально? — с волнением спросила девушка.

— Да, мы женаты, но… а эштарку, приехавшую с обозом ты тоже не видела?

— Во дворе с час назад у одного из обозов, — пожимая плечами проговорила девушка, вдруг словно о чем-то догадавшись вздрогнула и сочувственно посмотрела на Лилайну, только ничего не сказала.

— Тогда просто отведи меня в комнату, я лягу спать, — прошептала она.

Ей так много раз напоминали, что в эштаре мужчины всегда обладают множеством женщин, и статус жены не дает ей права быть единственным по законам родины ее мужа, но их брак был заключен в Рейне и по законам Рейна она обязан быть верным.

«Ты — моя единственная» — говорил он часто, и сейчас она вспоминала именно эти слова, понимая, что это не ложь, но сердце все равно странно взволнованно сжималось.

***

Антракс быстрым шагом прошел мимо сада и каких-то посадок едва различимых в полумраке, добрался до второй калитки, ведущей в поле и вышел со двора. Чуть поодаль у забора сидела на траве эштарка, явно стараясь спрятаться за маленьким заборчиком.

— Говори, Ардана, — велел мужчина, садясь рядом, чтобы их не было видно со двора.

— Рабов в обозе охраняют псы. Я не знаю сколько их. Не сомневаюсь, что вы можете их убить, но…

— Я не хочу это знать, — перебил ее Антракс, буквально приказывая шепотом. — Она готова бежать?

— Да, но она такая маленькая. У нее ведь и первой крови не было и…

Антракс остановил ее властным жестом левой руки.

— Тебе известны условия сделки?

— Я только знаю, что Господин Маро хотел, чтобы граф пришел за девочкой один, мол человек он не проверенный.

— Сколько у Маро слуг? Я видел пятерых мужчин, есть ли еще?

— Нет, их только пять, но они не слуги, а обученные наемники.

Антракс только кивнул, зная, что эти пятеро успеют напиться вина, приправленного его рукой, а значит едва ли будут способны не уснуть через пару часов. Большего ему не нужно было знать, поэтому он жестом дал понять, что женщина может идти, но она вновь поймала его руку и осторожно коснулась губами пальцев.

— У нас ведь еще есть время до сделки, Ваше Высочество, — прошептала она, поднимая большие черные глаза.

— Я женат, — напомнил Антракс освобождая руку.

— Я ведь не прошу у вас ничего, даже на роль наложницы я не претендую, — шептала женщина. — Просто я была бы счастливей, если быть раз принадлежала такому мужчине как вы, я ведь знаю кто вы, Господин Антракс.

Ее голос стал таким тихим, что было даже не ясно, действительно ли она произнесла имя эштарского принца или это шелестела трава.

— Если ты знаешь, кто я, — отвечал Ан тихо, — то ты должна знать, что я больше не принц Эштара, а правитель Рейна и должен соблюдать законы страны, которой правлю. Запомни это и иди в дом, Ардана.

— А вы?

— Я вернусь, когда все закончится.

— Что вы делать-то будете?

— Тебе этого знать не стоит, ступай.

Он говорил тихо, но уверенно, так уверенно, что женщине оставалось лишь встать, поклониться и вновь поспешить к калитке. Антракс же остался наблюдать, как последние проблески света исчезают за изгибом леса.

Он сидел неподвижно до самой темноты. Это был его способ подумать и сосредоточиться. Когда стемнело, он вновь достал мешочек с потертыми медяками и заветной пуговицей. В глубине этого мешочка был потайной карман, из которого эштарец достал золотой медальон — треугольник в круге, разделенный горизонтально чертой. Их было всего десять на весь мир. Когда-то давно первым подобный знак создал основатель единственной медицинской академии в далеком Суне. Этот знак стал символом самой академии, а десять лучших учеников получили такие медальоны и передавали лучшим своим ученикам. Так от своего наставника медальон получил Фу-Диен, а потом стал единственным его обладателем на родном континенте Антракса. Его уникальность прославила ученика Фу-Диена — Велиана. Он не был так знаменит как его наставник, но амулета было достаточно, чтобы теперь его обладателя узнали даже в этой кромешной тьме.

Проведя пальцем по линии, делящей треугольник, Антракс в очередной раз вспомнил шумного старика, отлупившего его метлой, когда молодой эштарский принц попытался отказаться от подобной чести. Антраксу и сейчас казалось, что этот символ должен был достаться кому-то другому, но спорить с волей покойного не смел.