Изменить стиль страницы

9. Рэми. Разочарование

Никогда не возвращайся на место, где ты испытал счастье или встретил любовь. Ибо в таком случае тебя постигнет горькое разочарование.

Кир Булычев. Золотые рыбки снова в продаже

Почему служанка? Почему волосы собранны в пучок? Эта проклятая туника, она ж кожу трет… эти страшные ботинки на голые ноги, как это носить-то можно? Как вообще можно пресмыкаться перед этими арханами, теми самыми, среди которых она когда-то блистала. Зачем? Потому что приказано?

Ничего, скоро это изменится… видят боги, все изменится… И она всем отомстит!

И особенно отомстит ей… это из-за нее, не было бы ее, все было бы иначе!

* * *

Пожалуй, столь жгучей волны интереса Кадм не испытывал никогда. Надо же… высший маг, что выпил им столько крови, этот горделивый мальчишка Рэми вдруг стал ребенком! А Миранису, разбалованному принцу, придется стать нянькой. Ха-ха! Лучшей шутки от богов нельзя было придумать.

Однако, что делать с этой шуткой богов не знал никто. Никто ведь из них в няньки не нанимался, но и отдать будущего телохранителя было немыслимо. В том, что Рэми станет телохранителем, не сомневался никто.

Будить бунтовщика побаивались: никто не знал, что выкинет шестилетний мальчик-рожанин, да еще и высший маг. Как отреагирует на роскошь вокруг, может, испугается так, что потом не откачаешь. Принц даже предложил отвести Рэми в город, в какой-нибудь дом попроще, но дружно воспротивились телохранители: покушения продолжали сыпаться один за другим, рисковать Миранисом не соглашался никто, да и что, три высших мага, принц и множество прислуги не справятся с какой-то малышней?

Кадм, знакомый не понаслышке с хрупкостью маленьких высших магов, очень сомневался, что справятся, но помалкивал. Помалкивал и когда было решено притушить свет в спальне Мира и разбудить мальчика под опущенным балдахином, когда договорились, что останутся рядом с Рэми лишь Миранис (а как же без него) и Тисмен, магия которого пока удерживала Рэми во сне. Помалкивал, но и уходить из-под балдахина категорически отказался.

— Я постараюсь быть незаметным, — как можно шире улыбнулся он, сам понимая, что сморозил глупость. Не с его ростом. Не с его силой… но Мир и Тисмен, забавно, согласились, а Лерин лишь пожал плечами и отошел в тень. Ему, видимо, какой-то там мальчишка был неинтересен…

И поняв, что пока его никто гнать не собирается, Кадм усмехнулся, сложил на груди руки, прислонился спиной к столбику балдахина и приготовился ждать. Представление намечалось забавнее некуда.

Хотя мальчика было слегка жаль. Он казался таким маленьким и несуразным посреди огромной кровати принца, на темном покрывале и белоснежном шелке наволочки, расшитой дорогими кружевами. В застиранной тунике, которую в конце концов решили не менять, и с почему-то сжатыми в кулаки ладонями с обгрызенными до самого мяса ногтями.

Сразу забывший обо всем на свете, сосредоточившийся на мальчике Тисмен сел на кровать, осторожно провел ладонью над лицом Рэми, и с его пальцев полился благодатный зеленый свет… не изумрудный, как у виссавийских целителей, а зеленый, ласковый, как пронзенная солнцем листва. И сразу же запахло свежестью летнего утра и на сердце потеплело, ладони Рэми разжались, выпуская покрывало, на губах его заиграла легкая улыбка, а удивительно пушистые ресницы дрогнули, раз, другой.

Некоторое время он так и лежал, будто погруженный на этот раз в приятный, солнечный сон, укутанный как в одеяло в туман, льющийся с пальцев Тисмена, вдруг вздохнул поглубже и сел на кровати, протирая глаза кулачками. Он зевнул, окинул все вокруг пока еще невидящим, мутным взглядом и моргнул удивленно, раз, два, будто не совсем понимая где он и зачем. Хотя какие там «будто», и в самом же деле не понимал.

Тисмен сжал пальцы, и сразу же исчез, растворился в покрывале зеленый свет, и тотчас, будто сожалея, вспыхнули синим блеском глаза Рэми, и Кадм насторожился: мальчик явно дружил со своей силой, был сжит с ней и умел ею пользоваться. В то время, как взрослый Рэми…

Полыхнули синим татуировки на детских запястьях, взгляд Рэми как-то вмиг прояснился, став острым и изучающим, и Кадм вдруг понял, что маленький маг смотрит прямо на него… не на Мира, не на Тисмена, а почему-то именно на него. И даже не думает бояться. А ведь чует, не может не чуять, что перед ним высший маг. Мало того, архан. Так где этот самый страх, которого все ожидали?

— Ты кто? — тихо спросил Рэми, наклонив вбок голову, и Кадм вдруг понял, что не узнает уже напуганного до смерти Астэла в этом ребенке.

Маленький Рэми будто не знал слова «страх». Смотрел открыто, широко распахнутыми глазами, и в глубине его бездонного синего взгляда жило и отзывалось синее пламя. И не было ни тени уважения в этом детском голосе, будто он разговаривал с равным. Будто… никогда в жизни не видел того, кто был бы выше.

«Где же тебя держали до шести лет, Рэми?» — подумал Кадм, а вслух сам не понимая почему сказал:

— Твой новый учитель, Кадм.

Он ожидал в ответ чего угодно. Удивления, радости, пусть даже страха, но не того глубокого, болезненного огорчения, что заиграло в детских глазах. Мать ж твою так, этот мальчишка действительно считает, что телохранитель самого наследника не достоин быть его учителем?

— А Ир? Его наказали, да? — прошептал Рэми и опустил взгляд, сминая ладошками покрывало. — Из-за меня…

— К чему такие мысли, Рэми? — тихо спросил Кадм.

— Я уже видел, как его… мой дядя… — начал частить Рэми. — Иру было больно, а дядя… дядя не хотел прекратить, хотя я просил… а теперь, наверное, Ира забрали… но это не он, это я, я виноват! Пожалуйста, не надо… не надо его наказывать! Можешь меня наказать, если надо, только не Ира, пожалуйста!

И посмотрел так умоляюще, что на миг дыхание перехватило. Этот ребенок умеет играть на чувствах. Впрочем, его взрослый вариант тоже очень даже этим славился: Миранису мозги прочистил за пару встреч, а телохранители годами бились, и никакого эффекта.

— Обещаю, если будешь виноват, то я буду наказывать только тебя, — наверное, не слишком добро усмехнулся Кадм. — И, уж поверь, меня наказать из-за тебя никто не осмелится.

«Даже Миранис», — мысленно заметил он, хотя по красноречивому взгляду наследника было видно, что он так не думает. Хотя и молчит, явно опасаясь спугнуть мальчонку. Мальчонка-то хоть и бесстрашный, а такой чистый и хрупкий, что тронуть боязно. А придется. Маленький Рэми хорош, никто не спорит, но им старшего бы вернуть. Целитель судеб им сейчас ой как бы пригодился.

— Тогда почему Ира тут нет? — тихо спросил Рэми, все так же опустив взгляд. — Это я виноват?

Кадм было все равно, кто там в чем виноват, одно он знал точно: еще не окрепшего высшего мага лучше ни в чем не винить. И лишний раз не ранить. И не позволять чувствовать себя виноватым.

— Нет, — твердо, без тени сомнения, ответил он, нагибаясь к Рэми. — Просто я тебя должен научить чему-то, что Ир не умеет.

И погруженный в раздумья мальчонка доверчиво потянулся к незнакомому взрослому, будто это было для него обыденным. Протянул тонкие руки, обнял за шею, позволил поднять себя с кровати и пронести через балдахин, и даже на миг не удивился ни огромным покоям, ни их богатому убранству, лишь тихо попросил зажечь свет поярче. Боится темноты? Надо запомнить. И Кадм приказал замку раздвинуть шторы, впустить солнечный свет, и удивился, насколько Рэми в этом свете показался бледным. Показался ли?

Краем глаза проследив, как ни во что не вмешивающийся Мир прошел за ними и встал у окна, Кадм усадил Рэми в кресло и мысленно позвал хариба. Тень явился сразу, поклонился принцу и телохранителям, и послушавшись мысленного приказа архана, опустился перед Рэми на колени, склонив в почтении голову:

— Позволь мне о тебе позаботиться, мой архан.

«Какой архан? — дернулся Тисмен. — Я же проверял татуировки Рэми, они же были желтыми!»

С интересом посмотрел на них Лерин, так же промолчал принц, а мальчонка опять же не выказал ни капли удивления и стыда, лишь коротко кивнул и безропотно позволил харибу помочь себе подняться, снять с себя тунику и отвести к ожидавшей в нише, наполненной ароматной водой ванне. Так же спокойно и уверенно он вошел в теплую воду и сел в ванне и ни капли не удивился, когда хариб намылил ему волосы и мягко нажал на низ челюсти, прося запрокинуть голову.