Глава первая

Апрель — месяц своенравный; очень часто всю зарождающуюся и расцветающую растительность уничтожают холодные и сильные ветра, но апрель 1815 года в Корнуолле выдался мягким и приятным, с дуновением легкого ветерка и редкими теплыми ливнями. Повсюду установилась благоприятная погода. Деревья в большинстве своем стояли голыми, не желая показывать листву, пока опасность не минует окончательно, но кустарники буйствовали. Корнуольская живая изгородь окружала новый дом Каррингтонов множеством разноцветных крохотных цветочков, а поля желтели чистотелом и одуванчиками.

Дом предполагалось построить из гранита, с крышей из сланца. Необычной формы, разработанной усилиями Клоуэнс, Стивена и мистера Джаго. Вход с торца, через крыльцо с гранитными столбами и сланцевой крышей, в длинный коридор с лестницами, ведущими в спальни. По левую сторону — дверь в гостиную, другая — в столовую; обе комнаты квадратные, с высокими потолками и эркерными окнами, обеспечивающими лучший вид на крутые склоны и вязы вокруг бухты Фалмута. Когда они смогут себе позволить, то построят террасу с балюстрадой, чтобы гулять чудесными вечерами и наблюдать за парящими чайками и маневрирующими парусниками.

В хорошую погоду Клоуэнс занималась попеременно то домом, который стал теперь высотой по пояс, то кораблями. Все три судна в эксплуатации, одно практически всегда стоит у причала, и приходилось заниматься погрузкой, разгрузкой, получать заказы, чинить мелкие поломки. В апреле Клоуэнс дважды вместе со Стивеном плавала на «Адольфусе» с грузом сланца в Дьеп, а с приближением лета с нетерпением ждала новых захватывающих путешествий. Как и мать, она никогда прежде не бывала во Франции, и тоже начала брать уроки французского. Куда веселей светской жизни в Пенрине и Флашинге за шитьем и рукоделием, с вечерами за картами или чтением позаимствованного экземпляра «Обозревателя».

Но события внезапно приняли дурной оборот. В середине марта Харриет показала ей передовицу «Таймс»:

«Вчера рано утром мы получили из Дувра важные, но прискорбные известия о гражданской войне, разожженной во Франции негодяем Бонапартом, чью жизнь неразумно пощадили союзные державы. Теперь же складывается впечатление, что этот лицемерный злодей, который в ходе трусливого отречения стремился избежать кровопролития в гражданской войне, отсиживался на Эльбе и плел тайные и изменнические интриги, чтобы организовать побег и вернуть когда-то принадлежавшую ему империю».

Местные газеты вскоре стали печатать подробности, и Клоуэнс начала волноваться за семью. Она знала, что Энисы тоже уехали. И лишь в середине апреля наконец получила от матери письмо.

Дорогая Клоуэнс!

Увы, у меня печальные новости. Ты знаешь, что с 20 по 21 марта Наполеон занял Париж и большую часть Франции. Твой отец посещал военный лагерь в Осере и, по-видимому, французы взяли его в плен, хотя по какой причине, нам неизвестно. С огромной неохотой я покинула Париж из-за Беллы и Гарри. Меня подвезли на одном из последних экипажей. Все дамы покинули посольство неделю назад, лошадей почти невозможно было найти. Я уехала в карете мадемуазель де ла Блаш — помнишь, как мы говорили о Шарле де Сомбрее, так вот, когда-то они с ней были помолвлены. Я полагала, что она собирается в Кале, и решила дождаться твоего отца в Лондоне. Вместо этого, пережив многочисленные страхи и испытания, мы добрались до Брюсселя, откуда я тебе и пишу.

Джереми и Кьюби живут прекрасно, и первую ночь мы все впятером провели в их маленькой квартирке. Сейчас мы остановились в гостинице «Дез Англе». Я написала в банк Корнуолла, и мне вышлют вексель.

О твоем отце мне совсем ничего не известно — где он или как живет. Можешь себе представить, как я страшно беспокоюсь. Джереми и Кьюби уговаривают пойти с ними на прогулку и влиться в местное общество, где, кстати, много англичан, но я просто не в силах. Белла иногда ходит с ними.

Скоро ожидается прибытие герцога Веллингтона — наверное, во вторник или в среду. Последние три дня мы не видели Джереми, потому что он уехал в местечко под названием Нинове, где расквартирована часть армии. Говорят, герцог Веллингтон не считает, что начнется война, достигнут некоего компромисса (я правильно выражаюсь?), поскольку Бонапарт вернулся с заявлениями о мире и либерализме. Молю Бога, чтобы его либерализм помог освободить твоего отца.

О Дуайте с Кэролайн и их детях я ничего не слышала, не знаю точно, когда они приехали во Францию, до смены правительства или позже. В этом году печальная Пасха, а ведь должно быть наоборот. По крайней мере, я повидалась с Джереми и узнала Кьюби получше. Хотя бы это радует. Оба живут друг ради друга, и это того стоит.

В Бельгии Бурбоны не особо в почете, как и их новый правитель, принц Оранский. Джереми говорит, многие предпочли бы остаться под гнетом французов!

Через неделю мы уезжаем в Лондон. Мне кажется, туда новости доходят быстрее, а также я схожу к лорду Ливерпулю и попрошу освободить пленного!

Шлю вам сердечный привет от Джереми, Кьюби, Изабеллы-Роуз, Генри и твоей любящей матери Демельзы. Также шлет привет миссис Кемп. Она стойкая и непоколебимая во всем.

P.S. Понедельник. Только что получила весточку от лорда Фицроя Сомерсета, которому до 26 марта не позволили покинуть Париж. Он написал из Остенде 30 марта, что получил новости о твоем отце через герцога Отрантского, который сообщил, что «тот временно задержан и его допрашивают», но он не в тюрьме, а «лишь под стражей». Я надеюсь на лучшее, но герцог — опасный человек, а твой отец не скрывал к нему неприязни, теперь же герцог во главе полиции. Но твой отец ничего не совершил, и я не вижу оснований для его задержания.

P.P.S. Перешли это письмо в Нампару, чтобы Гимлетты тоже прочитали. Или сама туда поезжай, если сможешь. Я им напишу отдельно, через день, поскольку чернила быстро иссякают

Когда Клоуэнс рассказала Стивену, тот ответил:

— Поезжай, если настроена. Почему бы и нет?

— Тогда завтра? Перед отъездом я позабочусь, чтобы хватило еды.

— Не имеет значения Я поем на постоялом дворе.

Стивен пребывал в хорошем настроении, потому что заключил договор на доставку глины на «Шасс-Маре» из деревни Пар в Осло. Сделка на редкость удачная к неудовольствию конкурентов; он сократил прибыль до минимума, чтобы проникнуть на рынок. Кроме того, надеялся и на обратный груз, в основном древесину, откуда возьмут высококачественную сосну для полов в новом доме. Но даже хорошее настроение не удержало его от фразы:

— Ты ведь не станешь встречаться с Беном Картером?

— Стивен, — заметила Клоуэнс, — я вышла за тебя. Но если ты мне не доверяешь, я не поеду. Письмо может отнести твой сын.

Стивен поморщился.

— Знаю, дорогая. Прости. Я в шутку. Скоро мы только посмеемся над всем этим. — Помолчав, он добавил: — Мне не очень нравится, что ты одна поедешь по пустошам и через оловянные шахты Гвеннап и Сент-Дей. Энисы в феврале не позволили тебе возвращаться в одиночку.

— Так это из-за снега. И пусть там пустоши, зато в Корнуолле всегда есть дома в поле зрения. Так что пока светло, опасности нет. Но если ты так беспокоишься, почему не поедешь со мной?

— Мне надо съездить в Труро. В банк. Они хотят со мной встретиться. — Стивен накинул пальто. — В любом случае, мне не по себе в Нампаре. Напоминает о том, о чем лучше забыть. Прежде всего, о драке с Беном. Но и о другом тоже. Понимаешь...

— Так тому и быть, — решила Клоуэнс. — Я поеду завтра утром и вернусь в пятницу.

По пути она сделала крюк через деревню Грамблер, навестив Джуда и Пруди. Джуд в любой момент может в последний раз грохнуться с табуретки, призывая на кого-нибудь по привычке гнев Божий. Но пока этого еще не случилось, он словно законсервировался, из года в год его состояние и не улучшалось, и не ухудшалось. Он постоянно курил трубку и пил джин, но проспиртованные органы продолжали функционировать даже сквозь черную пелену никотина и алкоголя.

Зычные жалобы все также слышались далеко за пределами их дома. Пессимизм не ослабевал. Неприязнь к жене не пошатнулась. Ноги, говаривал он, как студень (если найдется терпеливый слушатель его тирад о состоянии ног). Кости, продолжал он, разлагаются. Коленные чашечки болят и мокнут, все время горят, как яблочно-имбирный джем. Следом шли его ступни — ей-богу, его ступни распухли, как пудинг, и закаменели, так что лучше всего разом их отрубить, и дело с концом. Лучше всего полоснуть топориком и поставить на их место деревянные ноги, чтобы спокойно и мирно дожить последние дни.