— Не строй из себя дурака: у тебя плохо получается, — заявляю я, с вызовом смотря на учителя. Он лишь на мгновение смотрит мне в глаза, довольно хмыкает, и снова возвращает взгляд вверх.

На данный момент мне не страшно, да и стеснения поубавилось. Как бы там ни было, он тоже целовал меня, а значит хотел этого. Почему тогда только я должна смущаться?

Наверное, только теперь я понимаю, что веду себя не совсем правильно, что ли. Он взрослый мужчина, и вряд ли эти поцелуи для него имеют какое-то значение. Выходит, что я не должна выдавать своих эмоций и своей призрачной влюблённости в собственного учителя. Хотя, она ли это? Сама себе ответить не могу.

Но пускай не думает, что мои чувства к нему больше, чем его ко мне. Обойдётся. Слишком я горда для этого.

— Я жду, — вызывающе проговариваю, продолжая в упор смотреть на Стаса, который проигнорировал мою прошлую реплику.

— Знаешь, ты забавная, — с ухмылкой говорит он, одаряя меня взглядом своих карих глаз, в которых, уже привычно, читается сарказм. — Минуту назад смущалась, а теперь пытаешься показаться дерзкой и неприступной. Не боишься запутаться в масках, которые сама на себя надеваешь?

Я громко выдыхаю. Напряжение нарастает. С последних сил пытаюсь не отводить глаза , чтобы не прервать наш зрительный контакт. Если отвернусь — признаю свою слабость.

Его взгляд выражает превосходство. И он прав, его слова до невозможного верны. Только я не боюсь запутаться, потому что уже давно не понимаю, какова я на самом деле.

Ощущение, будто меня настоящей и вовсе не существует. Есть только обрывки меня, но не личность.

С детства я для всех была бойкой девчонкой, которая готова подраться с мальчиком за пирожок. И совершенно ничего не боялась. Была сильной, как мне казалось. После случая, когда меня избил тот амбал, появился страх ввязываться в драки и дерзить на каждом шагу. Как бы я не пыталась объяснить это и найти себе оправдания — это была самая настоящая боязнь. Вероятно, тогда поняла, что не сильна духом. Вся моя сила заключалась в кулаках, а вот в моральном плане я очень слаба, как бы не пыталась показать обратного.

Стас прав, я ребёнок. Ребёнок, который идёт на поводу у своих чувств и эмоций. Сильные так не делают, они выше этого.

— В психологи записался? — начинаю дерзить, потому что не вижу другого выхода: ненавижу, когда лезут в душу. — Сам многим отличаешься от меня? Лично я каждый раз вижу перед собой абсолютно разного Стаса.

— Неважно, какой ты для окружающих, главное, что внутри ты остаёшься собой, — парирует он, продолжая нашу войну взглядов.

— Честно, я совершенно тебя не понимаю, — отвожу взгляд, громко выдыхая. — Ты играешь со мной. Зачем? Что ты ко мне чувствуешь? — сейчас я испытываю какое-то душевное истощение.

Изо всех сил пытаясь понять этого человека, я снова и снова захожу в тупик. Он влечёт меня, а я ощущаю себя марионеткой в чужих руках. Мало того, что сам не хочет открываться, так ещё и запускает во мне механизм самоуничтожения, потому что я начинаю копаться внутри себя, в поисках настоящей Вероники Чайковской, той, которой возможно никогда и не было.

— Всё просто. Иногда я поддаюсь каким-то непонятным порывам. Но я, наконец-то понял, что меня влечёт в тебе, — я начинаю смотреть Стасу в глаза, в которых горит какой-то огонёк. — Когда я успокаивал твою истерику, подумал, что ты самая обычная девчонка, которая страдает от неразделенной любви. Скучно, честно говоря. На следующий день ты показала себя с другой стороны: я слышал слухи, которые о тебе ходили, но ты будто не обращала на них внимания, держалась молодцом, что говорит о сильной стороне твоего характера. Мне стало интересно — как в одном человеке, может уживаться столько противоречий. Как оказалось потом, в тебе их гораздо больше. Ты сама запуталась в том, кем являешься.

Я держусь из последних сил: заплакать сейчас, значит разрушить своё, и без того расшатанное, самолюбие полностью.

Меня задевает его откровения. Сама нарвалась — за язык никто не тянул.

— И что с этого? Тебе какое дело до того, какая я? — руки сжимаются в кулаки, кажется, сил выслушивать это — совершенно не осталось, но я продолжаю сидеть тут, потому что меня тянет к нему, и это глупо отрицать.

— Меня раздражают твои противоречия, да и твой характер в целом, — откровенно признается Стас. В этот момент с моих глаз стекает единственная слезинка, которую я не смогла удержать. От этих слов я чувствую противный укол в самое сердце.

— Но именно это, чёрт возьми, в тебе и цепляет, — вновь откинув голову, добавляет он.

Сложно. Всё слишком сложно для моего понимая. Я уверена, что Стас и сам не понимает, что к чему. Я вроде получила ответы на свои вопросы, но они ещё сильнее меня запутали.

— Ты влюблён? — решаюсь спросить, заранее осознавая глупость и детскость этого вопроса. Но сейчас чувствую острую необходимость задать именно его.

— Ника, по-моему, «влюблённость» и «любовь», в наших головах, совершенно разные понятия, — спокойно проговаривает Стас. — Нет, не влюблён, и вряд ли когда-нибудь влюблюсь.

Словно молотком по голове, болью отзываются его последние слова. Правильно, наверное, в таких слабых, как я, не влюбляются.

— Тогда почему я здесь? — голос предательски дрожит.

— Не задавай вопросы, на которые я сам не знаю ответов, — просит Стас. — Закроем тему? Или ты ещё не окончательно во мне разочаровалась?

Я не даю ответа на его вопрос. Разочаровалась. Только вот не в нем, а в себе. Кажусь себе слишком жалкой и слабой. Как с этим бороться? Как стать сильной?

Мне больно ото всех его слов, потому что они до невозможности правдивы. А я влюблена. В своего учителя, который, пару минут назад, открыто признался, что не почувствует подобного ко мне.

— Так что насчёт Линды? — нахожу силы и перевожу разговор в другое русло.

Стас опускает на меня взгляд своих изучающих глаз, и улыбается.

Я изгибаю губы в подобии улыбки, но получается, видимо, неправдоподобно.

Просто хочу закрыть эту тему, забыть об этом разговоре. Пускай всё будет как раньше. Боюсь, что он оттолкнёт меня.

— Сложно поверить, что вы сдружились, — начинает говорить Стас. — Она никогда не признавала женскую дружбу и всегда считала, что эта штука создана самим дьяволом.

— У неё никогда не было подруг? — удивленно переспрашиваю я.

— Нет, только я, Тим и Андрей. Девушек в своём обществе она не признавала с раннего детства. Поэтому в школе часто дралась с ними, наподобие сегодняшнего случая с Кристиной.

— Странно, почему тогда со мной она сдружилась, — скорее констатация факта, нежели вопрос.

— Ты зацепила её, — ухмыльнувшись заявил Стас. — Собственно, как и меня. Есть в тебе что-то особенное.

Я невольно улыбаюсь и смущаюсь. Стас, заметив это, пододвигается ко мне и рукой прижимает к себе, что позволяет мне удобно расположить голову у него на груди.

Он вдыхает запах моих волос, а я его парфюма, от которого по-прежнему сносит крышу.

Наши недоотношения до безумия странные, непонятны даже для нас самих, но именно в этом моменте я готова раствориться. В его объятиях я чувствую неописуемое спокойствие и будто нахожу себя. Сейчас мне наплевать на всё, что он говорил пару минут назад, главное - ощущать тепло его тела, от которого пробирают до одури приятные мурашки.

Пусть он не испытывает того же, пусть это закончится в следующую минуту или через неделю, но пока есть возможность, я буду наслаждаться нашей близостью. Неисправимая эгоистка.

— Кстати, насчёт Тима, — прерываю тишину, продолжая прижиматься к учителю. — Почему он так странно ведёт себя с девушками?

— Он с детства боится ответственности, — отзывается Стас, рукой поглаживая моё плечо. — Поэтому и ведёт себя, как ребёнок. Сам по себе он весёлый и, если понадобится, глотку перегрызёт, но близких в обиду не даст. У него были довольно жестокие родители, поэтому он был предоставлен сам себе. Заботился о младшей сестре, которую любил всем сердцем. Сашка была на два года младше Тима. И пыталась одно время «прижиться» в нашей компании, но это категорически не понравилось Люсе, которая привыкла к исключительно мужской. Сестра Тима не захотела мешать и нашла себе других друзей. Всё детство она оставалась для него самым близким человеком, а потом уехала учиться в Англию, нашла там парня и осталась с ним. Для Тимура это было жестоким ударом, он будто разочаровался в людях. Откровенно говоря, до сих пор не могу дать ответ на вопрос — что он к ней испытывал? Чисто родственные чувства или же больше. Не могу точно ответить на твой вопрос. Это либо боязнь открыться ещё одному человеку, или же оставшиеся чувства к Саше, если они, конечно, были.