Глава 2

— Странная?

Я прикасаюсь руками к её лицу. В ней нет ничего странного, кроме того, что она меня любит. Это по-настоящему странно.

— Ты прекрасна и неповторима. Каждое утро, просыпаясь, я удивляюсь своей удаче, пока ты дремлешь в моих объятиях. Ты антоним странности.

И целую её прежде, чем она успевает ответить. Когда Дейзи открывает рот, я проникаю языком внутрь, сминая её протесты. Разве она не знает, насколько драгоценна для меня? В этом мире цинизма и безразличия её яркий интерес и радость жизни очень редкая и милая вещь. Другая женщина не пустила бы меня в своё сердце.

Да, есть люди, которые смотрят на меня, как на сексуальный объект. Они видят моё сильное тело и татуировки, думая, что я смогу принести им сексуальный опыт, невиданный до сих пор. Но мало кто из них смог бы полюбить меня, как моя святая Дейзи.

На моем теле много отметин. Есть временные, которые скоро, я надеюсь, будут вытравлены электрическим лазером. А есть те, которые оставила Дейзи. Маленькие полумесяцы её укусов и линии царапин – заветные признаки её обладания мной. Я ношу их с гордостью. Если бы кто-то спросил о синяках на моей шее, я бы сказал, что это бренд моей женщины.

К сожалению, временный.

Однажды я почувствовал страх, порожденный видом острых игл и домашних чернил, оставивших татуировки на моей шее и руках. Я так долго жил согласно девизу, набитому на моей груди: «Смерть – это милость».

В этом мире есть люди, которых нужно убивать. И многие погибли от моей руки. Я говорю себе и им, что прекращение их жизни – это акт добродетели.

Моя жизнь сейчас изменилась. И как я замечаю по несчастному лицу рядом со мной, жизнь Дейзи тоже. Её страдание вполне ощутимо. Я мог бы нарисовать его карандашом или мелом. И как все мои картины, она была бы тёмной и жёсткой.

Мой куратор в школе говорит, что мне нужно больше разнообразия в моих картинах. Он критикует, что я могу выражать только одну эмоцию.

Хотя он ошибается, раз думает, что только одну. Я прошел через спектр эмоций, который, как я понял после недолгих исследований, является эмоциональным архетипом каждого успешного художника на протяжении всей истории. Сентиментальные настроения вместе с яростной страстью были общими чертами великих.

Просто я новичок в таких ответах. До Дейзи я был бесстрастным. Это было не необходимостью, а привычкой. Когда убиваешь людей, не зная, где будет следующая цель, создавать связи с людьми неразумно.

Мне потребовалось много времени понять, что тепло, генерируемое одним сообщением от Дейзи – это удовольствие, а не опасение. Возможно, мое искусство одномерное и несчастливое, но угрюмость может стать подписью работ Николая Андрюшко.

Нет, Ника Андерса.

Теперь я Ник Андерс. Не тот подросток-убийца, которого тренировали, как бойца банды Петровича, и нанимали для устранения угроз и ошибок. Больше я не смотрю на жизнь через прицел своей винтовки, идентифицируя цель.

Я – Ник Андерс, помолвленный с Дейзи Миллер, начинающий художник. Согласно брошюрам моего университета, мне должно быть около двадцати пяти лет. Я не обычный ученик. Однако это не значит, что у меня меньше занятий, чем у большинства других учеников. По моим наблюдениям для моих одногруппников занятия – это просто время между потреблением алкоголя, наркотиков и сексом с незнакомыми людьми.

Студенты факультета искусств считают меня привлекательным, но друзья Дейзи – её одногруппники – пугаются меня, отдаляясь от неё. Мы не ходим на вечеринки, и у нас нет друзей. Я замечаю взгляд Дейзи, полный боли от этого, хотя она и пытается его безуспешно скрыть.

Я расстегиваю её блузку, быстро расправляясь с пуговицами.

— Нет, — благоговейно шепчу я, мягко целуя её нежную кожу, венка на её шее трепещет, и я целую её тоже. — Ты не странная или чудная. Может быть, ты другая, потому что находишь радость в том, чего другие даже не замечают. Но ни в коем случае не странная. И если они тебя осуждают, то они не достойны того, чтобы глотать пыль из-под твоих ботинок или пить твою мочу.

Девушка задыхается от моей грубости и отталкивает меня:

— Не думаю, что кто-то должен пить мою мочу.

Пожав плечами, я растираю её ключицы большими пальцами. Каждая часть её тела прекрасна от выступов скул до ямочек на попке. Я хочу тонуть в тепле её тела.

— Для кого-то это была бы награда.

— Этого никогда не произойдет, — предупреждает она, смеясь.

— Тогда позволь мне испить из твоей киски?

Дейзи стонет:

— Ник, ну, что мне с тобой делать?

— Позволить мне любить тебя. Это всё, чего я прошу, — умоляю я без тени наглости.

В моем мире нет ничего более важного, чем служить ей.

— Я позволю, — вздыхает она, привлекая меня к себе. — Всегда.

Я поднимаю её на руки и уношу в спальню. Вместе мы избавляемся от её блузки, брюк и моей одежды, пока не прижимаемся плоть к плоти. Мы лежим друг напротив друга, и я ласкаю рукой её красивые изгибы. Позже вечером, когда она будет удовлетворена, в её взгляде будет мерцать тень оргазма, и я нарисую её, попытаясь захватить всю её суть. Хотя мне вряд ли удастся в этом преуспеть, ведь её красота потусторонняя, по крайней мере, в моих глазах она такая, и только это имеет значение.

До меня она была невинной, и те воспоминания остаются со мной до сих пор, несмотря на то, что я уже много раз брал её. Думаю, сейчас она хорошо осведомлена в вопросах секса.

— Расскажи мне, котенок, о каких странностях ты говоришь.

Дейзи гладит руками мышцы и сухожилия на моей груди. Мое тело такое же сложно устроенное оружие, как мой пистолет или нож. Мы с ней контрастируем – мои угловатые формы и её щедрые изгибы. Так и должно быть. Я постоянно тренирую свое тело бегом и боевыми искусствами, потому что Дейзи нравится твердость моих мышц. И хотя наша жизнь не находится больше в постоянной опасности, но мне хочется защитить её от любого вреда.

— Не могу подружиться со своими одноклассниками. Я старше многих, но ведь не сильно. И я выгляжу по-другому. Дело не в одежде, но есть что-то, что их отталкивает.

Она с силой выдыхает и откатывается на спину.

Я стараюсь не замечать, как это движение подталкивает её сиськи и вызывает соблазнительную дрожь её форм. Хотя мой член замечает всё и уже готовится к игре. Стараясь не привлекать большого внимания к своей неподходящей эрекции, я слегка сдвигаюсь, чтобы не давить на неё своей влажной головкой. Сейчас ей действительно нужно дать что-то большее, чем пенис, хотя не знаю, что мог бы дать ей.

Если бы угроза была внешней, я бы смог её легко уничтожить. Те хихикающие девчонки могли бы легко превратиться в пыль. Но я знаю, что это не то решение, которое нужно Дейзи.

— Ты другая, — признаю я. — И я тоже. Мы никогда не станем беззаботными молодыми людьми, которых видим в кампусе. Темная рука потерь и страданий сформировала из нас существ, которые не могут быть обычными настолько, насколько это возможно. Однако твоя неудержимая радость к жизни насыщает меня больше, чем вода и хлеб. И Рейган тоже ощущала то же самое. Думаю, этим девушкам просто нужно узнать тебя получше. Узнать тебя – значит полюбить.

Дейзи поворачивает голову ко мне, рассеивая улыбкой недовольные тучи. Этот слабый сигнал одобрения подогревает мою кровь.

— Знаешь, ты совершенно необъективен? Думаю, хороший секс промыл бы тебе мозги.

— Ну, что ж, тогда добро пожаловать. Если бы мой мир не крутился вокруг тебя, я бы никогда не был прав. Иди сюда, котенок, позволь мне любить тебя, как мужчина должен любить женщину.

С кошачьей грацией она провокационно движется ко мне по простыне. Её обнаженное тело в слабом освещении комнаты светится на чёрных простынях, как на листах для греха.

— Если тебе станет легче, я подчинюсь твоим ухаживаниям.

— Если мы будем в России, тебе бы пришлось называть меня Коля, — бормочу я в её грудь.

Её темный сосок затвердел еще до того, как я намочил его своим ртом и языком. Ожидание удовольствия, которое я подарю ей, уже разжигает огонь внутри.

— Коля, — хрипло повторяет она. — Люби меня.

— Думал, ты никогда не попросишь.

Я лениво продвигаюсь языком от одного пика её груди до другого, уделяя каждому из них максимум внимания. Она выгибается подо мной, толкая в мой рот свою пышную грудь. Я выполняю её невысказанную команду и сосу мощнее. У меня раздуваются щеки, пожирая её чувствительную кожу.