А. В. Хрулев выезжал на фронт, когда там было очень трудно. О его приезде на Курскую дугу в 1943 году я уже рассказал. Он очень не любил медлительности, лишних слов, всегда требовал быстроты в работе. На принятие дел начальника тыла Центрального фронта в марте 1943 года он предоставил мне 48 часов, но не прошло и двух часов после этого, как позвонил и спросил, долго ли я собираюсь принимать дела, а еще через два часа приказал вступить в должность и нести полную ответственность за работу… Так он «пустил в ход машину», и после этого через каждые два-три часа я докладывал ему о положении дел.

Он мог иногда нашуметь — именно нашуметь, но не оскорбить подчиненного, не обругать. А. В. Хрулев ценил в каждом человеческое достоинство. Он был очень общителен, любознателен, добирался «до корня» в любом интересующем его вопросе.

Большое внимание к подчиненному — одна из характерных и сильных сторон Хрулева. Он часто беспокоился о быте, о здоровье того или иного командира. Особенно много заботы проявлял о семьях командного состава, оказавшихся в трудном положении.

Откуда только бралось у этого человека столько энергии? Как мог он выдерживать постоянный натиск с различных сторон — военных советов, наркомов, Генерального штаба, республиканских и областных руководящих органов, директоров оборонных заводов и других? А доклады Сталину?

Много раз приходилось мне слышать от Хрулева, как трудно ему бывало во время таких докладов. Одно дело докладывать Сталину один на один — тогда все проходило благополучно: Сталин подробно вникал во все детали рассматриваемого вопроса и спокойно давал указания. Иначе обстояло дело, когда в кабинете Верховного находились некоторые члены ГКО, а также тот или иной командующий родом войск (артиллерист, танкист, авиатор). Все они высказывали претензии к тылу — всюду чего-нибудь не хватало. Иные не прочь были снять с себя и отнести на личный счет Хрулева вину за неполадки на фронтах или в оборонной промышленности.

Но не таков Хрулев, чтобы сдавать позиции. Он хорошо знал свое дело, знал состояние хозяйства, и никакой вопрос не мог застать его врасплох. Он мог со всей смелостью, прямотой и даже резкостью парировать нападки.

В большинстве случаев Сталин становился на сторону Хрулева и поддерживал его.

— Но однажды, — рассказывал мне Хрулев, — звонит Сталин, спрашивает о состоянии снабжения такого-то фронта. Я только открыл рот, чтобы спросить разрешения дать ответ по существу, как Сталин резко оборвал меня и повесил трубку. Нетрудно понять мое настроение после этого.

И все же Сталин уважал его за непреклонность, за смелость, за неспособность подлаживаться к начальству, даже к самому Верховному.

После войны мне не раз приходилось видеть Андрея Васильевича в быту, в кругу его семьи. У него всегда бывало много народу, особенно в выходные дни. Как патриарх многочисленной семьи, усаживался он за столом, и дружный веселый смех друзей, родственников, детей разных возрастов отвечал остроумным и веселым замечаниям хозяина и хозяйки Эсфири Самсоновны.

Андрея Васильевича любили все, кто понимал, какую тяжелую ношу нес он на своих плечах во время войны.

«Все мы, генштабисты, глубоко любили, уважали, ценили и с большой благодарностью вместе со всем народом вспоминаем дорогого Андрея Васильевича Хрулева как выдающегося военного деятеля за все, совершенное им на посту начальника тыла Советских Вооруженных Сил в деле обеспечения великой исторической победы над фашизмом», — писал в одном из писем ко мне маршал А. М. Василевский.

Хрулева недолюбливали неспособные видеть, какой ценой достается нашему народу каждый килограмм хлеба, каждая шинель, каждая тонна горючего, каждая машина и т. д. Отказ в продовольствии, в обмундировании, в подаче того или иного груза расценивался ими как прижимистость и даже скупость этого человека.

Андрей Васильевич Хрулев никогда не отдавался делу наполовину. Либо вовсе не брался, либо если брался за что-нибудь, то доводил все до конца. Не могу обойти молчанием один факт. Приехав однажды в Москву по делам нашего фронта, я встретился с секретарем И. В. Сталина А. Н. Поскребышевым. Он сказал, что в ближайшие дни будет объявлен Указ о награждении руководящих работников Центра, в том числе и Хрулева. Перечисляя заслуги начальника тыла Красной Армии, отмеченные в проекте Указа, он добавил, что намечается присвоение ему звания Героя Социалистического Труда.

А. В. Хрулев тогда имел звание генерал-полковника интендантской службы.

Я заметил, что Хрулеву можно дать любого Героя, и главным образом за то, что он всю войну выдерживает нечеловеческую нагрузку.

Вскоре я прочитал в газетах Указ о присвоении начальнику тыла Красной Армии воинского звания генерала армии, о Герое — ни слова.

Уже после войны в одну из наших встреч А. В. Хрулев рассказал:

— Звонит мне Поскребышев по поручению Сталина и спрашивает: «Что вас больше устраивает — оставаться в том же воинском звании, но получить Героя Социалистического Труда, или получить очередное воинское звание генерала армии?» Я обрадовался представившейся возможности освободиться от интендантской приставки, которая мне всегда была досадна, о чем я не раз говорил Сталину. В самом деле, почему мне присвоено интендантское звание? Кроме интендантов мне подчинены многие специалисты — медики, ветеринары, дорожники, железнодорожники и другие, и никому не пришла в голову мысль дать мне звание генерала медицинской или ветеринарной службы.

— Я попросил Поскребышева доложить Сталину, что если уж выбор предоставляется мне самому, то я желал бы получить очередное воинское звание. А до Героя я еще дослужусь, — полушутя-полусерьезно закончил свой рассказ А. В. Хрулев.

Не подлежит сомнению, что заслуги Андрея Васильевича Хрулева перед революцией, перед народом исключительно велики. Его имя присвоено Высшему финансовому училищу Советской Армии, а на доме № 9 по улице Горького в Москве, где долгие годы проживал Андрей Васильевич с семьей, установлена мемориальная доска.

Прах коммуниста А. В. Хрулева покоится в Кремлевской стене, рядом с Мавзолеем В. И. Ленина, по заветам которого он жил и трудился.

Задача начальника тыла Красной Армии облегчалась тем, что начальники главных и центральных управлений, облеченные полным доверием и наделенные огромными правами, сами чувствовали всю силу ответственности за порученное им дело и уверенно руководили своими службами. Все четыре года войны они бессменно находились на своих постах, что свидетельствует о высоких деловых качествах каждого из них и о большом умении А. В. Хрулева подбирать работников. Мало сказать подбирать — беречь их. Именно беречь, не подставлять под удар при неблагоприятной ситуации в переменчивой военной судьбе.

Известно, что стиль работы командующего налагает отпечаток на всю работу его штаба. На войне все спешно, все важно, любое промедление прямо или косвенно ведет к неоправданным жертвам. Чем выше ступень, на которой решается задача, тем больше командир или начальник должен обладать способностью мыслить в надлежащем масштабе, видеть стоящую задачу вглубь и вширь, тем увереннее должен быть организатор исполнения, тем меньше влияния на него должна оказывать текущая, почти всегда противоречивая обстановка.

Каждый раз, когда я получал от командующего фронтом задание, выйдя от него в соседнюю комнату, тут же, немедленно стремился привести в движение весь тыловой механизм в том направлении, какого требовало это новое задание. Через аппарат ВЧ и простой телефон, иногда через посыльного, словно импульсы, посылались указания всем, кого это касалось. При этом я всегда сам себя контролировал, не забыл ли какой-либо детали в огромном механизме, который, как говорится, следует задействовать. Естественно, первый звонок был всегда начальнику штаба тыла.

На возвращение в свой штаб требовалось обычно 30–40 минут — время, казалось бы, небольшое. Но как важно на войне не потерять ни одной минуты! По приезде я уже получал информацию о принятых мерах и о предварительных результатах. Мне оставалось лишь проверить, уточнить, переговорить с тем или иным исполнителем. А штаб продолжал, подобно маховику, уравновешивать, согласовывать и ускорять усилия всех служб. Ясно, как важно абсолютное взаимопонимание между начальником тыла и начальником штаба.