Наконец, незадолго до полудня, в комнату вошел он. Я не рискнула заглянуть ему в глаза, продолжив таращиться на пол, как он и обучал меня, несмотря на свое отчаянное желание посмотреть на лицо мужчины, чтобы понять в каком он настроении.

Мой похититель остановился прямо передо мной так, чтобы я могла видеть только его ноги. Мне захотелось прикоснуться к нему, но я сдержалась. У меня возникло отчаянное желание извиниться за все свои действия, которые могли бы его расстроить, но я этого не сделала. Я просто оставалась там, где была, в ожидании его прикосновения, любого прикосновения, пока в помещении были слышны только лишь мои прерывистые вдохи.

Долго ждать мне не пришлось. Мужчина схватил меня за подбородок и заставил заглянуть ему в глаза. Он был зол, и я не знала, почему. В конце концов, я не выдержала.

― Хозяин, умоляю, если я сделала что-то, что тебя расстроило, ты должен знать ― я не хотела.

Видела ли я когда-нибудь его сердитым? По-настоящему злым? Нет, я не смогла припомнить ни одного подобного случая за все то время, что провела здесь. Он всегда был сдержанным. Таким спокойным и организованным. Все и всегда шло по его плану, несмотря на мое неповиновение.

Теперь же, заметив, как сильно мужчина разозлился на меня, заставило все мои старые страхи вернуться. Не те страхи, которые смешивались с возбуждением, пока я задыхалась и выгибалась под ним. Эти были чем-то более примитивным.

Он слетел с катушек? Сломался так же, как и я? Что, черт возьми, произошло? Мужчина отвернулся от меня и замер, начав делать глубокие вдохи.

На нем были только джинсы, так что я заметила, как напряглись мышцы на его спине, пока он пытался себя сдержать. От чего? Чтобы не убить меня? Или, чтобы не покалечить?

Он много раз хлестал меня кнутом. У меня даже имелось несколько отметин, которые, я знала, останутся со мной навсегда или до тех пор, пока он позволит мне жить, но он никогда не прикасался ко мне в гневе. Только в моменты сильного возбуждения.

В конце концов, он взял себя в руки. Мужчина подошел к шкафу и через несколько мгновений вернулся, бросив мне пару синих джинсов и бледно-розовую футболку... а также босоножки на серебряной танкетке с застежками, которые крепились вокруг лодыжек.

Я обулась. Был ли хоть один день, когда он опоздал бы ко мне на встречу? Действительно ли я наскучила ему сейчас? Раньше я боялась того, что этот день однажды наступит, просыпаясь от подобных снов в холодном поту. Я боялась того дня, когда надоем ему. Боялась того дня, когда он убьет меня. Теперь же, я не могла справиться с собственными эмоциями. Я просто не хотела, чтобы все закончилось.

Как могло произойти, учитывая наши обстоятельства, что он устал от меня раньше, чем от него устала я? Мужчина бросил мне ключи от машины и вышел из комнаты. Он выглядел настроенным серьезно. Тысяча мыслей круговоротом проносились у меня в голове, но я не могла отличить одну от другой.

Я продолжила сидеть молча, лелея крошечную надежду на то, что это очередная уловка, тест, который я все еще могу пройти. Мой мозг отказывался признавать, что уйти отсюда, означало расстаться с ним навсегда.

Несколько мгновений спустя он снова появился в дверях с раздраженным выражением на лице. Мужчина вошел в комнату, схватил меня за руку и вывел за дверь, таща меня через весь дом.

Повязка больше не закрывала мои глаза и не делила комнаты на бездушные части чего-то большого и целого. Теперь, увидев все это сразу, дом изнутри показался мне еще более впечатляющим, чем я когда-либо себе представляла. И все же... здесь находился только он.

Никаких слуг. Он дал им выходной, чтобы иметь возможность избавиться от меня? Или они приходили через день? На мгновение мне пришла в голову безумная мысль, что мы единственные выжившие на планете.

Вероятно, слуги держались в тени. Знали ли они, чем он занимался? Было ли им не все равно? Я отчаянно цеплялась за надежду, что он не захочет меня убивать. Более того, я надеялась, что все дело было в том, что один из его слуг что-то заподозрил, и он заставит меня уехать, чтобы меня не нашли. Но это не имело никакого смысла. Зачем ему отпускать меня на волю? Чтобы скрыть улики, не должен ли он сначала убить меня?

Я слегка споткнулась и подвернула лодыжку. Дурацкие босоножки на платформе. Эта обувь была не предназначена для женщин с худыми лодыжками. Я вскрикнула, и мужчина обернулся. По его лицу проскользнула легкая тень беспокойства, но он быстро ее замаскировал и вернулся к своему занятию ― выдворению меня из своего дома.

Мы были в холле, в нескольких шагах от парадной двери. Казалось, у него имелось четкое намерение выбросить меня на газон и отставить под дождем на произвол судьбы, если я окажусь достаточно глупой и не воспользуюсь ключами от машины, чтобы уехать. Ключи уже находились у меня в руке. А я не могла вспомнить, как они там оказались.

Когда мы подошли к двери, я запаниковала и сильно ударила его локтем по ребрам. Уверена, это было больно, но не боль заставила мужчину отпустить меня. Его потрясло то, что во мне все еще имелось достаточно огня, чтобы даже в такой ситуации противиться его желаниям.

Я отступила от него, но он схватил меня за руку. Я не колебалась ни секунды. Сжав ключи свободной рукой, я замахнулась и воткнула их мужчине в предплечье. Я ожидала, что он закричит, но он этого не сделал. Вместо этого он отпустил меня и прижал руку к телу как раненое животное.

Я почувствовала, как внутри меня начала подниматься волна жалости и почти навязчивое желание оказать ему первую помощь даже при том, что я не переносила вида крови.

Он посмотрел на меня так, словно был шокирован моим предательством, будто после всего произошедшего у него имелось на это право. Я была единственной кого предали. Это меня вышвыривали на улицу без объяснения причины. Я развернулась и побежала по коридору.

Дом напоминал замок. Каменная кладка, шикарные украшения, тканные гобелены на стенах. Я бежала к концу коридора, пока не добралась до открытой двери. Называть помещение обычной комнатой или каморкой стало бы большим преуменьшением. Это был скорее домашний кинотеатр. Где на гигантском экране в конце комнаты транслировали канал CNN.

Я остановись, чтобы минутку посмотреть, задаваясь вопросом, была ли я старой новостью или они все еще упоминали обо мне. Мне было интересно, покажут ли мою фотографию на экране, в то время как я стала совершенно другим человеком. Я изменилась. Мое секундное отвлечение позволило мужчине догнать меня.

Сильные руки сжали меня как тиски, и на одну безумную секунду я откинулась назад, чтобы впитать ощущение от его объятий, даже если на самом деле они таковыми не были. Я почувствовала его горячее дыхание, когда он наклонился ко мне.

― Пожалуйста, не заставляй меня уходить. Какую бы ошибку я не совершила, этого больше не повторится. Только не прогоняй меня.

Я знала, как жалко это прозвучало, но не смогла удержать свой рот закрытым. Казалось, что внутри меня все еще была какая-то частичка, которая знала, что все это неправильно, и что я должна использовать возможность, которую он мне предоставил, и вырваться на свободу, но я больше не хотела делать выбор.

Он продолжил меня удерживать, и все вокруг замерло, планета прекратила свое вращение, пока он решал оставить меня или заставить уйти.

― Пожалуйста, ― прошептала я.

Мужчина развернул меня лицом к себе, а затем наши взгляды встретились. И я не смогла понять, что в них отражалось. После стольких месяцев, когда его глаза и тело были моими единственными ориентирами, я не смогла ничего в них прочесть. Мой похититель толкнул меня на диван и вышел из комнаты.

Я оцепенев сидела на диване с ключами от своей свободы в руках. Я снова начала его бояться. На самом деле бояться. Я не боялась его на протяжении нескольких месяцев. За покорностью всегда следовала награда. Этому меня научила плохая камера, и я больше не совершала подобных ошибок.

Казалось бы, что данная ситуация сама по себе должна была держать меня в постоянном страхе, но это было не так. После того дня, когда он совершенно ясно дал мне понять, что все, чего он от меня ожидает ― это усердие, он доказывал мне это снова и снова несколько месяцев подряд. И я начала доверять ему больше, чем когда-либо и кому-либо. Потому что даже если он и был чудовищем, то придерживался собственных правил. И он был моим чудовищем.