Как уже отмечалось, Крейцвальд считал своей самой важной задачей передать в своих сказках не только народные чаяния, но и по возможности конкретно изобразить народную жизнь и местную среду. Это ему удалось, хотя не везде в одинаковой степени. Некоторые сказки, где действуют традиционные сказочные персонажи, довольно далеки от эстонской жизни. Однако большинство сказок изобилует местными особенностями, насыщено колоритом эстонского народного быта. В таких сказках главным героем является крестьянин или крестьянка, и даже королевские дети, по существу, очень близки к крестьянам. Подробно изображена только крестьянская среда, тогда как королевский двор и городская жизнь показаны стереотипно и поверхностно. Краткие сведения о природе отвечают эстонской или, во всяком случае, северной действительности. Интереснее даны описания необыкновенной, сказочной среды, отличающиеся эмоциональностью и романтическим характером.
Ярче всего изображены отрицательные стороны социальной жизни феодальной эстонской деревни. Так, описывается тяжелая работа девушек на ручной мельнице, труд деревенских прях, различные полевые и домашние работы батраков, горькая участь сирот и пастухов, работающих у жадного хозяина, и т. д.
Во многих сказках изображается крестьянский быт, дается описание бедной лачуги бобыля, деревенской корчмы и т. д. Некоторые сказки связаны с определенными местностями Эстонии. Таким образом даже фантастические приключения как бы становятся ближе к реальной жизни и местной обстановке.
Ярким примером этого служит одна из самых длинных и сложных по сюжету сказок, помещенных в настоящем сборнике, — «Благодарный королевич»; в ней наряду с элементами фантастики есть много и реалистических бытовых мотивов, начиная уже с характерной сцены найма батрака. Последующее описание подземного мира также полно таких реалистических бытовых картин и эпизодов.
Часто встречается в сказках ярко написанный образ злой, сварливой женщины, которая мучает и бьет падчерицу или подневольных людей. Эта злая женщина иногда настолько досаждает всем, что ее насильственной смерти радуется даже ее муж («Королевич-пастушонок»). Персонажи такого типа всегда имеют народный характер, и при их изображении язык Крейцвальда изобилует народными выражениями. Когда же в сказках изображаются злые королевы, то даже своей речью они напоминают реальных прибалтийских помещиц. Местный колорит имеют также образы жестокого помещика, жадного пастора, скупого кулака и т. д.
В сказке «Чурбан и Береста» остро сатирически показан жадный хозяин, который скупится досыта кормить своих батраков и батрачек. Черт добывает ему таких работников, которые никогда не требуют ни еды, ни питья, ни платы, трудятся без устали с утра до вечера и умножают хозяйское добро. Ненасытная алчность не остается безнаказанной. Когда срок договора истекает, сатана душит хозяина насмерть, а богатства, нажитые недобрым путем, оказываются призрачными.
Из положительных образов наиболее индивидуализированным является тип юноши (часто это пастух или музыкант), который увлечен своими мечтами о счастье, любви и красоте. Здесь можно отметить даже некоторые внесенные Крейцвальдом автобиографические черты — отголоски воспоминаний о его собственной юности, а также литературные влияния. Это первый образ романтического героя в эстонской литературе.
Вообще можно сказать, что в сказках Крейцвальда местных и реалистических деталей и образов гораздо больше, чем в традиционной народной сказке, и разработаны они ярче и рельефнее. Чувствуется, что целью переработки сказок было не только доставить читателю развлечение, но и отобразить реальную жизнь эстонского крестьянина. Даже стереотипные сказочные образы переработаны применительно к эстонской среде и дополнены другими, которые можно назвать типично эстонскими образами (пастухи, батрачки, богатые хозяева и хозяйки, помещики и их слуги, бобыли, гуменщики и т. д.).
По своей композиции сказки Крейцвальда близки к народным. Сказка построена по следующей схеме: в начале скромный и ничем не выделяющийся герой проходит через большие трудности, затем с помощью какой-нибудь волшебной силы приобретает счастье. Конец сказки большей частью всегда счастливый; противники и трудности, а также силы героя преувеличены; действие драматическое, но развитие его простое; действующих лиц мало. Всюду применяются приемы повторения мотивов, ярких контрастов и т. д. Другими словами, почти всюду выполнены требования так называемых эпических законов А. Олрика.
Только группа сказок, написанных самим Крейцвальдом на основе народных преданий и верований, по своей композиции отличается от волшебных: они короче, приключений в них меньше, эмоциональных (а иногда и психологических) элементов больше и некоторые из этих сказок имеют трагический конец (напр. «Тийду-музыкант» и «Заколдованное ружье»).
Стиль сказок Крейцвальда иногда называли ненародным и даже германическим. С таким утверждением нельзя согласиться. Язык «Эстонских сказок», правда, изобилует формами, которые с точки зрения нынешней грамматики эстонского языка могут считаться неверными, замечаются также некоторые германизмы в синтаксисе. Однако стиль, в собственном смысле слова, у Крейцвальда богатый, яркий и в общих чертах народный. Этому особенно способствует обилие пословиц и поговорок, народных сравнений, метафор.
«Старинные эстонские народные сказки» — произведение, для своего времени имевшее огромное общественное значение. Оно учило народ ценить богатства своего поэтического творчества. Не менее существенными были для Крейцвальда и воспитательные и просветительные цели, достигаемые этим сборником. «Если старинные сказки, почерпнутые из уст эстонского народа и собранные в настоящей книге, предлагаются для чтения детям и молодежи, то делается это, во-первых, для того, чтобы наследие отцов стало ведомо людям нашего поколения, а во-вторых, чтобы чтение их, в свою очередь, подготовило путь для пробуждения души и ума к восприятию более серьезных знаний», — с таким пожеланием посылает Крейцвальд свой сборник в народные массы.
Крейцвальд хорошо понимал, какую роль играют сказки в развитии духовной жизни ребенка. «Ребенок, который с малых лет слушал старинные сказки и умел их пересказать другим детям, развил свои умственные способности, он сможет усвоить и то, чему будет его обучать школьный учитель, и сохранить эти знания, насколько позволят ему границы его ума», — пишет Крейцвальд в предисловии к сборнику. Разумеется, круг читателей сказок не ограничивался лишь детьми. Сказка, будучи обобщением жизненного опыта трудового люда, художественным отображением его мечтаний и надежд, увлекала и взрослых, оказывала и на них свое воспитательное воздействие.
Крейцвальд не смог включить в сборник все сказки, какие ему хотелось бы в нем поместить. Чтобы уберечь книгу от нападок клерикалов и избежать затруднений с цензурой, он вынужден был пожертвовать несколькими широко распространенными в народе реалистическими бытовыми сказками, в которых острие сатиры слишком уж откровенно направлено против помещиков и пасторов. Но зато он постарался в волшебных сказках, включенных в книгу, как можно яснее подчеркнуть и углубить их социальный смысл.
Существенной чертой сказок является их морально-воспитательная направленность. Читатель находит в них много мудрых мыслей, этическую оценку различных явлений жизни, данную путем увлекательных сказочных картин и образов. Здесь высоко оцениваются положительные человеческие качества — трудолюбие, настойчивость, решительность, предприимчивость, смелость, честность, щедрость, любовь к свободе, стремление к знаниям, к мудрости. Носитель этих качеств, сказочный герой, борется против злых, темных сил, помогает слабым, своими подвигами приносит людям пользу и сам достигает славы и счастья. Злоба, жадность, лицемерие, зависть, жажда власти здесь всегда караются. В сказках отражен самобытный педагогический талант народа. Мораль здесь органически вытекает из поступков и поведения героя, из самого хода событий и поэтому становится особенно убедительной.
Как уже указывалось выше, «Калевипоэг» в поэзии, а «Эстонские сказки» — в художественной прозе заложили основы прогрессивного романтизма в эстонской национальной литературе. Если говорить о силе общественного воздействия, то «Калевипоэг» стоит на первом месте уже потому, что в «Эстонских сказках» отсутствует такой национальный герой, как Калевипоэг, воплощающий мощь и волю, историю и будущее своего народа. Но «Эстонские сказки» являются шагом вперед в том смысле, что в них разоблачается социальное неравенство также и в эстонской деревне. В чисто литературном отношении новым в них является применение выразительных средств реалистического стиля, подготовившее путь к критическому реализму конца XIX века.