Поэтому, когда неслабый толчок между лопаток послал его прямиком обратно в грязь, Шейн лишь мысленно возблагодарил небеса. Чудовищная ночная гонка, наконец, закончилась. Несмотря на нестерпимую боль от падения, ему все равно стало как будто легче. Кот атаковал. Одной рукой он схватил Шейна за оба запястья и зафиксировал их над головой, вжав в покрытую прелой листвой почву. Другой рукой приложился по крестцу. Вест выгнулся, откинул голову и лягнул противника, чтобы хоть как-то ослабить хватку или сбросить его совсем, но для борьбы просто не было сил. Тот сжал ноги брыкающегося Шейна своими. Тяжесть, сначала просто сковавшая запястья и торс, теперь возросла. Кот в немой угрозе придавил его всей своей массой.

Лишенный возможности сделать вдох, Шейн застыл, позволяя телу обмякнуть как желе.

Зверюга ждала.

Постепенно давление уменьшилось. Вест не двигался. Он даже не пытался, зная, что сопротивление бесполезно, оно только принесет больше боли или, того хуже, вызовет у нападавшего агрессию. Посему Шейн лежал тихо, словно растекшись по земле. Охотник медленно переставал наваливаться.

Дав себе слово понапрасну не трепыхаться, Шейн зажмурился. Когда в итоге когти пропахали вдоль всего позвоночника, кромсая рубашку и оставляя от плеч до талии неглубокие, саднящие ранки, он не стерпел. Вскрикнул. О боги! Желудок ухнул куда-то вниз. Шейн, заглушив страх, сконцентрировался, чтобы оценить степень повреждений. Всего лишь царапины. Его передернуло. Свежий ветерок гладил сочащуюся кровью открытую спину — рубашка была изодрана в тряпки. Кот провел по обнаженной коже концом когтя, прослеживая отметины и словно оценивая свою работу. Или, возможно, любуясь содеянным.

Приняв решение, Шейн упрямо сжал дрожащие губы, стараясь задушить испуганные возгласы, которые так и норовили вырваться наружу, поскольку за подушечками пальцев котяры тянулись полоски кожи. Вест не мог пошевельнуться. Тот по-прежнему удерживал его сжатые в кулаки руки над головой, а Шейн никогда не испытывал склонности к суициду. Он попался. Все справедливо и по-честному. Сопротивление нет смысла. Но нежность после нанесения меток, тогда как Шейн ожидал только дикого, грубого траха, оказалась довольно неожиданной. Он захныкал, не веря, что собственное горло предает его, но кот не останавливался. Движения пальцев успокаивали, каждый их взмах тревожил и обезоруживал, пока не наступил момент, когда Шейн был уже больше не в состоянии терпеть.

— Пожалуйста, — задыхаясь, еле выговорил он.

А кот и не собирался прекращать измываться над своим призом. Куда спешить? С ним без толку заключать сделку или взывать к его милосердию. Но, тем не менее, это не помешало Шейну взмолиться снова:

— Пожалуйста.

Материя натянулась на груди, раздался треск рвущейся ткани. Поддевая остатки рубашки, кот распахнул ее и лениво прошелся ладонью вверх и вниз по дрожащим мышцам спины Шейна.

— Нет, — запротестовал он, когда осторожные пальцы запутались в волосах, впиваясь в затылок, и мягко, но настойчиво наклонили его голову в направлении сцепленных запястий. Кот стиснул руки Шейна еще крепче. От этой железной хватки кружилась голова. Воздух наполнился мускусным ароматом, настолько насыщенным и богатым, что он проглотил слюну. Как кофе и секс. Чуть земляной. Непреодолимо влекущий. Чтобы избежать опьяняющего запаха, исходящего от пышущего жаром тела возбужденного зверя, Шейн попытался дышать ртом, а не носом, но было уже слишком поздно. Член шевельнулся в штанах. Яички начало покалывать. Анус сжался и расслабился — коктейль из кошачьих феромонов ударил мощной волной, подстегивая жажду к спариванию. Воспламеняя.

Кот склонился над Шейном и потерся мехом о его голую израненную спину. Первое прикосновение обожгло, подобно раскаленному клейму. Коты горячие, обычная температура их тела на несколько градусов превышала нормальную для человека. Шейн это знал. Только вот не подготовился к ощущению гладкой бархатной шкуры на своей коже или к тому, как окутывает тепло.

Проклятый запах! Шейн разомкнул губы, чтобы глотнуть прохладного, свежего воздуха, но феромоны уже сделали свое черное дело. Кот подхватил его, отрывая таз от земли, затем с нежностью скользнул рукой по груди и вниз, по животу. Потом стал возиться с застежкой брюк; Шейн затрясся и залепетал неубедительные возражения.

Секс.

Трах с котом.

И тот еще не достаточно наточил об Шейна когти.

Дрожа от страха не меньше, чем от желания, жадно впитывая ноздрями все усиливающийся одуряющий аромат, Шейн застыл — коготь подцепил пояс его штанов и потянул. Ткань медленно сползла с ягодиц. Кот пристроился сзади, вжимаясь в него своими теплыми шелковистыми бедрами, и Веста прошиб озноб. Послышался хриплый рык — вдоль расщелины скользнул толстый мокрый член. Тело пронзило возбуждением, словно электрическим током. Несмотря на то, что Шейн был напуган до чертиков, он все равно расставил ноги как можно шире, насколько позволяли штаны, и отставил задницу.

Брхатно-шерстистая головка, обильно увлажненная естественной смазкой, которая выделялась у котов перед спариванием, поцеловала отверстие Шейна. Он разжал кулаки и, немея от ужаса, растопырил пальцы, едва не вывернув костяшки. Постарался не зажимать тугой вход. Получать лишние травмы не хотелось.

Почувствовав первый толчок, Шейн не удержался от громкого вскрика. Неимоверно натянувшееся кольцо мышц загорелось острой болью. Он напрягся — а ведь это еще только самая малая часть твердого кошачьего естества. Грудь судорожно вздымалась, набирая побольше воздуха. С губ сорвался надломленный возглас. Член кота, устроенный почти так же, как и у человека, вполне можно принять. Шейн же практиковался для гарантии в тренировочном центре с дилдо и пробками — сначала использовал имитации мужского пениса, а затем игрушки, которые соответствовали анатомии котов. В обхвате и длиной те и другие, в основном, не отличались. Только у кошачьего вокруг головки наличествовал еще и гребень из крошечных, направленных в обратную сторону шипов, чтобы удерживать партнера на месте во время акта, они не причиняли боли, пока тот не пытался вырваться на свободу. Большинство участников, выбывших в ходе Охоты, дружно утверждали, что гребень обеспечивает дополнительную стимуляцию и дает удивительные, но никак не болезненные ощущения.

Поэтому Шейну оставалось лишь смириться.

Постанывая, он впустил ствол глубже, но, перед тем как вломиться снова, кот заскользил наружу, царапая шипами чувствительные стенки ануса и вызывая вспышку незнакомых чувств. Затем задвинул опять. В голове у Шейна помутилось, он жалобно завыл в листья, прилипшие к щеке, рефлекторно дернулся и закричал — настолько мучительным показался дискомфорт. Гребень обстрелял внутренности огненной резью, эффективно наказывая за неповиновение.

Прорычав успокоительное «мур-р», кот накрыл Веста тяжелым телом, проведя свободной рукой вдоль спины до бедра. Погрузившиеся в плоть когти не только жалили, но и утешали. Если бы котяра позаботился обездвижить Шейна, то избавил бы от лишних страданий. Наконец, даже с объемистым стволом, распирающим задницу, ему удалось расслабиться. Если нет другой альтернативы, то лучше доверить заботу о процессе хозяину положения.

Тот не позволит партнеру поранить себя вновь.

Мех защекотал ягодицы; Шейн задрожал, издавая протяжный стон, сбившийся на пронзительный крик — вошла оставшаяся часть пениса. Чувствительность обострилась до предела, в кровь хлынул адреналин. Вест натужился, обхватывая сфинктером чужеродный орган, как только тот полностью уместился в заднице. Над голой спиной одобрительно завибрировала в бессловесной похвале теплая грудь. Мочку уха лизнул жесткий, шершавый язык.

Шейна колотило.

Кот засопел, опаляя его шею горячим дыханием, и начал выскальзывать из отверстия. Вест затаился, чуть постанывая — шипы массировали его изнутри, посылая вглубь разряды удовольствия, которые взорвались, едва тот прошелся своим концом по простате. Шейн задергался, но его держали крепко.

Черт побери, да это просто фантастика!

Въезжая назад, кот вновь волшебно потерся членом о предстательную железу, и Шейн опять вскрикнул. Даже если бы он и захотел бороться, то не смог бы. Жажда захлестнула его, утаскивая в водоворот ощущений. Неудивительно, что проигравшие стремились вернуться на Охоту, невзирая ни на какие опасности. Запах будоражил. Волнообразные движения в заднице приводили в восторг, а шипастый гребень дразнил еще сильнее. Ничто на свете не могло сравниться с этим обескураживающим, всепоглощающим удовольствием. Ничто.