Когда я взял коробку макаронных листов, Джулиан присоединился ко мне и, подпрыгнув, уселся на кухонную тумбочку.

— Я особо не знал старого тебя.

— Кое-кто всегда был слишком крутым, чтобы приезжать на семейные сборища, — я усмехнулся ему через плечо, а затем рассмеялся. Моя вегетарианская лазанья была чертовски потрясающей; даже папе она нравилась. Если приготовить её сейчас, будет ещё вкуснее. Пройдёт некоторое время, прежде чем мы проголодаемся, но это означало, что будет больше времени для того, чтобы вкус пропитался должным образом.

— Я не был слишком крутым, — возразил он. — У меня… были с-свои причины.

— Как таинственно, — я закончил мыть овощи. — Не могу представить, что это за причины, но если ты не хочешь говорить, пусть будет так. По крайней мере, я не мог быть виноват в том, что ты не приезжал. Иначе ты бы не прилетел аж сюда, чтобы жить со мной.

Если подумать, было жаль, что мы не знали друг друга лучше. Я помнил его нескладным ребёнком. Он обожал своего младшего брата, но питал слабость к Линде.

Джулиан не ответил, а я потерялся в приготовлении соуса. Больше чеснока, определённо. Соль, перец, оливковое масло.

Не понадобилось много времени, чтобы в кухне пахло как в старые добрые времена.

— Кое-что я о тебе знаю, — сказал он спустя некоторое время. — Мистер Душа Компании.

Я усмехнулся и глотнул пива.

— Здесь я спорить не буду.

Я всегда был популярным из-за того, что начинал вечеринки. Я отлично подходил для небрежного веселья, в спальне и вне её. Я был известен тем, что избегал сердечных дел. Красные дорожки, интервью, даже преследования папарацци, когда я выходил куда-то с Софи… чёрт. Никаких ограничений. Но когда дерьмо становилось серьёзнее, мне совсем не нравилось внимание.

К чёрту ранимость. От этого мне всегда было крайне некомфортно. И, конечно же, то, что я открылся и вступил в искренние отношения с Эммой, так хорошо сработало…

Я добавил на противень слой базилика и нарезанной моцареллы, а потом пасту и немного масла.

— Ноа, что ты имел в виду раньше, когда сказал, что сам успел повеселиться?

— Хмм? — я налил соус, а затем повернулся к Джулиану. — Ты имеешь в виду… а. Я имел в виду с мужчинами.

— Оу, — он отвёл взгляд и потянул за локон своих волос. — Я думал, ты натурал.

Я пожал плечами и немного наклонился, ближе к разделочной доске, чтобы убедиться, что кусочки баклажана и цуккини получаются идеальными и тонкими, как мне нравилось.

— Я не особо люблю ярлыки, малой. Это ограничивает моё веселье. Полагаю, я натурал, да; я никогда не чувствовал ничего глубокого к парням. Но это не значит, что я откажусь от секса втроём с горячей парочкой. И это уж точно не останавливало меня от веселья с приятелями в колледже.

После того как я закончил все слои и вывалил сверху побольше сыра, лазанья была готова отправляться в духовку, а мне захотелось ещё пива.

Я немного заржавел без того энтузиазма, который у меня был раньше, но мог влиться в это снова. Готовка. Во мне по-прежнему была зарыта страсть. Закопана внутри.

Ужин стал хитом, и без шуток, я был доволен, когда после этого Джулиан рухнул на диван, объевшись. Наступила темнота, вдали взрывались фейерверки, и я уцепился за своё хорошее настроение.

«Ничего крепче пива», — продолжал я себе говорить.

У нас в доме больше не было никакого алкоголя, но это не значило, что рядом нет бара или двух. Но я справлюсь. Это были не болезненные старания. Мне просто нужно было немного свыкнуться со своим мозгом. Всё это было в голове.

Пока смотрел фильм, Джулиан начал спрашивать меня об актёрах, с которыми я работал. Он был слегка ошеломлён, когда я рассказал ему несколько своих любимых воспоминаний со съёмок. Я сомневался, что он любит сплетни, но он хорошенько посмеялся, слушая некоторые выходки актёров-див.

— У большой Софи Пирс есть какие-нибудь скандальные требования, когда она работает? — спросил он.

Я покачал головой.

— Не особо, если не считать трейлеры побольше. Они с Теннисоном совмещают свои графики так, чтобы не приходилось проводить врозь больше недели. Так что когда один работает, другой обычно рядом, с детьми.

— Звучит мило, — Джулиан усмехнулся. — Они действительно Милашки Америки, как уверяет нас пресса?

Я фыркнул.

— Ты читаешь жёлтую прессу? Тебе следует быть умнее.

— Есть то, чего нельзя избежать, — возразил он в свою защиту.

К несчастью, это была правда. Слухи в ЛА были громкими.

— Они чертовски идеальные, да, — ответил я. — Они ссорятся и ошибаются, как любая пара, но они в одной лиге с твоими и моими родителями. Они становятся сильнее, и в отличие от моей милой бывшей девушки, они остаются верными.

Были ли Эмма права, говоря, что я всегда сравниваю нас с Теннисоном и Софи?

«Всегда» было громким словом, но может быть, мои ожидания были завышенными. Опять же, кто бы не хотел того, что было у моих друзей? Я полагал, что в этом отношении мне нужно всё или ничего. К чёрту смирение. К чёрту её измену.

Лоб Джулиана нахмурился, и он немного колебался, прежде чем спросил:

— Она тебе изменила?

Верно. Я не говорил ему, почему мы с Эммой расстались.

— Ага. Я застукал её с каким-то парнем, которого она подцепила в магазине, — я потянулся за своим пивом и выпил сразу половину. — Это было за день до падения самолёта.

— Боже, — Джулиан поморщился. — Мне жаль.

Всё было так, как было. Думать об Эмме было не так больно, как несколько недель назад. На фоне всего происходящего её предательство побледнело, и так стало легче двигаться дальше.

В ту ночь было сложно уснуть.

Нахлынула скука, что я считал хорошим знаком, и я крутился в кровати, пока не сдался. Надев спортивные штаны, я пошёл в гостиную, смотреть телевизор.

Я купил Джулиану плоский телевизор, но себе в комнату такой не хотел.

Сценарий по-прежнему лежал на кофейном столике.

«К чёрту его».

Я поднялся, чтобы сварить кофе и почитать сценарий, но как только дошёл до кухни, услышал в коридоре сдавленный крик. Джулиан говорил мне, что время от времени ему снятся кошмары.

Сменив направление, я прошёл по коридору и прислушался к звукам за его дверью.

— Прекрати смеяться, Лин, — услышал я его бормотание. — Я серьёзно. Не садись на этот рейс.

— Чёрт, — прошептал я. Ему снилась его сестра, и он… что, пытался её предупредить? Это не могло закончиться хорошо.

Джулиан злобно ругался, и из его комнаты послышался глухой стук, который заставил меня потянуться к дверной ручке. Затем я стал ждать. Некоторое время было тихо, но, в конце концов, я услышал, как он ходит.

Я пару раз стукнул в дверь, прежде чем открыть её. Меня охватило беспокойство, когда я понял, что он плачет, но вместо того, чтобы его успокоить, это заглушило и обездвижило меня. Я полагал, что моё впечатление о Джулиане не полное. Я знал, что он отчасти робкий и осторожный. Но когда на нём были только пижамные штаны, открывались татуировки вдоль его грудной клетки, один проколотый сосок, и этот маленький засранец курил в окно сигарету.

Но пока курение я проигнорировал.

Глядя на него, было легко увидеть его борьбу. Он пытался держать боль в себе, но у него не получалось. Он настороженно смотрел в ответ, но затем вроде как сдался. Он опустил голову и потёр глаза, слёзы потекли свободно.

— Ненавижу терять их снова и снова, — прохрипел он. — Почти каждую ночь одно и то же.

Я закрыл за собой дверь и подошёл к окну. Было темно, но уличные фонари обеспечивали достаточно света, чтобы видеть, что он в чёртовом беспорядке.

Когда я прислонился к стене и скрестил руки на груди, он сделал затяжку, а затем выбросил сигарету.

— Прости за это, — пробормотал он.

— Всё в порядке, — меня беспокоил не запах. Беспокоил соблазн. Несмотря на то, что я бросил эту привычку двадцать лет назад, в тяжёлые времена мне хотелось позволить себе слабости. — Расскажи мне про свой сон.

Он вздрогнул и вытер щёки.

— Они всегда в порядке. Смеются и шутят. Я подвожу их до аэропорта, зная, что произойдёт, а они меня не слушают. Наверное, у меня во сне самолёт падает по пути из Германии.

Чёрт, должно быть, это был ад. Мои сны обычно крутились вокруг детских воспоминаний, и были случайные кошмары, где я переживал тот день, когда узнал об аварии по новостям.