— Спасибо, пап. Я справлюсь, — стараясь, что бы голос ее не выдал, отказалась Стася.

— Ну ладно. Тогда пока. А то мать твоя вернулась. Новостей на хвосте принесла. Пойду, запасусь друшлаком, лапшу с ушей отбрасывать. Отключаюсь.

— Пока, — прошептала Станислава коротким гудкам.

Вздохнула и убрала Телефон. Следующая станция ее, пора собираться.

***

Вначале двенадцатого поезд остановился у станции, отмеченной на карте крестиком. Рядом в письме значилось: "Жди Дана на привокзальной площади. Одна никуда не ходи." Надпись сделана от руки, подчерк ломанный, дерганный. Буквы скачут испуганными зайцами. Станислава еще раз сверилась с картой, закинула свой дорожный рюкзачок на спину, Настину сумку на одно плечо, а футляр ноутбука на другое, вышла из купе.

Выпускала из вагона Станиславу та же грустная проводница, которая предлагала кофе. Из всего поезда, помимо Стаси, вышло всего три человека: старичок со старушкой из соседнего вагона и молодой парень вагона через два от них. Состав не стоял на этой станции, высадил пассажиров и тронулся дальше, быстро скрывшись в ночи.

Станиславе, после пережитых событий, стало казаться, что за ней постоянно следят. Она не переставая оборачивалась, подозрительно всматривалась в каждого встречного, и не считала это паранойей. Вот и сейчас она настороженными взглядами осмотрела соседей по пирону, но парень спрыгнул прямо на пути, практически сразу потерявшись из вида, а старички, ни на что не отвлекаясь, спешили к выходу с платформы. Станислава решила последовать их примеру.

Судя по внешнему виду вокзала, некогда процветавший городок, теперь переживал не лучшие времена. В двухэтажном, достаточно длинном здании не горело ни одно окно. Лишь узкие деревянные двери со стеклом, красиво украшенного главного входа, призывно манили приятным желтым светом. Толкнув одну из них, Станислава оказалась в высоком, но не особо широком холле. Справа, за стеклом с надписью "Касса", дремала немолодая женщина. Слева точно такое же окно закрывала изнутри пыльная шторка.

Сразу за кассами по правую сторону был ресторан, а по левую зал ожидания, о чем недвусмысленно сообщали надписи. Вот только двери украшали подвесные замки, а за пыльными стеклами жила темнота. Лишь рядом с залом ожидания прикорнул ряд кресел: пять сидений со спинками, соединенные железной трубой. Станислава, сквозь другие двери покинула здание вокзала, пройдя его насквозь, и оказалась на небольшой привокзальной площади. По дальнему ее краю проходила дорога, за которой вставали дома.

Погода окончательно испортилась. Ветер, точно ждал появления Стаси, с силой бросил в лицо снежную крошку, запустил холодные пальцы под одежду. Девушка поежилась и посильнее стянула концы шарфа.

Старички, которые путеводной нитью вывели Станиславу с перрона, бодро ковыляли через площадь к остановке на противоположной стороне дороге. Станислава огляделась по сторонам и двинулась следом. Справа от остановки располагался круглосуточный магазин, слева какие-то лотки и палатки, сейчас пустующие. Пожилую пару, прежде чем девушка их догнала, забрал подошедший автобус, и Станислава осталась совершенно одна. Щелкнула зажигалкой, затянулась.

Ночь шуршала опавшей листвой. Станиславе и раньше приходилось, задержавшись на работе над очередным срочным заказом, а после добираться безлюдными темными улицами домой практически под утро. Бывала она и в других ночных городах, но никогда до этого не ощущала столь гнетущего давящего одиночества.

Движение на дороге отсутствует, здание вокзала пялит пустые окна, точно слепые глаза. Других строений, кроме магазина, поблизости нет. Сзади простираеться пустырь, заросший низкими кустами. Ветер свистит в ветвях деревьев, стучит ледяной крупой по мерзлой земле. Ни души вокруг. И вот уже девушка ощущает, что дрожит не столько от холода, сколько от напряжения. Минута, другая ожидания, и Станислава не выдержала. Быстрым шагом, почти бегом направилась к единственному светлому пятну в темном царстве: красной цифре двадцать четыре на белом круге. Добежала, толкнула дверь, шагнула в желтое тепло и тут же успокоилась. Даже улыбнулась.

***

Изнутри магазин выглядел, как множество круглосуток, которые можно встретить в любом городе страны. Белые витрины-холодильники с разложенной под слегка заляпанным стеклом продукцией. Открытые полки с менее скоропортящимися продуктами. Полное отсутствие продавцов. И что любопытно, алкоголь и сигареты здесь, не смотря на закон, никуда не прятали. Но даже не это всецело завладело вниманием Стаси. На средней витрине, на стекле в прозрачном файлике, крепился альбомный листок, на котором значилось: "Горячий чай, кофе! Чебуреки, слойки, пироги, блинчики, пицца". И желудок исполнил соло одинокого голодного волка в бескрайней заснеженной пустыне.

Странный все таки зверь человек. Несколько часов назад Станислава не смогла бы впихнуть в себя ни кусочка. Она и так была полна до краев страхом и мыслями о друзьях, которые где-то там, неизвестно где, не понятно, что с ними. А теперь, хотя переживания и мысли никуда не делись, но будто посжались, уступили место более насущному. Молодой организм требовал еды. И Станислава шагнула ближе, постучала по витрине, поинтересовалась: "Есть кто?"

Ожидая, что на окрик выйдет безразмерная тетка " аля сельпо" или совсем молоденькая студентка на подработке, Стася безмерно удивилась, увидав достаточно крепенького старичка. Чем-то он напоминал Ленина, то ли бородкой клинышком, то ли характерным хитрым прищуром.

— Чем помочь, юная барышня? — поинтересовался он чуть хриплым голосом. — Чаечку? Кофиечку? Что-нибудь покрепче?

— Кофе, пожалуйста. И большую пиццу, — ответила Станислава, отсчитывая нужную сумму.

— Ага, — улыбнулся старик. — С холода да потёмок самое оно горячего кофейку хлебнуть. Пяти рублей шестидесяти копеек не будет случайно? В дороге-то, небось, устали. А кто ж у нас на железке чем вкусненьким то накормит?

— С чего Вы взяли? — Станислава оторвалась от пересчета мелочи.

— Да не удивляйтесь так, — добродушно засмеялся старик. — Городок у нас не большой. Я можно сказать всех знаю. А Вы лицо новое. Да и поезд совсем недавно прошел. Правда, гости у нас редки. А Вы к кому, если не секрет? Может привет передал бы.

Станислава обворожительно улыбнулась, не зная что соврать, да по убедительней, но сказать ничего не успела. На плече легла никак не меньше — медвежья лапа, придавила тяжестью к земле.

— Вот ты где? — и голос густой, сочный.

Холодные губы прижались к щеке, переместились, прошептали еле слышно в самое ухо:

— Я Дан, друг Артема и Насти, — и уже громче, — Так и думал, что тебя здесь найду, раз где условились нет. А у меня опять машина сломалась. Здорово, дядька Игнат.

— И тебе здравствуй, коль не шутишь, — хитро сощурил глаз в ответ старик. — Так это к тебе?

— Ага. Невеста моя.

— Невеста?…

— А то! По переписки познакомились. А теперь вот в гости приехала.

— Данеужто жениться собрался? — опять недоверчиво улыбнулся дедок.

— Жениться — не жениться, там видно будет.

— А кофе? Готово ж почти… — засуетился старик. — Невеста твоя кофе заказала.

— Дома попьем, да, Солнышко?

— Конечно, котик! — смогла выдавить из себя Станислава. — Спасибо за беспокойство.

И так же, с тяжелой рукой на плече, позволила себя увести.

— Ну, сделаю вид, что поверил, — хитро щурясь, проговорил старик закрывшейся двери.

***

Станислава попыталась скинуть тяжелую лапу, сразу, как перешагнула порог, но Дан не дал. И лишь свернув за угол, сам отпустил девушку. Чуть дальше, где свет наддверного фонаря окончательно растворялся в ночной тьме, тихо урчал темный внедорожник: высокий, на больших колесах, с несколькими рядами фар. Дан отобрал у Стаси сумки, подошел к машине и закинул их на заднее сидение, а после гостеприимно распахнул переднюю дверь и, обернувшись, приглашающе махнул. Вот тут-то Станислава смогла в полной мере оценить внешность своего временного водителя. Выше её почти на полторы головы. Широкие плечи и грудь, бычья шея, мощные ноги. Светлые кудри, высокий лоб, нос картошкой, густые брови, пухлые губы. Довершал образ деревенского увальня, какими их обычно показывают в малобюджетных фильмах — тулуп, ватные штаны и валенки. Рядом с машиной он смотрелся более чем неуместно. Ему бы лошадь и воз с сеном. Вот только взгляд его совсем не был отупевшим. Глаза золотисто карие смотрели цепко, оценивающе.