— Что с тобой? — сквозь тонкую рубаху Тимур ощущал, как Настя мелко дрожит.

— Ничего… Обозналась… — пробормотала девушка.

В ее голосе не осталась и намека на недавнее серьезное опьянение.

— Обозналась? С таким лицом? Ну-ну, — недоверчиво проговорил Тимур. — Не иначе в бармене признала выходца из ада, пригляделась — нет, не он.

Он почувствовал, как девушка вздрогнула всем телом, точно предположение не далеко от истины, но решил в подробности не вдаваться. Пока.

— Ладно, пошли на воздух. Сдам тебя Мишке, пусть он успокаивает.

— Я не могу, ноги не держат, — нотки паники промелькнули в голосе.

Тимур витиевато выругался и подхватил девушку на руки, еще раз поразившись, насколько Настя маленькая и тоненькая. Далеко, однако, он уйти не успел, от столика к ним спешил вернувшийся Мишка.

— Что ты опять сделал с моей девочкой? — накинулся он на Тимку. — Чем до слез довел?

Тимур отметил про себя это странное «опять» и ответил:

— Ничего я не делал. Похоже, твоя девушка немного перебрала, ножки держать перестали, — и, передавая Настю на руки Мише, посоветовал. — Отвез бы ты ее домой. Я даже, как настоящий друг, вам такси вызову.

Настя, под вопросительным взглядом Мишки, кивнула и тихо проговорила:

— Мне плохо стало. Анг… Тимур нес меня на воздух. Хотел тебя позвать.

— Ага, — Мишка несколько успокоился. — Спасибо, Пчёлыч.

— Да ладно, не за что.

***

Всю дорогу к дому Настя молчала. Ее колотил нервный озноб, и она подозревала, если разомкнет сцепленные челюсти, то зубы от стука просто выпадут. Миша тоже с расспросами не лез. Перед общежитием он, все так же молча, помог Насте выбраться из такси.

Так поздно, или скорее рано, часы показывали начало четвертого, в общежитие их, конечно, не впустили, но как сказал кто-то из великих: если перед вами закрыта дверь, где-то рядом точно распахнуто окно. Эта гениальная мысль давно посетила студентов, ведущих не всегда дневной образ жизни. И Настю, как и прочих обитателей общаги, старожилы посвятили в общую тайну. В мужском туалете на первом этаже окно запиралось лишь для видимости, причем видимость эта была столь основательной, что если подергать изнутри, в прочности запоров не возникнет сомнений. А вот снаружи — надавил на нужный угол, и окно легко открывалось. И ты внутри.

Вот к этому-то окну Мишка и проводил Настю. Девушка уже более-менее пришла в себя. Ужас, пережитый в клубе, никуда не делся, но, по крайней мере, трясти ее перестало. Прежде, чем подсадить Настю на подоконник, Миша решил сказать то, что так мучило его всю дорогу.

— Послушай, — он нежно держал ее плечи, смотрел в глаза, — я не знаю, что произошло в клубе, но не верится мне, что тебе просто так стало плохо от выпитого. И я надеюсь, что в случившимся Тимка не виноват. Но в любом случае, прости, что не смог тебя от этого уберечь. Ты так искренне веселилась. И меня переполняло счастье, я просто любовался тобой. А потом будто дверь твоей души захлопнулась, и свет померк. Но мне бы хотелось, чтобы ты опять беззаботно улыбалась. И те жутки мысли, что отравляли тебя вся дорогу, ушли.

И он поцеловал ее, со всей нежностью и страстью, что копились в его душе долгие годы. И не отпускал, пока Настя не ответила, не раскрылась навстречу. И лишь после этого, хоть и с неохотой, оторвался от нее.

— Я хотел сделать это с того момента, как тебя увидел. Но боялся. Ты похожа на иней, он столь же прекрасен и хрупок, готовый рассыпаться от неосторожного прикосновения. Но против льда, что пытается сейчас сковать твое сердце, я другого средства не знаю. А теперь, спокойной ночи. И приятных снов.

Он помог подняться на подоконник, махнул на прощание рукой и ушел. А девушка на ватных ногах добралась до комнаты, присела на кровать.

Буря разыгралась в душе Насти. Смятение, благодарность, радость, смущение — теплыми струями омыли сердце, и страх растворился в этой теплой волной. А еще пришла грусть, ведь там, в клубе, она не обозналась, даже если врут глаза, остальные чувства обмануть не так просто. А это значит, что пора снова в бега. Сейчас забрать сумку, и уйти через тоже окно. Но может ей все — таки показалось. Давящий ужас, что окружает любую Тень Хозяина, длился всего мгновение. Может она и правду обозналась. Иначе, почему ее не схватили сразу? На излете мысли, сон, больше похожий на обморок, накрыл ее.

***

Беловолосый, довольно улыбаясь, выступил из тени за спиной Кирпича. В руке его, невидимый прочим, тихо подрагивал поводок страха. Теперь девчонке далеко не уйти.

Вся импровизированная команда по поимке толпилась на парковке недалеко от клуба. Пятеро инстинктивно скучковались поплотней, подальше от шестого. Кирпич не винил своих людей в столь явном нежелании общаться с тем, кто недавно был одним из них. Он и сам его опасался. Неделю назад их первый наниматель впал в тихую ярость из-за неудачи, в очередной раз обрушившейся на их банду. Он не высказывал претензий, не угрожал, но его глаза потеряли всякую сходность с человеческими. Пробежавшись взглядом по оцепеневшим бандитам, он вдруг оказался совсем рядом с Зябой. Поймал его взгляд, и что-то неуловимо поменялось в выбранном им. Кирпич никак не мог понять что именно, но неосознанно отступил от уже не Зябы. И больше не смог заставить себя приблизиться. А не-Зябе, похоже, все стало параллельно.

Внезапное появление беловолосого вывело Кирпича из невеселых воспоминаний, заставив невольно вздрогнуть.

— Сейчас она должна выйти, — ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил Беловолосый. — Загружайтесь.

Кирпич глазом не успел моргнуть, а их наниматель уже занял сиденье рядом с водительским в микроавтобусе. Все в этом странном типе вызывало раздражение и ужас, но более всего вот эти его мгновенные перемещения. Кирпич каждый раз невольно принюхивался, не пахнет ли серой и жаром преисподней. И всякий раз обещал себе по завершении дела, наведаться в церковь. И ведь все замечательно начиналось: чемодан денег за простенькую на вид работку. А теперь оплата, казавшаяся столь нереально большой, опустилась в своей ценности ниже опустошенной банковской карты, ведь даже последний отморозок, каким не без гордости считал себя Кирпич, ничего не ценит выше собственной жизни.

— Что замерли? Я неясно выразился?

И главарь уже не совсем своих людей поспешил к машине, не желая еще больше злить хозяина.

— Вон она, — махнул рукой беловолосый, пару минут спустя.

— Та, что с каким-то парнем грузится в такси? — уточнил Кирпич.

— Да. Излишний шум мне не нужен. Подождем, пока она одна останется, тогда и возьмем. Так сейчас они выедут со стоянки, и следуй за ними, не сокращая дистанцию. Отставать можно, приближаться — нет. Если вдруг потеряешь их из виду не беда, я направлю.

Следующие несколько минут в машине тишину нарушал лишь ровный гул мотора. Да пару раз хозяин приказывал свернуть на параллельные улицы или вывернуть обратно. Когда они, вслед за такси, выехали на узкую, темную и практически пустую улицу, Кирпич рефлекторно вдарил по тормозам — посреди дороги стоял человек. Как он оказался на проезжей части, где мгновение назад пролетело такси, оставалось загадкой. Вот неизвестный поднял руку и изобразил, будто откидывает за спину несуществующую косу. Рядом зло зашипел беловолосый, и Кирпич с ужасом осознал, почему этот жест кажется ему столь знакомым.

— Я выйду здесь. Но сначала…

Беловолосый переместился в глубь салона, и присел на корточки перед Сычом. Взгляд глаза в глаза, быстрый взмах руки и нет больше Сыча. Нет, он никуда не делся, и даже вроде, как и не пострадал. Вот только это уже не человек, с которым ты знаком более десяти лет, а что-то совершенно чуждое. А Беловолосый довольно облизнулся, точно кот, налакавшийся хозяйских сливок, и произнес:

— Вы продолжайте движение. Теперь вас ведет он, — кивнул на не-Сыча. — Девчонку доставите, куда и договаривались, там вас встретят. Хотя, к чему эти инструкции. Я присоединюсь к вам в самое ближайшее время. И советую ехать дальше по другой улице.

А еще через мгновение он стоял посреди неосвещенной дороги в паре шагов от странного незнакомца. А на опустевшее сиденье перебрался не-Сыч и махнул рукой, указывая направление. И Кирпич, в очередной раз, подавив желание перекреститься, поспешил скрыться.