Глава 41 Джексон

Когда час спустя я подъехал к дому Фейт, у меня было странное чувство. Это было как дежавю. Что-то в этой ситуации показалось знакомым, будто это было что-то, что я делал раньше, в прошлой жизни. Как будто это была судьба. Это просто казалось правильным, как будто это должно было случиться.

Ее дом был прекрасен. Как бы она это ни сделала, Фейт хорошо справлялась сама. Я так уважал жизнь, которую она создала в мое отсутствие. Это был современный дом с красивой каменной кладкой и большими окнами с видом на горы. Можно было увидеть виноградники долины, а на западе даже океан. Утренний туман, должно быть, был ошеломляющим.

Я схватил ящик с бутылками вина из задней части грузовика и пошел к двери.

– Входи, – крикнула Фейт.

Я открыл дверь и вошел внутрь. Дом был хороший, высокие потолки, панорамные виды, качественная сантехника. Там горел камин, несмотря на то, что на улице было восемьдесят градусов (26 °C). Я воспринял это как хороший знак.

Фейт нигде не было видно.

Я прошел по красивому белому ковру к окну и посмотрел вниз, на долину. Я мог бы увидеть свой виноградник, если бы взошло солнце.

– Я только что уложила Сэма, – позади меня послышался знойный голос Фейт.

– Мы не будем шуметь, – сказал я, поворачиваясь.

Когда я превратился... в мальчика? Это все, что я могу сказать. Она выглядела как сон или фантазия.

Как, черт возьми, я попал в этот дом вместе с ней? Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она распустила волосы, и они струились по ее плечам, как река по водопаду. Она поправила макияж.

Ее глаза определенно стали темнее, чем раньше. Платье, которое было на ней, было похоже на тонкий кусок кружева, идеально облегающий ее тело.

Это был ее стиль, ее мода. Она просто поражала меня. Я чувствовал себя не в своей тарелке, когда смотрел на нее.

– Ты собираешься просто стоять там? – спросила она.

– Прости, – смог произнести я. – Я просто, Фейт, ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо, – произнесла она, уже не так застенчиво, как раньше.

– Действительно прекрасно, – повторил я.

Она улыбнулась.

– Ты уже говорил это.

– Я не могу подобрать слов.

– Присаживайся, – она указала на диван. – Вижу, ты принес вино.

– Есть немного белого, – сказал я, присаживаясь. – Мы должны поставить это в холодильник.

Она пошла на кухню с ящиком вина и вернулась с бутылкой и двумя бокалами. Мой член вибрировал в штанах. Он так изголодался по ней, что я не знал, смогу ли сдержать себя. Все, чего я хотел, это запрыгнуть на нее.

Она села на другой конец дивана, примерно в четырех футах от меня.

Я мог только смотреть на нее.

– Извини, – сказал я, – но я действительно не думаю, что могу сейчас пить вино.

– Как же так?

– Как же так? Ты издеваешься надо мной? – изумился я, указывая на нее. – Посмотри на себя. Ты как видение из сна.

Она хихикнула. У нее был такой девичий смех. Это было странно. Когда я смотрел на нее, я не видел матери, я видел маленькую девочку, и отчаянно хотел ее трахнуть. Я был больше, чем она. Я был физически сильнее. Для меня она была ребенком, ждущим, чтобы ее забрали. Я пересел на диван поближе к ней.

– Джексон Джонс, – подразнила она. – Ты пытаешься воспользоваться мной в моем собственном доме?

– Я действительно надеюсь на это, – я улыбнулся.

– Заманишь меня своим восхитительным вином, – продолжала она.

– Я могу придумать что-нибудь более вкусное.

– И что же это?

Я посмотрел на ее губы. Они были похожи на фрукты. Я собрал свою долю винограда. Ее губы были такого же цвета, как твои пальцы после погружения в виноградный сок. Она была даром природы, плодом мира. Она была не просто женщиной, она была моим предназначением, моей судьбой, и пришло время поглотить ее.

Я наклонился и схватил ее. Мои губы встретились с ее губами в поразительный момент близости. Клянусь, у меня звенело в ушах. Вы когда-нибудь видели картину на потолке Сикстинской капеллы в Риме, где Бог протягивает руку и касается пальца Ангела? Именно так я чувствовал себя, когда мои губы коснулись ее губ. Это было больше чем просто поцелуй. Это было что-то духовное.

Я просунул свой язык в ее рот и попытался всосать его. Как будто я пытался высосать жизнь из ее тела. Мой язык коснулся ее, мои губы полностью закрыли ее рот, и я пожирал ее. Я выпивал ее до дна. Я смаковал вкус ее рта как изысканное изящество.

Она ахнула, когда я разомкнул объятия.

– Боже милостивый, – вздохнула она.

– Девочка, ты еще ничего не почувствовала. Когда я закончу с тобой, ты не поймешь, что произошло.

– Не заставляй меня ждать, – игриво призывала она, откидываясь на спинку дивана.

– Ты будешь как в тумане, – пообещал я. – Ты будешь знать, что ты моя до конца своей жизни. Ты даже не сможешь смотреть на других мужчин.

– Это правда?

– Да, это так.

– Это серьезные слова.

– Я серьезный мужчина, – сказал я и расстегнул ремень и джинсы, позволив всей длине моего мужественного члена выпасть из штанов.

Она взглянула на него и закрыла глаза.

– Не бойся, – прошептал я.

– Я не боюсь, – она раздвинула ноги.

Я видел, что под платьем на ней не было нижнего белья.

– Шаловливая девчонка, – я наклонился и приложил губы к ее изысканной киске.

Она рванулась вперед, сжала мою голову в бедрах и заключила меня в крепкие объятия. Она отчаянно нуждалась во мне. Я почувствовал ее вкус. Ее киска истекала соком в тот момент, когда мой язык вошел в нее. Она не могла скрыть от меня свое желание, даже если от этого зависела ее жизнь.

Я нежно сосал губами ее влагалище, облизывая складки клитора, засовывая язык в пустоту ее киски.

– Джексон, – простонала она.

Я вырвался из замка ее ног и сделал глубокий вдох. Мой член пульсировал, и на мгновение я испугался, что он достигнет оргазма без меня. Без моего разрешения. Со мной такого раньше никогда не случалось. Уверяю, в моем члене нет ничего преждевременного, и он работает. Но было что-то в выражении лица Фейт, смесь любви, желания и понимания, что почти заставило меня упасть в пропасть моей собственной похоти.

Она держала мою душу так, как ни одна женщина прежде. Меня охватила страсть, ярость, полная потеря контроля. Я хотел ее, но не только ради удовольствия. Я хотел доминировать над ней. Я хотел претендовать на нее так, чтобы вся вселенная знала, что она моя, не только на всю нашу жизнь, но и на всю вечность. Я хотел заклеймить ее. Я хотел как-то пометить ее, как свою собственную.

Не знаю, смогу ли я описать это чувство. Думаю, другие мужчины бы поняли.

Обладание, господство, принадлежность, владение.

- Ты сдашься мне, – сказал я. Я даже не знал, откуда берутся эти слова. Как будто моя душа говорила прямо с ней.

– Да, – она тяжело дышала.

– Я снова помечаю тебя, Фейт Шеферд. Я помечаю то, что принадлежит мне. Сейчас и навсегда.

– Да, – простонала она.

Я раздел ее догола. Мне пришлось раздеть ее. Дело было не только в оргазме. Это было о том, как мужчина и женщина становятся чем-то новым. Я стянул ее платье через голову. На ней не было лифчика. Она взглянула на меня, совершенно голая, и вздрогнула.

Это был страх? Я не знаю. Я никогда этого не узнаю.

Все, что я знаю, так это то, что я сделал с ней, не может быть объяснено только нашими желаниями. Да, я хотел ее трахнуть. Но, как я уже сказал, это было нечто большее. Она была моей. Она была матерью моего ребенка. Я чувствовал, что мы не принадлежим друг другу как два отдельных человека. Мы были одним объятием любви, которое будет длиться вечно. Я стянул с себя футболку и забрался на нее, так что я сидел на ее груди. Мы были оба голые. Мой толстый член был перед ее лицом.

– Оближи меня, – приказал я.

Она моргнула, немного помедлив, а затем открыла рот.

Твою мать. Черт возьми. Этот язык. Этот рот. Я мог умереть. Она взяла в рот всю головку моего члена и стала сосать. Я поднялся, чтобы наклониться. Я указывал на нее, а затем скользнул в ее горло. Я зашел так далеко, что подумал, что она задохнется. Но с ней было все в порядке. Она брала всю мою длину, все глубже и глубже в рот. Я представлял, как кончаю в ее рот, и это чуть не вывело меня из себя.

Но я остановил себя.

Для моего первого оргазма я знал, что не войду в нее. Я приберегу это на потом. Сначала я должен был кончить на нее. Мне придется пометить ее своей жидкостью. Я должен был оставить свой след на ней. Я должен был дать миру понять, что она моя, что она принадлежит мне. Это было что-то животное, и я больше не контролировал это. Я вернулся, чтобы пометить ее.