Госпожа графиня, словно фея-крестная из сказки, появлялась по первой же записке от племянницы, если только не была в столице. Сначала она пыталась командовать в поместье, и мама часто плакала. Но потом об этом узнал папа-барон. Не знаю, кто из слуг рассказал ему, мне казалось тогда, что все они слушались графиню безоговорочно и куда охотнее, чем маму. Но кто-то нашелся, и графиня перестала оспаривать решения хозяина дома. Тогда она стала вести себя по-другому, она просто приезжала в отсутствие барона и забирала Лили с собой погостить, что автоматически отменяло все заслуженные наказания, запланированные уроки и вообще все. Но никто не жаловался. Барон хмурился, но на открытый конфликт не шел, пока не оспаривались его права хозяина. Мама, мне кажется, вздыхала с облегчением, хотя и огорчалась для виду. А мне было все равно. Так мы и жили.

Однажды утром моя горничная Кати занесла мне письмо.

— Госпожа, Агата! Управляющий просил передать вам письмо.

Я очень удивилась, так как до сих пор никогда не получала писем, мне просто некому было писать. Письмо было подписано крупными аккуратными буквами, как будто адресанту писать приходилось не очень часто. Как ни странно, оно действительно было для меня. Только я понятия не имела, кто такая эта госпожа фон Хагендорн.

«Дорогая Агата, добрый день!

Я много раз писала твоей маме, но мы так и не получили ответа. Бабушка волнуется, не случилось ли с ней чего.

Бабушка уже год как живет у нас с Якобом (помнишь Якоба фон Хагендорна, второго сына господина Рихарда?). С тех пор, как умер дедушка и папа стал хозяином поместья, мама с бабушкой постоянно ругались. В итоге, я решила, что так будет лучше для всех. Бабушка присматривает за нашими девочками (наши дочери: Катарина и Агнесс), помогает насколько может.

Но ты сама понимаешь, что у нас — только дом в деревне господина Рихарда. Все остальное достанется старшему сыну. Однако, мы были бы благодарны, если бы ты могла нам немного помочь. Ты ведь всегда была бабушкиной любимицей.

Мы, конечно, не бедствуем. С позволения бабушки продали кружева, которые она хранила для твоего приданого. Денег хватило на овцу, и еще осталось. Это очень хорошая овца, ее шерсть тонкая, нити получаются намного тоньше, лучше продаются и стоят дороже. Ты ведь помнишь, сколько вечеров мы вместе провели, ругая колючую шерсть? Мы надеемся, что получится вырастить новое стадо. И мы также надеемся, что твоя матушка пребывает в добром здравии.

Благословения тебе Творца!

Твоя кузина Хельге фон Хагедорн.»

Хельге? Замужем за увальнем Якобом? Она же всегда высмеивала его после воскресных служб, когда он пытался присоединиться к нашей компании. Хотя, а что ей еще оставалось? Якоб, по крайней мере, всего на год старше ее. Жаль, конечно, что у них только девочки. Если что-то случится с Якобом, что она будет с ними делать? Хорошо, что господин Рихард подарил сыну целый дом, и ей не придется возвращаться к тете Агнесс.

Но бабушка… Как же ей должно было быть плохо, если она оставила дом, где прожила всю жизнь. А как же тетки? Тетя Агнесс любила их не больше бабушки…. Впрочем, что бы не случилось, это их вина. Они же знали, что рано или поздно придется смириться с новой хозяйкой дома, могли бы не ссориться постоянно. Но как так могло случиться, что мама ни разу ни разу не рассказала мне о письмах? Не скажу, чтобы я так уж скучала по теткам и кузинам, но бабушка меня, по-своему, любила. И ближе нее у меня долгие годы никого не было.

Хельге очень деликатно намекнула, что не отказалась бы от небольшой помощи на содержание бабушки. Гордячка Хельге, вынужденная о чем-либо просить меня, кто бы мог подумать. Но раз уж она решилась написать мне, значит, не так у них все замечательно. Я полезла в шкатулку, где хранились мои сбережения. Папа-барон довольно щедро выдавал мне деньги «на булавки», хотя особой транжирой я никогда не была. Хельге права, я еще помню, как вьется колючая шерстяная нить из-под моих пальцев.

Так, что тут у нас. Хм, одна крупная серебряная монета и две мелких, и еще пять медных[1] монет. Это много или мало? Вот зачем было покупать на прошлой ярмарке эти ленты?! Можно подумать, у меня в косы нечего вплетать! А эта серебряная булавка с зеленым эмалевым листочком…. Зачем она мне? На тот момент она мне очень понравилась, но сейчас я не была уверена, что купить ее было такой уж хорошей идеей: слишком простовата для праздничных нарядов, слишком дорога для выхода к домашнему завтраку. Как же, все-таки, меняет отношение к деньгам их наличие.

Надо уточнить у мамы, сколько денег она высылала обычно на мое содержание. Вряд ли бабушка кушает намного больше. К тому же, она, наверное, привезла с собой свою одежду. Не могла же тетка ее забрать, правда? Если окажется, что того, что у меня есть, не хватит, можно будет попросить у папы-барона в счет будущего содержания. В конце-концов, один-два месяца без карманных денег я прекрасно проживу. И так живу на всем готовом.

— Кати! — позвала я, — Спроси у секретаря госпожи баронессы, когда она может меня принять.

— Хорошо, госпожа Агата. Доложить сразу же?

— Если сразу примет, то сразу и доложишь. А если после обеда, то доложишь, когда я вернусь с прогулки.

Надо сказать, что мама в последнее время постоянно была занята. Она просто растворилась в своем муже и, буквально, боготворила его. Понимая, что она — не лучшая партия для барона, пусть и вдовца, мама все силы приложила для того, чтобы стать достойной своего супруга. И если я жалуюсь, что мне почти некогда было играть из-за постоянных уроков и занятий, то мама взвалила на себя многократно больше: танцы, иностранные языки, домоводство, изящные манеры, флористика, мода… чего только не было в ее планах. Понятно, что с таким графиком времени у нее оставалось совсем немного. И каждую свободную минуту она старалась проводить рядом с любимым мужем. Наверное, если бы я не представляла себе новую жизнь совсем по-другому, мне было бы все равно. Я ведь почти не помню тех времен, когда мама все время была рядом. Но сейчас такая постоянная занятость год за годом немного раздражала. Иногда возникало чувство, что за всеми этими бесконечными попытками добиться совершенства, мама прячет свою досаду на меня. Видимо, я служила напоминанием о не самых лучших моментах в ее жизни.

Но к барону я ее не ревновала. Как я уже говорила, мы с отчимом прекрасно поладили. Тем более, я видела, что он действительно заботится о маме. И совсем не требует ни от нее того совершенства, которым она пытается быть, ни от меня той благодарности, о которой она мне постоянно напоминает.

Так у нас и получилось, что к маме на прием мне приходилось записываться через секретаря, а к папе-барону, как я вскоре стала его называть, можно было зайти, просто постучав в дверь кабинета. Вот к нему-то я собиралась зайти. Мне нужно было узнать, где я могу купить марки королевской магопочты — единственной почтовой службы, которой можно было пересылать деньги и ценности, — и сколько будет стоить пересылка моего письма. Марки зачаровывались магами так, что вскрыть послание мог только тот, кому оно предназначалось. Уж не знаю, как это у них получалось. Конечно, такие услуги имеют свою стоимость, но каждый раз ездить с кошельком из одной части страны в другую — еще более накладно. Это все я знала, естественно, но мне никогда не приходилось пересылать ценности, так что все мои знания оставались теорией.

Кати перехватила меня по дороге:

— Госпожа Агата, госпожа баронин примет Вас сейчас в детской комнате.

— Ну да, где же еще. После того, как у нас с Лили родились сестричка и братик, малыши, кажется, стали центром нашего дома. В детской постоянно можно было найти то маму, то барона, то еще кого-нибудь.

Лили всю эту суматоху благородно игнорировала, а я и сама охотно забегала понянчиться с маленькими. Очень уж потешные мины строила маленькая сестричка по поводу и без. Очень уж охотно слушала она старые бабушкины сказки, смешно округляя ротик и протяжно пропевая свое «О-о-о!» — в самые напряженные моменты.

Правда, с мамой в детской я старалась не сталкиваться, а то она очень полюбила нагружать меня дополнительными занятиями. Каждый раз, когда заставала меня там, она непременно добавляла к моему расписанию еще что-то ненужное. Вот скажите, к примеру, зачем мне плетение гобеленов? Понятно, что каждая благородная девица должна уметь рукодельничать. Но неужели вышивки, вязания и плетения кружева — мало? Но мама раз решила, то своего добьется, я же не Лили. А к папе-барону бежать бесполезно, как я уже говорила, в женское воспитание он не вмешивался, да и ссорить их с мамой мне не хотелось. Просто, порой появлялось чувство, что мама меня в детской видеть не хочет, вот и все.