— Кира? — мама зовет меня с другой стороны двери все тем же нежным голосом.

Я не могу выбросить эту чертову штуковину. Она все еще в моих дрожащих руках и желание разбить ее на части гложет меня до сих пор.

Я. Не. Могу. Нахрен. Выкинуть. Ее.

— Кира, милая, ты меня пугаешь.

Стиснув зубы, я позволяю фотографии упасть на белое ковровое покрытие. Не могу ее выбросить, и это ужасно злит, доводя до бешенства ту крошечную часть меня, что жалобно скулит из-за невозможности заполучить желаемого мужчину. Я ударяю ногой по фотографии, подбрасывая ее над моей кроватью.

Часть меня надеется, что я разбила ее. Что в следующий раз, когда я вытащу ее, она будет сломана.

— Кира!

— Встретимся внизу, мам. Дай мне минутку, — и удивляюсь, как ровно звучит мой голос. Как ни странно, довольно спокойно.

Возможно, отбрось я прочь эту картинку, это принесло бы мне больше пользы, чем когда она со мной.

Несколько секунд я слышу мамино замешательство через дверь, а потом и ее облегчение от моих слов.

Я неделями не могла произнести связно больше нескольких слов.

— Ладно... ужин...

— Спускаюсь. Я слышу тебя, мам, — произношу я слабым голосом, мой взгляд застывает на ковре под моими ногами. — Буду через несколько минут. Обещаю.

У меня занимает чуть больше времени, чем «несколько» минут, чтобы спуститься вниз. Намочив полотенце, я вытираю лицо холодной водой, по несколько минут прижимая его к каждому глазу, повторяя процесс снова и снова.

В конце концов, краснота сходит с глаз. Я ничего не могу поделать с бледностью или маской смирения на лице, но это лучшее, что я вообще могу изобразить сейчас.

Когда я спускаюсь вниз, то до чертиков радуюсь, что сегодня вечером мы с мамой вдвоем. Стивен, вероятно, работает допоздна.

Я избегаю маминого взгляда и сажусь за стол, когда она подает нашу еду. Я не уверена, что смогу съесть хоть что-то, но я должна попытаться. Ради нее. Но прежде всего ради себя.

Я не могу позволить Брайдену продолжать разрушать меня. Просто не могу.

— Милая, — шепчет грустно мама. Она останавливается рядом со мной, поскольку я пялюсь на тарелку с едой напротив, и вижу краем глаза, что она поднимает руку, чтобы коснуться меня. Мама колеблется, ее рука в воздухе.

Потом медленно кладет мне ее на плечо. Напряженно.

Ждет, что я отодвинусь.

Но я не делаю этого.

Неожиданно, напряжение, что скопилось в маме, покидает ее внезапной волной. Это чувство настолько сильное, что я чувствую, как оно сочится сквозь ее прикосновение.

Впервые за много лет я позволяю ей прикоснуться ко мне вот так. Мы никогда не станем прежними после того, как она вышла замуж за Стивена.

Потому что я все еще злюсь на нее. Потому что часть меня все еще осуждает ее решение быть со Стивеном, за то, что это разлучает меня с Брайденом.

Глупая девчонка. То, что сделали они, и близко не стоит с тем, что совершил он. Не они разлучили нас. Я начинаю понимать это совсем неплохо, я бы сказала, даже хорошо. В самом деле, хорошо.

Хочу ли я на самом деле провести остаток жизни, любя парня, которому абсолютно наплевать, что он вновь и вновь разбирает мое сердце вдребезги?

Да, жалкий маленький ребенок внутри меня хнычет.

— Милая, я хочу знать, что случилось с тобой. Кто обидел тебя?

Обеспокоенный голос матери, то, как она нежно поглаживает мое плечо, приводит к тому, что на глаза наворачиваются слезы.

Я моргаю, пытаясь сдержать слёзы. Дыхание становится прерывистым, и я срываюсь на рыдания. Мне нужно пытаться контролировать это. Я кое-как склею разбитые осколки, в которые превратилось мое сердце, и буду продолжать жить.

Он наверняка счастлив с кем-то другим.

Разве я не заслуживаю того же?

Черт, конечно да, но чтобы осуществить это, для начала мне предстоит избавиться от страха, в котором я сейчас живу. Мне нужно вернуться хотя бы к подобию нормальной жизни.

— Ничего, мам. Я не хочу говорить об этом, — я поднимаю вилку и опускаю взгляд на еду, словно это полоса препятствий, которую я намереваюсь преодолеть.

Ведь так и есть на самом деле. Еда превратилась в невыносимую пытку. Просто физической потребностью. Вот до чего меня довело расставание с Брайденом.

Но я не останусь больше в таком состоянии. Я отказываюсь.

— Кира. Я... мы все знаем, что это как-то связано с парнем, — моя мать по-прежнему поглаживает мое плечо легкими, любящими прикосновениями.

Я сдерживаю гнев, что рвется наружу. Логически, я понимаю, почему она хочет знать. На ее месте, я бы тоже беспокоилась обо мне. Это не ее вина, и я не могу рассказать ей об этом, напоминаю я себе.

— Мам, я действительно не хочу говорить об этом. Пожалуйста.

— Ладно, — она заправляет прядь моих волос за ухо и кладет руку на мою щеку.

— Но знай. Ты красавица, Кира. Даже больше. Любой парень умер бы за то, чтобы быть с тобой. Так что, кем бы ни был этот парень, знай, что он придурок, и в один прекрасный день он пожалеет, что ушел.

Резко поднимаю глаза, услышав ее комментарий, удивление повергает меня в шок. Она улыбается, глядя на меня, ее темно-серые глаза одновременно печальные и обеспокоенные.

Несколько секунд я продолжаю сидеть с открытым ртом, все еще не веря в то, что она сказала.

Внезапно, я начинаю хохотать, качая головой.

— Не могла бы ты повторить, пожалуйста?

Она улыбается и откидывает за плечо волосы, явно довольная, что заставила меня рассмеяться.

— Я сказала, что он чертов идиот, кем бы он ни был.

Я вновь смеюсь, и желание не выглядеть истеричкой отнимает много сил, но это все обман. Я не смеялась почти месяц, и сказанное ею так иронично.

— Вау, мам... Это просто... Вау.

— Что? — она выгнула бровь, все еще смеясь. — Это правда. Думаешь, я не вижу, как многие парни в городе увиваются за тобой, пускают слюни и шипят, словно они из «Ходячих Мертвецов»?

Я фыркаю в ответ на это, но не могу перестать смеяться.

— Кроме того, — она откидывает волосы и передвигается, чтобы сесть рядом со мной за стол. — Может быть, у тебя и глаза отца, но мы обе знаем, на кого ты действительно похожа, а я — великолепна, милая.

Хоть она и шутит, но я ничего не могу поделать и поддразниваю ее.

— Полегче, зазнайка. Разве ты хочешь, чтобы мир узнал, как ты на самом деле относишься к себе?

Мы все еще смеемся, когда осознание происходящего доходит до нас.

Годы напряженности, годы отдаления исчезают.

Вот так просто.

Я что, в самом деле, держала дистанцию с мамой из-за того, что злилась на Брайдена? На того, кто твердил, что я его лучший друг, а потом отбросил меня в список «еще одна девчонка с запудренными мной мозгами»?

Я стерпела внезапно нахлынувшее чувство вины. Замечательно. Сейчас я нуждаюсь именно в этом.

Я никогда не смогу принять то, что сделала моя мать, встав между Эбигейл и Стивеном, но определенно настало время отпустить это.

Давно пора отпустить старые обиды.

Как я уже говорила, очевидно, это к лучшему. Я полностью уверена, что если я и буду с кем-то, то только с тем, кто будет только моим.

— Уверена, что не хочешь об этом поговорить?

— Не-а, — снова беру вилку и накалываю маленький красный картофель. — Оно того не стоит. К тому же, как ты сказала, он чертов идиот. Без него мне будет лучше. — Я серьезно. Даже не представляете, насколько.

— Ну ладно, — мама берет свою вилку и приступает к еде. — У меня есть хорошая новость, которая тебя взбодрит. Сегодня я получила ответ от Брайдена. В этом году он приедет на Рождество.

Вилка практически выпадает из моей руки. Кусочек картофеля становится абсолютно сухим во рту, и я практически не могу прожевать его. Кладу вилку на тарелку и хватаю стакан с водой, принявшись пить в надежде, что она не заметит моей реакции.

— Это... замечательно.

Я так же надеюсь, что она не услышит нотки сарказма в моём голосе.

Черт. В самом деле? До Рождества две недели?

Две.

Это значит, что мне нужно взять себя в руки, потому что я не могу позволить ему приехать домой и увидеть меня в таком состоянии.

Постойте. Что если он привезет свою девушку? Представит ее всей семье?

Что, черт возьми я буду делать, если это произойдет?

Мой аппетит окончательно пропадает, и мысль проглотить еще кусочек пищи отвратительна, но я заставляю себя продолжать.