Это уже слишком, я не могу справиться с этим, я не заслуживаю этого.
Я сжимаю ее руки, и отталкиваю. Мои глаза распахиваются, вглядываясь в ее, принимая всю печаль и разочарование, которые я вижу в них, когда в последний раз касаюсь ее, вкушая ее вкус.
— Иди, пока Райан не застал тебя здесь.
Секунду она смотрит на меня, и, поцеловав в последний раз, практически обнаженная, в одной лишь юбке, направляется к двери. Она медленно открывает дверь и прислушивается, выглядывает в коридор прежде, чем рвануть через него в свою комнату.
Все еще под кайфом, после ее ухода я убеждаю себя, что все это был сон, но ее майка лежит у моих ног.
Я стону, натягиваю шорты и только потом волочусь в ванную. Мне нужно смыть сперму с живота и вкус Киры с моих губ.
Черт. Я заставил ее кончить.
Как же мне хочется увидеть ее лицо.
На душ времени нет, поэтому я смачиваю полотенце, чтобы очистить туловище и рот.
Налитые кровью глаза смотрят на меня из зеркала, а я даже не могу отчетливо разглядеть себя. Ни за что я не спущусь вниз, выглядя вот так. Лучше всего снять контактные линзы и надеть очки, притворившись, что у меня воспалились глаза.
— Эй, мужик, ты идешь?
Контейнер для контактных линз выпадает из моих пальцев и скользит к сливу раковины. Сердце грохочет у меня в груди.
— Черт, Рай.
Его губы кривятся.
— Ты не слышал, что я иду? Сколько ты выкурил?
Я поднимаю контейнер и тянусь к глазу, вытаскиваю линзы.
— Достаточно для отличного времяпровождения.
— Все еще под кайфом?
Я поворачиваюсь к нему и выгибаю бровь.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что ты нахрен обдолбался. Немного переборщил. Моя мать может заметить.
Он качает головой.
Я закатываю глаза. Заметит ли Соня — это наименьшая из моих проблем.
— Я выкурил всего два косяка.
— Ты оставил хоть что-то на потом?
Я плотно закрываю контейнер, закапываю глазные капли и, сморгнув лишнее, надеваю очки.
— Да, там осталось достаточно для вечеринки.
Мы иногда курили, но я чувствовал, что не переживу это лето без небольшой помощи, когда Кира будет жить всего через коридор от меня
— Ты в порядке? — его бровь выгибается, и он скрещивает руки на груди, когда прислоняется к дверному косяку.
Нет. Я ни хрена не в порядке.
Прежде чем я могу ответить, щелкает замок на двери Киры, привлекая внимание.
Райан поворачивается и улыбается.
— Привет.
Она замирает в коридоре, широко раскрытые глаза смотрят то на меня, то опять на Райана.
— Привет.
— Как отдохнула?
— Что?
Он смеется и указывает на ее волосы.
— У тебя настоящий хаос на голове.
Дерьмо. Он прав, только это не из-за сна, это растрепанные волосы после близости.
Ее кожа покрывается румянцем, глаза по-прежнему широко раскрыты, оглядываясь по сторонам.
— Эй, идиот, верни мне мою расческу.
Я смотрю вниз на стойку, хватаю ее расческу и передаю ее Райану.
Он хмурится, глядя на нее.
— Почему бы тебе просто не войти, здесь две раковины.
Мы оба замираем, зная, почему она не может. Потому что никто из нас не в состоянии скрыть это от него. Чем ближе мы находимся, тем хуже становится, мы больше совершаем ошибок, и он может догадаться.
Я протягиваю руку, и она выхватывает из нее расческу.
— Потому что ты загораживаешь дверь, тупица, а я просто хочу причесать свои долбаные волосы.
Я рассматриваю ее тело и начинаю задыхаться. Ее руки поднимаются, расчесывая волосы, и когда приподнимается ее футболка, становится видно отпечатки моих пальцев. Она переоделась в шорты и футболку, и я чуть не умер от вида следов от моих зубов на внутренней стороне ее бедра.
В любое другое время, я бы бросился на пол и начал лизать ее кожу, отметины, оставленные мною, и вновь проделывал бы это. Но в ней не должно остаться ничего, что напоминало бы обо мне, потому что мы никогда не должны прикасаться друг к другу. Но вместо этого я чувствую иное: я угасаю на месте и надеюсь, что Райан не заметит этого.
Это отрезвляющий удар под дых.
Что я наделал?
Что, черт возьми, я наделал?!
Все то, что я всегда желал? Да. Но это не меняет того, насколько все неправильно.
— Ты не замерзнешь? — спрашиваю я, и она поворачивается ко мне, прищурив глаза в замешательстве.
— А ты?
Я смотрю вниз и только сейчас понимаю, что я в баскетбольных шортах.
— Пойдемте, детишки, ужин готов! — голос Сони долетает до нас с первого этажа.
Райан стонет.
— Увидимся там, и побыстрее, пока она не заставила меня подняться сюда снова.
Как только он спускается по ступенькам, я поворачиваюсь к Кире.
— Прикройся, — рычу я.
— Зачем?
— Потому что я не могу видеть, что сделал с тобой.
Разве она не видит? Выражение ее лица подсказывает мне, что нет. Я протягиваю руки между ее ног, сжимая внутреннюю сторону ее бедра, так близко к ее киске, что мне приходится сдерживаться, чтобы не провести по ней пальцами. Она вздыхает, когда понимает. Я снова слишком близко, мое тело в нескольких дюймах от нее, мои губы почти касаются ее.
— Они тоже это увидят.
— Что, если я хочу, чтобы люди видели?
Я отодвигаюсь.
— Что?
Она приближается на шаг, и моя рука поднимается выше, удобно размещаясь на ее бедре именно там, где она того хочет. Одною рукою она проводит по моей груди, опускаясь вниз к животу. Мышцы сокращаются, а сердце ускоряет свой ритм, равно как и мое дыхание.
— Что, если я хочу, чтобы люди знали, что ты сделал со мной? Что, если я хочу носить это с гордостью?
Она убивает меня, привлекает, притягивает, борется со мной и говорит мне, что ей не только нравится то, что я сделал, но и что хочет большего.
И я тоже хочу всего этого. Я хочу, чтобы люди видели и знали, что это оставил я, отметил ее своей.
Но я не могу.
Это ничего не изменит.
То, что я сделал, неправильно, очень. И это не должно повториться. Никогда.
Теперь она моя сводная сестра и была ею на протяжении двух лет.
Мышцы моего пресса напрягаются, когда она пальчиками скользит по краю моих шорт. Ее прикосновения, жар, что я вижу в ее глазах, вынуждают мой член среагировать. Это словно чертовски притягивающий луч.
Я отстраняюсь, но мои пальцы напрягаются, не желая отпускать ее.
— Мы не можем.
Я обхожу ее, чтобы направиться в мою комнату накинуть рубашку. Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, я вижу ее через наши двери, снимающую шорты. Замечаю еще больше видимых синяков от моих рук, и мой член дергается.
Низко рыча себе под нос, я шагаю вниз, опустив голову. Я не могу оторвать взгляд от пола. Такое чувство, что я заслуживаю быть втоптанным в него.
Когда я добираюсь до нижней ступеньки, Соня фыркает.
— Ну наконец-то.
— Прости, — мямлю я, не в силах посмотреть в глаза своей мачехе.
Меня вновь одолевает чувство вины, потому что я, в буквальном смысле, одернул свои бедра, чтобы не лишить ее дочь девственности. Чувство вины больше в отношении Киры, нежели ее матери. Я все еще не забыл, что она та женщина, вставшая между моей матерью и отцом, даже если она была не первой.
Не то, чтобы это имеет значение прямо сейчас. Все, что важно — это огромная ошибка, которую я совершил. То, что я только что делал наверху.
Я так сильно до сих пор хочу закончить то, что мы с Кирой начали в моей постели.
В этот момент я понимаю, что не могу остаться. Мне нужно уехать. Без вариантов.
Я не могу находиться так близко к ней. Не после того, что случилось. Не после осознания того, насколько сильно она тоже меня хочет. Я останусь на ужин, поскольку не хочу, чтобы у кого-нибудь закралось сомнение, но как только смогу — уеду отсюда.
Я бросаю вещи в сумку, не беспокоясь о порядке. Запихиваю все, так как чертовски хочу быстрее сбежать подальше от нее.
— Что ты делаешь? — спрашивает Райан, замерев в дверях моей комнаты, но я не могу даже взглянуть на него.
— Мне нужно уехать
— Уехать?
— Да, к матери.
— Я думал, ты останешься здесь до июля.
— Да, просто... кое-что изменилось. Я ей нужен.
Это чертова ложь. Только моя мать знает, как тяжело мне находиться рядом с Кирой. Моя мать единственная, с кем я могу поделиться.
— Все в порядке? — беспокоится Райан.
Черт. Дерьмово, мужик. Чтоб меня.
Я не могу на него смотреть. Я кусок дерьма, который не заслуживает его дружбы.