16. ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ
Рано утром пятнадцатого июля коммунары уже сидели в вагонах. В первом поместился оркестр, во втором - первый и третий взводы, в третьем – второй и четвертый - пацаны и девчата. Поместился и я с этой компанией, наиболее предприимчивой и опасной в пути.
Ожидая посадки на вокзале, истомились без сна, и поэтому, как только распределили командиры места, открыли ребята корзинки, достали одеяла и завалились спать. Даже самое замечательное наслаждение, о котором все мечтали за месяц до похода - смотреть из окна вагона, было отложено до будущего времени. Только в Донбассе выставили ребята любопытные носы в окна и засыпали друг друга вопросами:
- Ты, наверное, не знаешь, что это за такие кучи?
- Я знаю.
- Ты, наверное, думаешь, что это уголь? Ха, ха, ха...
- А по-твоему, это дрова?
- Это - порода. Понимаешь? Порода, земля...
- А ты все понимаешь? Это, по-твоему, доменные печи?
- Нет, не доменные.
- А что?
- А тебе какое дело, что?
- Это тоже порода?
- Вот народ какой, эти пацаны!.. - говорит Сопин, командир четвертого взвода. - Ну вот, из-за чего они ссорятся?
- Мы разве ссоримся? Мы разговариваем.
- Знаю, какие эти разговоры. Это разговор, а через минуту начинают драться. У меня во взводе чтобы этого не было!
В переднем вагоне заиграл сигнал. Пацаны прислушались.
- Хлопцы, на завтрак!..
Из-под одеял высунулись головы.
- Странно, как-то, вставать не играли, поверки не играли, а прямо в столовую...
В вагон входит Кравченко, член хозкомиссии и ее признанная душа.
- Командир, давай пацанов, получить по фунту хлеба, по два яйца и по яблоку.
- Мы в хлебе не нуждаемся, - говорит Сопин.
- Отправишь двадцать буханок в средний вагон, там разрежем.
По вагону проходит Клюшнев. Сегодня он дежурный командир.
- Что в вагоне не было скорлупы, крошек, санобход будет после завтрака.
Они с Кравченко удаляются, преисполненные важности, - они имеют право переходить из вагона в вагон. За ними отправляется несколько пацанов за завтраком. В отделении девочек тоже зашевелились. Прибежали старшие за буханками и тоже в зависти.
- Вот здорово, у них какие окна, по три человека может смотреть...
Снова в вагоне Кравченко.
- Если у кого попадется плохое яйцо, скажи командиру - обменяем.
Кравченко великий специалист своего дела. он провел хозкомиссию в крымском походе и теперь, когда его выбирали, чуть не плакал:
- Пожалейте, хлопцы, никогда покою нету, и день и ночи паришься.
Но хлопцы его не пожалели:
- Не ври, чего там паришься! А у нас поход серьезный, сан понимаешь! А тебе что? Мы пехом жарим, а ты в обозе едешь, и пищи у тебя хоть завались...
- Та на ту пищу давытысь протывно...
В крымском походе с ним случилась смешная история, которую никогда коммунары не забудут. Колонна коммунаров спустилась в Симеиз прямо от обсерватории через Кошку, а обоз пошел по шоссе. На каком-то повороте слез Кравченко с воза и присел на дороге переобуться, потом на что-то загляделся и потерял обоз из виду. Бросился вдогонку, попал не на ту дорогу и совсем заблудился. Обоз вошел в Симеиз, присоединился к колонне, а Кравченко нет. Ждали, ждали и забеспокоились. Уже стемнело. Послали трубачей в горы и сказали:
- Играйте сбор, не поможет - играйте на обед, обязательно прибежит.
Но и "на обед" не помогло. Так Кравченко и не нашли и без него на другой день отправили обоз в Ялту, а сами погрузились на катер. Большинство было опечалено трагической гибелью Кравченко, но опытные коммунары говорили:
- Найдется старый, не бойтесь...
Действительно, в Ялте на набережной, когда мы сходили с катера, нас встречал Кравченко, измазанный и потертый.
- Где тебя черт носил? - спрашивают у него.
- Да где ж? Я ото отстал от обоза, черт его знает, куда оно повернуло, ходил, ходил, та й пришел в Симеиз отой самый. Спрашивал, кого только не спрашивал, чи не видел кто обоза, так никто и не видел, как сквозь землю провалился. Так я й пошел прямо в Ялту, денег со мной же не было...
Коммунары, пораженные, выслушали эту исповедь.
- Да слушай ты, халява!
- ну, чего же я халява? - спросил Кравченко обиженно.
- Халява! А чего ж ты не спросил, чи не бачылы тут хлопцив з музыкою? - Та на що мени музыка ваша, - разозлился Кравченко, - когда мени обоз був нужный!.. А дэ ж вин зараз?
- Кто?
- Та обоз же, от ище дурень...
- Обоз в пять часов отправился в Ялту.
Кравченко юегом бросился в город... Так и не разобрал он, почему его назвали халявой.
Теперь Кравченко опытнее и, пожалуй, не потеряется, но и теперь он умеет ограничить свои действия формулами самой ближайшей задачи.
После завтрака культкомиссия притащила газеты и журналы, купленные на узловой станции. Но недолго коммунары предавались политике, завязались разговоры. Они были на границе двух эпох, совершенно не похожих одна на другую: они только что оставили свои станки и развороченную в стройке коммуну, но еще не вступили в сложные переплеты похода. Говорили все-таки больше о коммуне.
- А интересно, чи отремонтирует станки Соломон Борисович?
- А на что тебе станки эти? Там, брат, будут такие машины!..
- Не успеют к нашему приезду...
- Успеют!..
- А здорово дорога вышла, красота!..
- А вот хлопцы, сто пятьдесят новеньких как напрут, ой-ой-ой...
Напрасно мы позадавались перед Правлением.
Дело в том, что в Правлении все-таки побаивались - новенькие разнесут.
Но коммунары в Правлении говорили:
- Вот увидите, как тепленькие на места станут...
- Все-таки лучше пригласить двух-трех воспитателей.
- Хуже, гораздо хуже, волынка будет. Вот увидите: срок четыре месяца, через четыре месяца не отличите, где старый, где новый, мы уже это знаем.
Это положение - обработать новых за четыре месяца без помощи воспитателей - без всякого формального постановления сделалось почему-то обязательством коммунаров, его признавали как обязательство и коммунары и Правление и о нем часто вспоминали. Большинство коммунаров считало, что вопрос о новых вообще - вопрос пустяковый, гораздо труднее в их глазах был вопрос о заводе.
Только подъезжая к Владикавказу, мы стали больше предаваться перспективам ближайшего будущего. На Минеральных Водах на секундочку задержались с воспоминаниями: многие ребята в свое время посетили Минеральные Воды и не имели командировки Курупра. Вспоминали сдержанно и недолго:
- Тут летом жить можно...
Владикавказ встретил нас проливным дождем. Из вагонов не вышли, думали вот перестанет. Но дождь у них какой-то странный: жарит и жарит с одинаковой силой, без всякого воодушевления, ровно, упорно, и самому ему как будто скучно так однообразно поливать землю, а он все-таки поливает и поливает. Просидели час в вагонах и пришли в полное недоумение. Собрали совет командиров взводов.
Никитин председательствует в совете. Степан Акимлвич зло смотрит на станционное здание, поливаемое дождем.
- Вот дьявол заладил. Так вот, товарищи. Под таким дождем погрузиться на подводы, достать хлеба, выступить невозможно.
- Уже и поздно, - говорит Никитин, председатель маршрутной комиссии. - Нам полагалось выйти из города в 10 часов, а сейчас уже два. Опоздали, а теперь дождь этот, пока соберемся и погрузимся, будет уже вечер, куда же идти под дождем. Давайте ночевать...
С нами сидит и думает представитель ОПТЭ.
- А как же обед? Мы для вас обед приготовили. А ночевать где вы будете?
- А нельзя в вагонах?
- А пожалуй, что и можно...
- А обедать как-нибудь проберемся позже...
На том и решили. Начальник станции разрешил переночевать в вагонах. Коммунары занялись уборкой, часть отправилась на поиски фруктов, и через пятнадцать минут весь базарчик на площади перед вокзалом был прикончен. Под вечер кое-как пробрались в город и пообедали.
Представитель ОПТЭ говорил нам:
- На дождь не смотри, дождь три дня, четыре дня будет. Ты иди, там дождя не будет...
Решили завтра выступать во что бы то ни стало. До вечера спорили и торговались с возчиками, договорились о шести парных арбах за пятьсот рублей до Тифлиса. Помогло то обстоятельство, что мы захватили с собой их Харькова несколько мешков овса.