Изменить стиль страницы

— Они поднялись в спальню Коты.

— Спасибо, — сказала я, закрыв дверь за собой. Джессика обратно вернулась в спальню, Макс последовал за ней.

Я открыла дверь в комнату Коты и внезапно поняла, что вероятно мне следовала постучать. Было неловко из-за того, что я просто вбежала по ступенькам. Он бы услышал меня, если бы я постучала?

Я решила позвать его на середине лестницы.

— Кота? Габриель? — позвала я.

Я услышала скрип и звуки шуршащей бумаги. Кота и Габриель высунули головы из-за перил.

— Эй! — сказал Габриель. Он снял рубашку и галстук. Он остался в белой обтягивающей футболке, которую он надел под низ. Он был худым, и она обтягивала его грудь и руки, смотрелся он классно.

— Ты сделала это. Как ты сбежала?

Я прошла оставшиеся ступеньки.

— Моя сестра убежала куда-то, так что я подумала заглянуть к вам.

Кота переоделся из рубашки с воротом и галстука в зеленую футболку. Он наклонился ко мне.

— Насколько ты можешь остаться?

— Я не знаю, если замечу ее возвращающейся, то уйду. Или до того, как папа придет домой.

— Ты уверена, что все хорошо?

— Ой, да ладно Кота, — сказала Габриель, своими тонкими пальцами он обхватил мою руку и потянул меня в комнату.

— Если бы она слушалась родителей, то никогда бы не выходила из дома. Если бы она не вырвалась, мы бы не увиделись с ней.

Кота переминался с ноги на ногу, пытаясь решить, было ли это хорошей идеей. Я удивилась от того, что он чувствовал вину за вчерашнее, когда у меня были проблемы. Я искала слова, которые бы успокоили его, но ничто не казалось правильным. Я не хотела возвращаться, так что сделала лучшее, что могла придумать, я улыбнулась тепло ему, надеясь, что он поймет. Он сомневался, но сделал шаг назад, смирившись.

Я села на одной стороне кровати Коты, бросив рюкзак на пол. Габриель заполз на кровать, скрестил ноги и указал на гору бумаг, которую собрал посередине.

— Мы уже сделали домашние задания. Ты можешь поверить в это?

— У меня тоже его много, — сказала я. — Что вы делаете по английскому?

— Я уже закончил, — сказал он. Он просмотрел листы, достав один.

— Это похоже больше на слова песни, чем на поэму.

— Могу я посмотреть?

Он передал мне тетрадный лист.

— Не очень хорошо.

Его поэма была о потерянной принцессе в башне, и принц влюбился в нее, стоя внизу. Он кидал ей яблоки вверх каждый день, надеясь, что она будет думать о нем и есть яблоки. Однажды он ударил ее по голове, и она упала из башни и умерла. Принц чувствовал себя так плохо, он взял ее на вершину горы, где остался с ней, пока не замерз до смерти ночью, связав их вместе на веки вечные во льду.

— Она грустная, — сказала я. — Трагическая.

Он ухмыльнулся.

— Девушкам нравится это дерьмо.

— Мне нравятся счастливые концы.

Он вытянул лицо, наклонился назад, положив локти на кровать.

— Жизнь не всегда может быть счастливой.

— Так и есть.

Я передвинулась, сев подальше на кровати, свесив лодыжки к краю, и спиной облокотилась на стену. Кота склонился над столом.

— Ты закончил свою, Кота?

— Работаю над этим вообще-то.

— Как продвигается?

Он сел, повернулся на стуле, держа тетрадь.

— Я не знаю. Что рифмуется с формальдегидом?

Я распахнула широко глаза. Габриель рассмеялся, почесав лоб.

— Чувак, какую поэму ты пишешь?

Кота моргнул.

— Она о докторе.

— Доктор влюбился? — спросил Габриель.

— Нет.

— Кто-то умер?

— Технично, в истории никто.

— Что он делает?

— Он проводит аутопсию.

Я посмотрела на Габриеля, и мы вместе улыбнулись. Я протянула Коте руку.

— Могу я посмотреть ее?

Щеки Коты покраснели, и он протянул мне тетрадь. В поэме было много длинных слов, объясняющие процедуры вскрытия мертвого тела. Она выглядела больше, как набор инструкций, рифмующихся в каждой строчке. Из-за страшных деталей, я почувствовала тошноту. Была ли она точной? Как он узнал, как проводить аутопсию?

— Кота… — сказала я, неуверенная, как выразиться правильно.

— Я не очень хорош в этом, — сказал он, вертя рукой на краю подлокотника. — Я не особо творческий человек.

Я подумала о строчках. Это была не плохая работа. Она была слишком формальной.

— Могу я взглянуть на твою ручку?

Он протянул мне ее. Я поменяла местами несколько слов и добавила несколько фраз в конце. Когда я закончила, то протянула лист обратно ему.

Он просмотрел мои заметки и улыбнулся, потряс головой.

— Это ужасный кусок.

— У тебя он уже был. Тебе нужно просто поменять восприятие. Живой пациент, прооперированный убийцей.

Он рассмеялся, поправив очки вверх указательным пальцем.

— С твоих слов, я звучу умнее, чем есть.

— О чем ты говоришь? — сказал Габриель. — Если что-то и может дать эта школа, так только отупение. Я удивлен, что ты с этим собираешься пойти в обычную общественную школу.

Кота пожал плечами, откинувшись назад на стул и качаясь ногами.

— Вы же собираетесь. Что мне следует сделать?

— Лично я, — сказал Габриель, — сожалею, что мы вообще начали. Это школа выглядит безнадежно. Я имею в виду классные комнаты, ты же видел.

— Трейлеры — это необычно, — сказала я, не найдя слова получше.

— И библиотека, — добавил Габриель.

Кота потер подбородок.

— Обычная библиотека.

— И давайте даже не обсуждать обеденный перерыв, — сказал Габриель. — Я имею в виду… вы сами видели. Люди все еще стояли в очереди, когда прозвенел звонок.

— Что-то не сходится, — заметил Кота, потирая щеку и складывая руки на груди. — Все эти проблемы с директором сегодня. Я думаю, у мистера Блекборна и мистера Хендрикса немного разные планы на нас.

Я не задумывалась над этим раньше, но сейчас, при обсуждении, возложить такую ответственность на плечи семи учеников правда выглядело неразумно.

— Кто все это спланировал? — спросила я. — Кто попросил вас всех прийти в эту школу?

— Весь план был придуман школьным советом с участием администрации, — ответил Кота. — Формально, последнее слово оставалось за директором, но на него оказывали огромное давление, чтобы нас приняли. То есть, либо он делает это, либо лишается должности. Он заявлял, что не может гарантировать безопасность «испорченных» учеников. Школьный совет думал, если мы улучшим состояние школы в общем, власти штата занялись бы строительством еще одной школы неподалеку, чтобы разделить население. Они не будут инвестировать в школу, которая изначально выглядит пустой тратой времени.

— А разве это им необходимо? — спросила я. Я была удивлена, что они разговаривают со мной об этом. Потом я наконец-то поняла, что они говорят не об Академии, а о моей собственной школе. Это не может считаться секретом Академии.

— Разве вы не дали школе деньги, которые им нужны были?

— Ты так думаешь, — сказал Кота, — единственный способ привлечь внимание к школе — это хорошие оценки и расписание для каждого поступающего ученика, и финансовый интерес от государственных чиновников над контролированием школьных затрат. Они только помогают школам, в которых видят ценность, и поэтому она приходит в упадок. Они следят больше за прибылью средних и высших прилегающих соседей. У них больше влияния, чем у бедных районов. Здесь не слишком много голосующих. Однако поступило деловое предложение от одного государственного чиновника. Он написал, что если Эшли Вотерс станет лучше, он даст добро для строительства другой школы.

— И поэтому это глупо. Здесь нет никаких ценностей. Даже если они захотят еще построить две новые школы. Руководство отвратительное. Я чувствую, что мы просто тратим наше время, — сказал Габриель. Он вытянул ногу над своим домашним заданием, слегка коснувшись ступней моей ноги. — Если бы это было не для тебя, я бы спросил мистера Блекборна, можем ли мы бросить эту затею.

Его отношение удивило меня. Они могут уйти, если захотят? Что если бы их выперли, или это было бы слишком?

— Вы не должны оставаться ради меня, — сказала я мягко. — Я имею в виду, если вы считаете, что это плохая идея.

Я не хотела быть такой скрупулезной по этому поводу. Они были единственными моими друзьями в школе. Даже если так, казалось просто глупым, оставаться только из-за меня. Если бы у меня был выбор, я бы осталась? Я могла только представить, какой была Академия, но знала, что она точно была лучше, чем школа «Эшли Вотерс».