По моим оценкам, координаты места, где лежат эти камни, таковы: 22 градуса, 3 минуты 14 секунд южной широты и 125 градусов 0 минут 39 секунд восточной долготы. Климат в этой местности тропический, а само пребывание в пустыне довольно утомительно.

Жду Вашего возможного ответа на это письмо и, повторяю, горю желанием принять участие в любом предпринятом Вами начинании в этой области. Изучив Ваши статьи, я проникся убежденностью в необычайной важности данного исследования. Доктор Бойл напишет Вам позже. В экстренных случаях можете воспользоваться телеграфом.

Искренне Ваш —

Роберт Макензи».

События, последовавшие непосредственно за получением мною этого письма, были отчасти освещены в печати. Мне крайне повезло, что я смог заручиться поддержкой Мискатонского университета, а Макензи и доктор Бойл провели большую подготовительную работу с австралийской стороны. При этом мы не стремились к широкой огласке нашего мероприятия, хорошо понимая, какую пищу это могло бы дать бульварной прессе. В общем, сообщения о нашей экспедиции оказались весьма скудными, однако достаточными, чтобы получить представление о намечавшемся исследовании древних австралийских развалин и всей подготовительной работе. В путешествии нас сопровождали профессор Уильям Даер с кафедры геологии, возглавлявший в 1930-31 годах антарктическую экспедицию, Фердинанд Эшли с кафедры истории древнего мира, Тайлер Фриборн с кафедры антропологии, и мой сын Уингейт.

В начале 1935 года Макензи прибыл в Эркхам, чтобы принять участие в заключительной стадии подготовки экспедиции. Он оказался поистине незаменимым знатоком своего дела и к тому же весьма приветливым человеком лет пятидесяти, превосходно начитанным и хорошо знакомым с особенностями путешествий по Австралии.

В Пилбарре нас ждали его тракторы, которые мы погрузили на плоскодонную баржу, чтобы добраться по реке до пункта назначения. Раскопки мы намеревались проводить максимально тщательно, просеивая каждую пригоршню песка и ничего не нарушая на месте проведения работ.

Отправившись 28 марта 1935 года из Бостона на пыхтящем «Лексингтоне», мы беззаботно отдыхали, пока судно пересекало Атлантический океан, Средиземное море, Суэцкий канал, Красное море, и наконец направилось через Индийский океан к цели нашего путешествия. Не стану утомлять вас описанием того, сколь гнетущее впечатление произвел на меня сам вид австралийской пустыни, зато доктор Бойл, встретивший нас на месте, оказался приятным интеллигентным мужчиной средних лет, и мы с сыном провели немало времени в обсуждении с ним различных психологических проблем, специалистом в которых он являлся.

Дискомфорт полевых условий и нетерпеливое ожидание странным образом смешивались в каждом из нас, когда экспедиция в количестве восемнадцати человек наконец отправилась в путь по бескрайним просторам песка и камня. В пятницу 31 мая мы вброд пересекли один из рукавов Де Грей и вступили в царство развалин. Приближаясь к месторасположению легендарного мира, я испытывал жутковатое ощущение, порожденное, естественно, тем, что мои тревожные сновидения и псевдовоспоминания по-прежнему продолжали держать меня в своей неодолимой власти.

В понедельник 3 июня мы увидели первые наполовину вросшие в песок каменные блоки. Невозможно выразить словами охватившие меня эмоции, когда я прикоснулся — не во сне, а наяву — к осколкам гигантской каменной кладки, в точности повторявшей детали тех блоков, из которых были сложены стены моих призрачных сооружений. На них явно проступали следы глубокой резьбы, и руки мои дрожали, когда я опознал часть извилистых узоров, с адской настойчивостью преследовавших меня сквозь годы мучительных кошмаров и поразительных исследований.

За месяц раскопок мы обнаружили в общей сложности тысячу двести пятьдесят блоков различной степени изношенности и разрушения. В основном они представляли собой высеченные мегалиты с изогнутыми вершинами и основаниями; встречались также экземпляры меньших размеров, более плоские и гладкие, квадратные или восьмиугольные — похожие на те, что в моих сновидениях устилали полы зданий и тротуары улиц, — а отдельные образцы отличались особой массивностью и специфическими дугообразными или косыми срезами по краям, что наводило на мысль об их использовании в сводчатых перекрытиях, арках или обрамлении круглых окон.

Мы копали вглубь в северном и восточном направлениях и находили все новые блоки, хотя пока не могли обнаружить в их расположении признаков сколь-нибудь стройной системы. Профессор Даер был поражен колоссальным возрастом этих каменных глыб, а Фриборн выявил следы символов, перекликавшихся с некоторыми легендами папуасов и полинезийцев, дошедших до нас с незапамятных времен. Состояние и разброс блоков безмолвно указывали на головокружительные промежутки времени и геологические потрясения небывалой, поистине космической мощи.

Мы располагали небольшим аэропланом, и мой сын Уингейт неоднократно поднимался на нем в воздух, чтобы с высоты оглядеть песчаные просторы пустыни и попытаться уловить хотя бы самые смутные намеки на какую-то систему, либо обнаружить значимые различия в расположении блоков. К сожалению, всякий раз результаты этих полетов оказывались негативными, поскольку там, где сегодня он обнаруживал некое подобие более или менее устойчивого рисунка, завтра появлялись новые, столь же иллюзорные признаки структуры, что, несомненно, являлось следствием перемещений масс песка под напором прекращающегося ветра.

Пару раз, однако, его эфемерные догадки вызывали в моей душе смутные и весьма малоприятные ощущения. Они словно странным образом перекликались с тем, что я видел во сне или о чем когда-то читал, но потом основательно забыл. Было в них нечто отвратительно знакомое, что заставляло меня украдкой бросать опасливые взгляды в разные концы этой безбрежной местности.

В первую неделю июля у меня сформировался необъяснимый комплекс эмоций, имевших отношение ко всему этому северо-восточному региону. В нем переплетались ужас и любопытство, а кроме того меня неотвратимо преследовала некая запутанная и противоречивая иллюзия воспоминаний.

При помощи всевозможных психологических приемов я пытался выбросить все эти фантазии из головы, однако неизменно терпел полный крах. Потом откуда ни возьмись нахлынула бессонница, но я был почти рад ей, поскольку она значительно укорачивала мои сновидения. Вскоре у меня сформировалась привычка совершать по ночам долгие одинокие прогулки по пустыне — обычно в северном или северо-западном направлениях, — куда меня словно смутно влекла масса новых странных ощущений.

В ходе таких прогулок я иногда спотыкался о кусок древнего камня, и хотя по сравнению с началом раскопок лежавшие на поверхности глыбы попадались относительно редко, я был уверен, что под землей их осталось во много крат больше, чем нам удалось обнаружить. Местность здесь была не столь ровной как в зоне нашего лагеря, а беспрерывно дувшие ветры то там, то здесь образовывали причудливые, почти фантастические временные песчаные курганы, скрывая следы верхних блоков и неожиданно обнажая те, что располагались ниже.

У меня почему-то возникло странное желание провести раскопки также и на территории моих ночных блужданий, хотя к этому чувству примешивалось смутное опасение того, какие находки они могут принести. Я сознавал, что психическое состояние мое с каждым днем становилось все хуже, но самое неприятное заключалось в том, что причины этих перемен оставались для меня совершенно непонятными.

Подтверждением моего нервного истощения является хотя бы то, каким образом я реагировал на загадочную находку, обнаруженную во время одной из моих ночных прогулок. Это произошло вечером 11 июля, когда окружавшие нас таинственные холмы залила почти мистическая бледность лунного света.

Пройдя чуть дальше своего обычного ночного маршрута, я наткнулся на крупный камень, который заметно отличался от всего того, что мы находили ранее. Он был почти полностью скрыт под слоем песка, но я наклонился и очистил часть его, после чего принялся внимательно разглядывать, подсвечивая к дополнение к лунному свету лучом карманного фонарика.